Раздеваться малышка будет не для того, чего нам обоим хотелось, но после нескольких недель на голодном пайке и это заставит член дернуться.

— Принят на испытательный срок. Я попрошу администратора перекинуть на тебя пару новых клиентов. Справишься — добро пожаловать.

Пацан довольно лыбится и спешит исчезнуть из студии, пока я не передумал. Остается только администратор, которого я тоже собираюсь выставить в ближайшее время.

— У тебя сегодня короткий день. Можешь собираться и ехать домой. Завтра во второй половине открываемся, на утро все равно записи нет, — она вздрагивает от моего голоса, а я все пытаюсь понять, как её вообще занесло в эту сферу.

Больше напоминает книжного червя, который зачем-то вылез из своей привычной подземной среды обитания.

— Но я ведь еще не ответила всем… Не разобрала сообщения…

— Прекрасно можешь заняться этим завтра, или взять работу на дом, если уж тебе так приспичило именно до вечера разгрести завалы. У меня важный клиент, нам не нужна пара лишних глаз, — девочка порывается сказать что-то еще, но я просто ухожу в другую часть студии, лишив её этой возможности.

В конце концов, кто тут на кого работает и должен подчиняться? Сказано исчезнуть — будь добра поинтересоваться, как быстро нужно это сделать.

Где-то через час я, погруженный с головой в новый эскиз, слышу хлопок входной двери. Малышка все-таки не выдержала и приехала в салон куда раньше обговоренного времени.

Меня накрывает резким приступом дежавю. Моя Вредина кажется такой потерянной, когда мышкой крадется внутрь, оглядывается по сторонам и сияет довольной улыбкой, стоит её взгляду наткнуться на эскиз того самого феникса, который я оставил специально на видном месте. Не думал я, что могу стать сентиментальным, но мне нравится, что простой листок бумаги в рамке напоминает мне о ней.

— Привет, — девочка вздрагивает от моего голоса и кусает губы, которые я сам с удовольствием сейчас искусал бы до приятной припухлости цвета спелой вишни.

— Привет. Ты, надеюсь, не на голодный желудок пришлепала?

Она активно мотает головой из стороны в сторону, а я по взгляду замечаю, что хитрая лиса хочет меня обмануть. Будет счастьем, если она хотя бы свой отвратный кофе с молоком и сахаром выпила за весь день.

— Обманываешь, малыш? — задаю прямой вопрос, и она признается длинным выдохом и повинно опущенной головой.

Понятно, будем кормить.

Я это предусмотрел, так что минут через десять на пороге оказывается курьер с большой переносной сумкой, где каждый контейнер подписан. Вообще, мне казалось, что мы задержимся с Врединой в студии до самой ночи, так что заказ я собирал со всей, так сказать, душой.

Губы малышки вытянулись в удивленную букву «о», когда она увидела на столе эти башни из доброй половины всего меню. Десерты заказал вообще все, чтобы эта взрывная бомба заставила мою малышку улыбнуться.

Сработало.

— Ты что, завел себе слона и не кормил его неделю? — она растерянно переводила взгляд с одной пирамидки к другой, пока я запускал кулер в режим подогрева и возился с двумя кружками.

— Поверь, для него это даже не перекус. У меня просто есть одна непослушная забывчивая девочка, которая станет похожа на скелет, если за ней пристально не следить.

— Она может сама о себе позаботиться, — уверенно фыркает, но к своей любимой вредной картошке все-таки тянется. По-моему, даже в самом шикарном ресторане она потребует именно фри и накатает отрицательный отзыв на две страницы, если официант предложит ей что-нибудь из более высокой кухни.

Мне до чертиков надоело делать вид, что я хочу играть в игру «завоюй меня заново», но приходится сжимать зубы и терпеть все эти «сильные и независимые» выпады в мою сторону, хотя у самого руки чешутся найти башню повыше и запереться с Врединой в ней на недельку-другую.

Месяц.

Месяц-другой.

