Пересилив себя, подхожу ближе. Раньше такая тварь сидела у меня на шее, только пряталась в шкуре игрушечного медвежонка. Тогда я не могла толком разглядеть его тело, сверкающее хромом. А потом… Потом они мелькали передо мной лишь на мгновения, готовые броситься или выстрелить.
Я смотрю на манипуляторы, лезвия, части разобранного корпуса, не опасаясь, что они могут причинить мне вред. Но и сейчас озноб пробирает до костей!
– Зачем он тебе?
– Одного прерывателя мало. Нужно знать, как взаимодействует вся система. Как эйнер получает информацию, управляет через энергоблок имплантами человека. Нужно знать – что они вообще такое.
Я согласно киваю, сжав губы. И все же мне не нравится, что в дом, где мы живем, принесли это существо. Даже мертвое.
В горах бывают сильные морозы, случаются снежные бури, после которых приходится подолгу откапывать выход из дома, но горы я люблю больше, чем лес или, тем более, вонючую агломерацию на оккупированной территории. Здесь всегда чистый воздух и тишина, нарушаемая лишь завыванием ветра.
Мы идем с Андреем на лыжах. Он обещал показать мне то место, где Мет и Киар подстрелили эйнера. Тогда вместе с хозяином погиб и носитель, но никто из нас не испытывает угрызений совести: война продолжается.
Такие вылазки мы делаем часто: Андрей специально вытаскивает меня из дома, придумывая самые разные поводы. Прогулка на свежем воздухе – хороший способ развеяться, прочистить мозги. Потому что большую часть времени мы проводим в своей комнате, за столом, изучая целую пропасть файлов, собранных сопротивлением за годы оккупации. Перед моими глазами проносятся истории самых разных людей: их внедрение, служба хозяевам, вербовка новых информаторов, бесконечные наблюдения за социальным устройством эйнерского общества. Кажется, мы знаем о них уже очень много, но по-прежнему не можем ответить на самые простые вопросы. Почему эйнеры используют биологических носителей, если у них есть ходоки? Откуда они пришли? Кто их создатели? Ведь не могла же машинная цивилизация возникнуть сама собой! Но главное – мы до сих пор не знаем, как дать им отпор.
В космосе с захватчиками не справлялись даже менсо. Имея совершенное вооружение и мощные боевые корабли, они уступали эйнерам в тактике, всегда оказывались на шаг, а то и на десять позади. На блокированных планетах оккупанты всегда использовали одну и ту же тактику: бомбардировками из космоса подавляли сопротивление, зачищали часть территории от остатков армии и полиции, обращали гражданских в носителей.
Андрей рассказывал, что однажды сопротивление использовало электромагнитный заряд, надеясь вывести из строя эйнеров, попавших в радиус его действия. Но защита металлических тварей предусматривала и такое развитие событий. Ни один из них не был поврежден, все продолжили функционировать.
Чем же их взять? Как найти уязвимость? Мы продолжаем работать, Андрей подолгу засиживается в подвале, тестируя на компьютерах системы эйнера и прерыватель, но результата пока нет.
– Уже недалеко, – он останавливается, стараясь отдышаться, оглядывается на меня, – Не устала?
– Совсем немного.
Впереди вершина, с которой ветер сдувает длинный снежный шлейф. Мы обходим ее стороной, чтобы выйти на перевал. Полдня пути и вот перед нами открывается крутой склон: по нему месяц назад спускались Киар с Метецио. Им нужно было выйти к заброшенному городку, в котором до сих пор попадаются одиночные патрули эйнеров. Парни делали это уже не в первый раз, но повезло именно тогда.
Андрей протягивает мне мощный бинокль, который я подстраиваю под свое зрение. Смотреть будем издалека, близко подходить опасно. В окулярах – серые развалины зданий. Снега на улицах мало, там значительно теплее, чем в горах. Да, похоже, городку серьезно досталось! Из всех домов я могу отыскать лишь несколько неповрежденных, да и те на окраине, напоминают фермерские постройки – длинные, с узкими окнами. Возможно, склады.
– Что это? – указываю пальцем, возвращая Андрею бинокль, – Там! Такие длинные здания.
– Они использовали их, как лагерь для пленных.
