— А если, — заговорила Сильвия нерешительно, — я не знаю точного места, но знаю к кому хочу попасть?

Блейк вздохнула с легким хрипом. Уперев руки в пол по обе стороны от головы Сильвии, колдунья медленно приподнялась. Губы ее все также были растянуты в улыбке, но изо рта сочилась кровь.

— Это возможно, — произнесла Блейк, ненароком позволяя нескольким каплям крови рухнуть на девичью щеку, — но безопасность перемещения не гарантирую.

Сильвия нахмурилась. Взгляд ее стал строже и решительнее, чем когда-либо. Такого прилива сил и уверенности не было у нее даже во время собственного суда.

— Давай.

Блейк одобрительно улыбнулась. Приложив руку к щеке девочки, она стерла с ее лица капли собственной крови, хотя вернее было сказать, что она просто размазала их, оставляя на том же месте красную полосу.

— Мне нравится этот взгляд, — произнесла Блейк еще тише. — Такой решительный и самоуверенный. Не растеряй его хотя бы в этой жизни, ладно?

Сильвия не успела ответить. В момент, когда ее губы приоткрылись, она просто исчезла. Блейк, отдав на этот перенос последние остатки собственных сил, рухнула на пол. Ее тело, уже не ощущавшее ни опоры, ни боли, начало постепенно расслабляться и погружаться в долгий освобождающий сон.

Прозвучал стук в дверь. Эдвард Роллан, прибывший в столицу примерно к концу суда, оказался немедленно пойман и отправлен на встречу с главой своей академии. Даже учитывая то, что его приезд был тайным, даже учитывая все попытки остаться незамеченным, его местоположение все равно оказалось раскрыто главой. Это было даже как-то страшно.

Так и не дождавшись ответа, Эдвард приоткрыл дверь и уверенно вошел в комнату. Ижен Патриция — глава Государственной академии, сидела в мягком кресле за невысоким чайным столиком с книгой в руках. Подперев свою голову рукой, хитрая блондинка задумчиво осмотрела фигуру вошедшего ученика.

— Вы звали меня? — спросил совершенно спокойно Эдвард. Казалось, будто его совсем не смущало то, что он вошел в женскую комнату без разрешения. Более того, эта комната принадлежала не обычной женщине, а главе Государственной академии. Само осознание этого, а также воспоминания недавнего появления Джорджа Роллана, вызвали у Ижен улыбку.

«Самоуверенность — это их семейная черта, да?»

— Заточение сестры, — заговорила Ижен, откладывая в сторону книгу, — в ледяной башне ты подстроил?

— Я? — с удивленной интонацией, но совершенно каменным лицом спросил Эдвард. — Что вы.

— А ее охрану сильнейшим магом империи и, пожалуй, единственным сторонником вашей семьи в данном деле?

Эдвард приложил руку к своей груди и с таким же плохим актерским мастерством, но невиданным самообладанием, ответил:

— Я искренне не понимаю о чем вы говорите.

Ижен широко улыбнулась, обнажая ровный ряд своих зубов. Закинув ногу на ногу, женщина ответила:

— Роллан, «искренне» — это не про тебя.

Эдвард промолчал. То ли не понимая как его раскрыли, то ли пытаясь предотвратить раскрытие дальнейших фактов, он задумчиво отвел взгляд в сторону.

— Что же у нас получается? — продолжала говорить Ижен. — Твоя младшая сестра по всем пунктам должна была быть казнена, но в итоге на ее охрану поставили одного из величайших людей королевства — леди Веронику, отвечающую за охрану самого короля.

— Удивительное совпадение, неправда ли?

— Что меня еще поражает, — продолжала говорить Ижен, будто объясняясь сама с собой, — так это то, что на защиту Сильвии Роллан прибыл не ее опекун от академии, а некто более серьезный — сам старейшина первого круга. — Женщина положила правую руку на колено и начала плавно загибать пальцы. — При этом удивительным образом нашлись свидетели из Военной академии, а также на ее сторону встала представительница народа эльфов. — Переведя взгляд обратно на лицо Эдварда, Ижен строго, без всякой улыбки, спросила: — Есть что сказать? Только откровенно.