— Мы не начнем, пока ты не съешь хотя бы треть. Хлопнешься в обморок, я не удержусь, воспользуюсь ситуацией, а потом придется за решеткой развивать свои навыки. Я не готов «бить» купола во всю спину по три раза за день, так что жуй, хомячок, тщательнее, — наблюдаю, как Вредина слизывает соус с пальцев, и двигаю к ней очередной контейнер с кусочками чего-то явно рыбного.

— Я не фомяфок… — отвечает мне это чудо с набитым ртом, краснеет, а потом, кажется, мысленно плюет на все и забирается с ногами на диван, продолжив руками уничтожать картофельную соломку.

Странно смущаться мужчины, с которым у тебя были самые близкие отношения. Да что уж там, после одной совместной ночи на кровати по прямому её назначению можно уже вообще ничего не стесняться.

Если нет мании подрываться в пять утра, закрываться в ванной и рисовать себе лицо — мне друзья рассказывали о таких экземплярах, аж в дрожь бросает — то не стоит переживать, потому что испытание сонным слюнявым взлохмаченным чудовищем, очень милым чудовищем — самое проверенное, что вообще можно придумать.

Не сбежали от тебя, значит, смело выдыхай и переставай строить из себя фею с радужными блестящими внутренностями.

Малышка перестает упрямиться — правильно, аппетит появляется во время еды — и опустошает несколько контейнеров, заев сверху все это великолепие какой-то подозрительной клубничной субстанцией. Она и мне предлагала, но я твердо отказался есть то, что трясется на ложке.

— Все? Теперь мне можно раздеваться?

Я на добрый десяток секунд подвисаю от этой фразы, потому что мой мозг определяет ей явно не заложенный Врединой смысл. Она понимает это и спешит исправиться.

— В смысле, я могу воспользоваться ширмой? А ты пока закончишь со своим стейком и натянешь перчатки…

Натянул бы я сейчас лучше, конечно, кое-что другое — кое-кого. Вернее не натянул бы, а заставил дрожать в моих руках и умолять двигаться быстрее, потому что мы оба соскучились по хорошему быстрому сексу без нежностей, но измучить мою девочку — святое. Из нас двоих большая часть контроля досталась явно мне.

— Иди уже. Ты же помнишь, что у нас дресс-код?

— Какой это? — замирает и поворачивается на половине пути ко мне лицом.

— Никакого белья.

День становится все лучше и лучше.

Я знала, что Матвей не любит отвлекаться во время работы, поэтому не донимала его разговорами, а просто убивала мучительно медленно тянущиеся минуты в телефоне, периодически попискивая в ладонь, когда игла проходилась по наиболее чувствительным местам.

Все сегодняшнее утро у меня прошло в рыданиях, потому что стало так обидно из-за ночного ухода Матвея, что я не могла прекратить этот отвратный поток жидкости из уголков глаз. А еще я злилась.

Разбила несколько тарелок — все буквально летело из рук — поэтому и пришла в салон голодной с урчанием в животе, которое тщательно заглушала собственным голосом.

Меня кидало из одной эмоциональной ямы в другую, и я не понимала, как остановить этот внезапно нахлынувший приступ маленькой капризной девочки. Хотела даже встречу с Матвеем отменять, но одно из моих «я» топнуло ногой и как-то незаметно впрыгнуло в джинсы.

Через час я поняла, что мне действительно было нужно.

Я до боли нуждалась в моем мужчине рядом.

Хотя бы просто видеть и слышать его. Прикосновения остались где-то за гранью фантазий, но каждый раз, когда Матвей ласково водил пальцами по моему бедру, стараясь меня расслабить после болезненного участка, я довольно жмурилась и урчала себе под нос, мысленно умоляя его не останавливаться.

— Всё, я устал мучиться с твоими трусами. Снимай, — и сам нагло после этих слов тянет белье вниз.

Я отказалась лишаться жалкого клочка ткани и с самым жалостливым видом упросила Матвей как-нибудь аккуратненько, но, видимо, ему надоела путающаяся под руками резинка, которая вообще-то уже вся была заляпана краской.

— Ничего я не буду снимать, — уперлась и попыталась отцепить его пальцы от трусиков. — А ты со всех клиенток их так снимаешь?