– Лагерь?! – я с удивлением смотрю на напарника, – Вот дерьмо… Не знала, что эйнеры делают лагеря. Нас они захватывали и сразу превращали в носителей.
– Порой их очень сложно понять. Какими руководствуются мотивами, что толкает их на те или иные поступки… Насмотрелась?
– Что, все?
– Да, надо возвращаться. Домой придем уже затемно, но хоть не ночью. А ты думала тут остаться?
Я кидаю в него снежком, хватаю лыжные палки и удираю, неумело спускаясь по склону перевала. Через какую-нибудь сотню метров падаю, раскидав палки в стороны. Хорошо хоть лыжи на сломала.
Андрей смеется, останавливается рядом. Протягивает мне руку.
– Зарылась в сугроб, чудо?
Поднимаюсь, отряхиваясь от снега. Знаю, что щеки у меня горят румянцем. Хочется носиться, кричать, быть молодой и счастливой! Первый раз за несколько лет я снова чувствую себя обычной девчонкой, не знающей бед и лишений. Обнимаю Андрея, прижимаюсь к нему. Мне уже все равно, что он родился на другой планете, среди представителей чужой цивилизации.
– Сбежать бы…
– Куда?
– Все равно. Взять тебя в охапку и удрать.
– Нас собьют на взлете.
– Знаю…
Возвращаемся другой дорогой. Она ничем не лучше и не хуже той, по которой мы пришли, но позволяет выйти еще на одну площадку, с которой видна равнинная местность, раскинувшаяся у подножия горной гряды. Нужно использовать любую возможность осмотреться, заметить что-то новое, если оно вдруг появляется, или исчезновение старого. Любые изменения могут иметь решающее значение для маленькой группы, скрывающейся от остального мира.
– Осторожнее, – предупреждает Андрей, – Не подходи близко к краю. Может, снизу тоже кто-то любопытный осматривает горы и именно в этот момент направляет свою оптику на тебя.
Выглядываем из-за снежного бруствера, лишь чуть-чуть приподняв над ним головы. Отсюда равнина кажется ближе, чем с перевала. Мы видим прямую линию шоссе, несколько маленьких коробочек вдоль него – возможно, мотель и заправка… Я успеваю пригнуться до того, как Андрей с шипением давит мне на плечо.
– Сама вижу! И нечего на меня шикать – с такого расстояния нас не слышно!
Он снова осторожно приподнимается, смотрит в бинокль: закат у нас за спиной, стекла не должны сильно бликовать.
– Ну что?
– Два, три… – он считает почти беззвучно, шевеля одними губами. Приседает, говорит уже нормальным голосом, – Семь человек, все связаны, один за другим. Эйнер на носителе, шагах в десяти позади них. Видимо, выловил в заброшенном городе.
– Он точно один?
– На, посмотри, – протягивает мне бинокль, – Только аккуратно.
Я тоже приподнимаюсь, нахожу цепочку движущихся фигур. Они как раз переваливают через шоссе.
– Да, один. Все вокруг хорошо просматривается, место открытое. Если бы был еще кто-то, мы бы увидели.
Я смотрю Андрею в глаза, жду, что он скажет. Но он молчит.
– Андрюш, у тебя же снайперская. Он там один. И пять жизней, которые можно спасти. Ну же! Уйдут ведь!
– Если убьем, – произносит он наконец, – эйнеры узнают, где это случилось. Придут сюда, будут прочесывать местность. Мы поставим под угрозу убежище.
Я снова выглядываю из-за бруствера. Фигуры медленно удаляются. Кто они? Может я их знала в той жизни, до войны? Может, с кем-то из них здоровалась, разговаривала о погоде?
– Мы не можем им помочь.
Пригнувшись, отходим подальше от края обрыва.
* * *
Домой возвращаемся ближе к полуночи. Усталые, продрогшие. Киар что-то ворчит недовольно, Полина с подозрением смотрит на наши лица, расставляя тарелки на столе.
– Есть что-нибудь интересное?
– Со второй площадки видели семерых беженцев в сопровождении одного эйнера на носителе. А больше… Ничего особенного. Все как всегда, – Андрей зачерпывает ложкой суп, сваренный из неосторожной птички, дует на дымящуюся, маслянистую жидкость.
