Третью и четвертую группу составляли Лют и его люди. Так как они были разделены, то и я поделил их на две неравные части: капитан и все остальные. Матросы и прочие, кто выжил, были отделены от нас надежными переборками, и попасть в центральную часть лодки не имели ни малейшей возможности, оказавшись отрезанными от нас в задней и передней части субмарины. Капитану же я выделил двухместную каюту, в которой он изредка урывками спал.
Ах да, был еще и пятый элемент, как я теперь называл Джорджа. Он словно помешался после смерти брата и мыслил исключительно категориями мести Люту. Все его желания и действия были нацелены на то, чтобы обрести свободу и прикончить капитана. Но я его надежно запер в одной из кают, и выбраться оттуда без посторонней помощи он не мог. Остальные же британцы признавали, что капитан нам пока что нужен, и убивать его резона нет. Поэтому с моим решением посадить Джорджа под замок не спорили.
Впрочем, хотел бы я посмотреть, кто сейчас стал бы со мной спорить. Вечно не выспавшийся, с красными, как у тысячелетнего вампира глазами, я не выпускал автомат из рук, настороженно зыркая по сторонам в поисках малейшей угрозы. Но лодка уверенно держала курс в заданном направлении, все были при деле, и до сих пор ни один член моей новой команды не попытался напасть на меня. Однако это не означало, что они не сделают это позже, когда удобный случай подвернется. Так что я вовсе не обольщался и продолжал, как мог, контролировать ситуацию.
Мы должны были или обогнуть Данию с севера или пройти Кильским каналом, чтобы попасть в Балтийское море, а там прямым ходом следовать на северо-восток, стараясь держаться подальше от судоходных путей, где имелась опасность повстречаться не только с транспортниками, но и с немецким конвоем, который мог бы нас засечь и попытаться уничтожить.
Расстояние по прямой от точки, где мы захватили субмарин, до цели составляло порядка двух тысяч километров. Но с учетом того, что требовалось сделать изрядный крюк у берегов Дании, я мысленно прибавил еще пятьсот-шестьсот километров.
Учитывая, что скорость лодки составляла чуть больше тридцати километров в час в надводном положении и всего порядка тринадцати — в подводном, а большую часть пути предстояло преодолеть именно под водой, то идти нам предстояло долго — около недели. Всплывать и идти поверху мы могли исключительно ночами, да и то, если вокруг не наблюдалось немецкой активности. И все же даже эти короткие, несколько часовые переходы сильно экономили общее время до конечной цели.
К моему удивлению, не только я забыл, что такое сон. Капитан Лют тоже, казалось, постоянно бодрствовал, выходя из рубки управления только до гальюна и обратно. Если бы он не был постоянно у меня перед глазами, я подумал бы, что капитан тайком принимает стимуляторы. Но нет — он держался исключительно благодаря собственной воле, правда, время от времени ему все же удавалось вздремнуть часок-другой.
С продуктами и пресной водой проблем не имелось, на камбузе было полно консервов. И раз в два дня я отправлял ирландца и Турка пополнить наши запасы. В такие моменты я делал по корабельному радио предупреждение, и матросы освобождали камбуз от своего присутствия.
Я все ждал, не устроят ли они засаду на моих посыльных, но пока все было спокойно. Скорее всего, бунта не происходило еще и по той причине, что команда понятия не имела, куда именно движется субмарина. Для них мы являлись посланцами фюрера и, по логике вещей, должны были желать прибыть в один из немецких портов, к примеру, в Гамбург. Как они объясняли себе происходящее на борту, понятия не имею. Но человеческий разум обладает одним удивительным свойством: если ты чего-то не знаешь, то сам придумаешь тысячу вариантов ответа, сам в них и поверишь.
Вот только если бы матросы узнали правду об истинном положении вещей, то все могло бы перемениться в одну секунду. Открытого бунта я особо не опасался, потому как легко перестрелял бы всех, но вот саботаж мог произойти легко… и что бы мы делали посреди Балтийского моря на вышедшей из строя лодке? К счастью, приборов, с помощью которых матросы могли бы определить текущее месторасположение субмарины, у них не имелось.