Эдвард вновь отвел взгляд в сторону. Ижен была серьезна, а в таких ситуациях что-то утаивать от нее было опасно.

— Это… — протянул парень нерешительно. — Была командная работа.

Неожиданно Ижен рассмеялась. Сам суд, сама ситуация, сама реакция Эдварда были достойны отдельной награды, как самое увлекательное представление года. Продолжая смеяться, Ижен перешла почти на крик:

— Вот так семейка! Все до единого внесли свой вклад в спасение малышки. От отца, который подговорил короля, до брата-мага, который подтасовал все козыри Академии семи крыльев. — Немного успокоившись, женщина слегка наклонилась вперед, зловеще улыбнулась и приподняла голову. — Знаешь, что я об этом думаю? Мне кажется, что у тебя было достаточно связей для того, чтобы заточить сестру в ледяной башне, но не хватило их для того, чтобы подговорить леди Веронику. Как я понимаю, данным делом занимались твои родители.

— Если быть точнее, — ответил Эдвард спокойно, — то мать.

— Как маг к магу, значит… — с задумчивым прищуром протянула Ижен. — Отлично. Могу сказать, что это было занимательное представление. Меня порадовала и твоя младшая сестричка, которая оказалась довольно стойкой. Да и ее умение заставлять окружающих людей действовать ради твоего блага довольно полезное. С таким умением да в политику бы…

— Я уже могу идти? — неожиданно спросил Эдвард, явно осознавая, что Ижен в этой комнате он был уже не нужен.

Женщина взглянула на молодого юношу у дверей и, махнув ему рукой, беззаботно ответила:

— Конечно. Только не забудь потом написать мне объяснительную.

— Какую объяснительную?

— Как какую? Ту, в которой есть подробное повествование твоих переговоров и ухищрений ради бронирования целой ледяной башни на несколько дней.

Перед глазами постепенно меркло. Стараясь сохранять остатки сознания и самообладания, Вивьен размышляла о своей жизни. Она вспоминала детство, юношество. Вспоминала семью и друзей в академии. Товарищей в отряде и все их последние посиделки. Казалось, будто еще недавно все они сидели у костра и обсуждали то, чем будут заниматься после завершения войны. А теперь она, единственная выжившая во всем отряде, висела прикованная к стене и ожидала своего часа.

«Я была главой отряда, — размышляла Вивьен, опустив голову, — я приказала им стоять до последнего, и я подписала им смертный приговор».

Перед глазами был виден лишь каменный пол, на котором в небольших расщелинах между камнями виднелись личинки различных насекомых и собственная засохшая кровь.

Тело Вивьен было настолько измучено этим заключением, что вот-вот могло сдаться. Она ощущала лишь покалывающую дрожь в кончиках пальцев, но совсем не могла двигать ни руками, подвешенными к стене справа и слева от нее, ни ногами, безвольно болтавшимися над полом. Глубокие раны, оставленные размашистыми ударами хлыста, были наспех обработаны какой-то вонючей зеленой мазью, которая никак не помогала их заживлять, но и не позволяла им загноиться. Нос был разбит, кровь на нем была размазанной и засохшей. От левой щеки и до ключицы тянулся большой синяк, полученный во время одного из побоев. Из одежды, некогда имевшей темно-синий цвет военной формы, на ней остались лишь порванные на коленях штаны и грязные бинты, перематывавшие ее грудь.

«Кажется, теперь я понимаю, о чем говорила мать. Я не была еще готова к тому, чтобы управлять кем-то. Я полагалась на собственную выносливость, особо не беря в расчет силы остальных».

На губах Вивьен появилась насмешливая улыбка. Отчего-то она вспомнила свое прощание с семьей перед ее отбытием на войну. Слова матери, которая говорила ей о том, что Вивьен еще не готова к командованию, только сейчас начали приобретать особый смысл.

«И пусть даже в той ситуации, в которой оказался весь наш отряд, у нас не было ничего иного, кроме как стоять на смерть, ответственность за этот приказ лежит на моих плечах. И вот теперь я, командир, одна из сильнейших во всем отряде, жива, а все остальные умерли либо во время сражения, либо во время пыток этих гадов».