Так мы и шли день за днем к Кронштадту, оставив позади уже более полутора тысяч километров водной глади. За все прошедшее время у нас не случилось ни единого ЧП, мы вовремя засекали все шедшие мимо суда, выжидали, пока они минуют нас, и лишь потом продолжали свой путь.
Мне уже казалось, что таким образом без приключений мы и доберемся до намеченной точки. А там, глядишь, и прорвемся каким-то образом к своим сквозь блокаду залива.
И, наверное, я начал слегка расслабляться, потому что в один момент понял, что сплю, стоя с открытыми глазами.
Встрепенувшись, я поймал на себе внимательный взгляд О’Хары. Чертов ирландец постоянно следил за мной, терпеливо выжидая, как тигр добычу, в надежде воспользоваться первым же подвернувшимся шансом.
Я погрозил ему пальцем.
— Даже и не думай!
О’Хара сплюнул и отвернулся, поняв, что момент еще не наступил. Нет, с этим нужно было что-то делать! Может, запереть его вместе с Джорджем? Но рабочих рук у нас и так не хватало, а если убрать ирландца, станет совсем тяжело. Океанская субмарина — это огромный механизм, требующий усилий многочисленной команды.
Воздух в рубке было сухой и невкусный, если можно так выразиться, вдобавок крепко пахло мужским потом, но я уже настолько привык ко всему, что почти не ощущал раздражающие запахи. Я давно сменил одежду, избавившись от немецкой формы, и теперь ходил в обычном комбинезоне, прицепив ножны к поясу. Автомат же я практически не выпускал из рук, не зная, в какой именно момент он мне пригодится.
— У нас гости! — негромко сообщил Турок, выйдя из акустической комнаты. Все эти дни он отвечал за контроль над внешним миром.
Была ночь, но мы шли под водой — эти два дня на поверхности наблюдалась высокая активность немцев, и мы решили пока особо не высовываться.
— Что там? — недовольно повернулся к нему Флеминг.
— Слышу шум, идентифицирую его, как работающие винты корабля. Цель находится на расстоянии четырнадцати миль, под курсовым углом тридцать градусов со стороны правого борта. Он идет прямо на нас, сэр!
— Наше положение?
— Скорость четыре узла, глубина погружения двадцать пять метров.
— Можно точнее определить, кто это такой?
— Предположительно, линкор типа «Бисмарк».
— Неужели, «Тирпиц»? — удивился Вольфганг, прекрасно понимавший по-английски.
— С чего вы решили? — спросил я, не особо разбираясь в типах и наименованиях немецкого флота.
— Если ваш акустик прав, — пояснил капитан, — то тут и гадать нечего. Всего существовало лишь два корабля типа «Бисмарк». Сам «Бисмарк» и «Тирпиц», но первый затонул еще два года назад. Соответственно, перед нами «Тирпиц». Вот только что он здесь делает? Место его постоянной дислокации — северное побережье Норвегии.
— Один или с конвоем? — спросил я у Турка.
— Один, идет полным ходом на восток. Через полчаса пройдет мимо нас. Что будем делать, сэр?
Я задумался. С одной стороны, ну его, пусть себе идет, куда шел. С другой же стороны… слишком заманчиво.
— Капитан, вы говорили, что у вас осталось две торпеды?
Лют побледнел, лицо его окаменело, челюсти сжались до скрежета зубов.
— Я не буду бить по своим! — отчеканил он, выпрямившись, как палка. — Можете застрелить меня, если желаете!
Вполне понятная позиция, я и не надеялся, что он внезапно переметнется и начнет воевать на нашей стороне. Одно дело плен и посильное сотрудничество, и совсем другое — откровенное предательство.
— Сами справимся! — решительно заявил я и повернулся к Флемингу. — Ну что, коммандер, не желаете ли немного поохотиться? У нас есть целых две торпеды!
— С огромным удовольствием! — широко улыбнулся Ян.
— Капитан, — обратился я к Люту, — самое время пройти в вашу каюту. Будете там сидеть, пока все не кончится… так или иначе.