Слушатель его молчал, ожидая продолжения, пытаясь осознать только что услышанное. Такие подробности были ему и в самом деле неизвестны и, признаться, он был благодарен своему собеседнику за то, что тот поведал ему их. Все-таки таким образом завеса над таинственным прошлым, приведшим к непонятному будущему, могла быть приподнята, таким образом он мог куда как лучше понять не одного врага, а сразу двух.
— Я больше не буду притворяться, Венсен, делая вид, будто рассказываю о ком-то стороннем, — альбинос резко обернулся и, приподняв подбородок, окинул собеседника долгим надменным взором прищуренных глаз, — Анхель Франциск Мактиере — так нарекли меня при рождении и, как я полагаю, вам это хорошо известно. Я рассказал вам об эпизоде из моего детства, о том, с чего началась моя новая, другая, настоящая жизнь. О том, за что я сам возненавидел ла Бошеров… — он скрипнул зубами, очень явственно пытаясь удержать свою ненависть, не дать ей разрастись еще больше, — Когда отец выгнал меня из дома, Чеслав помог мне. В свои юные годы он уже был докой в вопросе выживания на улице, и был способен оказать помощь и своему другу. Мы выживали изо всех сил, мы боролись за свое существование, пока в один прекрасный день не осознали, что наши способности и умения превосходят человеческие. Жить стало проще, но я не могу гордиться тем, ка́к мы добились этого. Не одна отнятая жизнь на моем счету, Венсен, не одна и на счету Чеслава. Нам пришлось стать ужасающими, жестокими, нам пришлось вырывать из чужих глоток свое право на жизнь… И мы вырывали. Мне сравнялось двадцать лет, когда я узнал, совершенно случайно из мимолетной пьяной беседы, кто был виновен в происшедшем со мною. Кто подослал того человека, незнакомца, вораса — да, я уже знал, как называется вид, к которому я принадлежу, — который изменил меня, который впустил яд в мою кровь и обратил меня в существо, так ненавистное моему отцу. Для вас это, должно быть, станет сюрпризом, Венсен… — он тонко, очень ядовито улыбнулся, — Несмотря ни на что, я знаю, вы полагали своего отца человеком благородным и не способным на подлость… Однако, вораса подослал именно он, он велел ему обратить юного Анхеля Мактиере, сломать ему жизнь, во имя мести, чертовой вражды, к которой я не имел отношения! По-вашему, это было справедливо? Это было благородно, спрашиваю я вас?!
— Нет, — ла Бошер негромко вздохнул, опуская взгляд. Обсуждать сейчас поведение, поступок отца, который уже давно находился на том свете, ему не хотелось, однако и спорить с собеседником он не мог. Поступок родителя вызывал в его душе самое искренне отторжение, искреннюю неприязнь, но… почему-то не удивлял.
— Вы думаете, после того, как он отправил меня, своего родного сына, на каторгу, я буду удивлен таким его поступком? — Венсен мрачно улыбнулся и отрицательно качнул головой, — Нет, Анхель, нет. Меня не удивляет, что он это сделал, я знаю, отец ненавидел Мактиере и готов был пойти на все, лишь бы отомстить им! Я никогда не одобрял этого, но, боюсь, для вас это не имеет особенного значения… Мне непонятно лишь откуда он мог знать ворасов, остальное мне представляется довольно ясным.
— В те времена люди думали по-другому, Венсен, и магия не была столь ужасающа, — альбинос равнодушно пожал плечами, — Существа сверхъестественные спокойно жили рядом с людьми и люди знали о них, более того — они использовали их в своих целях. Ваш отец не стал исключением. Впрочем, и своих родичей я не смею обелять — они пользовались методами, быть может, даже более или, во всяком случае, не менее мерзкими и неприемлемыми для свершения своей мести. Это, думаю, уже известно вам…
— Вы имеете в виду то, что Мактиере заплатили моему брату, чтобы он убил отца? — мужчина скрестил руки на груди, — Да, я знаю об этом. Знаю также, что отец в итоге был убит, однако я так и не узнал, и не понял, кто сделал это, поскольку Леон к этому времени уже был мертв.
Ворас равнодушно пожал плечами и снова отвернулся.
— Это сделал я, — отстраненно сообщил он, не глядя на собеседника, вновь созерцая лесную чащу, — Узнав о том, что вораса ко мне подослал Антуан ла Бошер, я отправился к нему. Я сказал ему о том, кто я, я пытался объяснить, какое зло он мне причинил… Он сказал, что отродью Мактиере такая дорога и уготована. Я разозлился… Позволю себе опустить подробности, господин маркиз. Сейчас нас интересует не столько его персона, сколько персона вашего брата. Леона. Видите ли… Узнав о том, что в моих бедах виновата чертова вражда, что из-за нее Антуан ла Бошер ополчился на меня и подослал ко мне этого мерзавца, я почувствовал дикую злобу. Дикую ненависть к обоим семьям, обоим родам, которые из-за своих глупых игр сломали мне жизнь! И я поклялся отомстить им, я поклялся, что не успокоюсь, пока не уничтожу всех и каждого из представителей этих родов. Не только ныне живущих, но и их потомков, я поклялся полностью стереть следы этих семей с земли! — Анхель стиснул руки, все еще сложенные за спиной, в кулаки, — Я ненавидел их, как ненавижу и по сей день. Поверьте, Венсен, от моих рук погиб не только ваш отец. Своего отца я тоже убил, убил сам, своими руками, потому что не мог простить ему, как он обошелся со мной. Чеслав в те годы не слишком одобрял мое поведение, однако, был готов поддержать меня во всем, и больше мне ничего не было нужно. Я начал убивать. Я убил всех и каждого из представителей своего семейства, я убил Антуана ла Бошера, и был рад, когда услышал, что вы убили его младшего сына…
— Вы так спокойно говорите об этом! — не выдержал Венсен, — Для меня это стало кошмаром, концом жизни, а вы говорите об этом как о чем-то простом и легком! Вы ужасный человек, господин маркиз, вы страшный человек!
— Не перебивайте меня, сделайте милость, — голос вораса похолодел, — Я сказал, сейчас нас с вами должно интересовать не это. Я был уверен, что моя месть почти завершена — все покоились в земле, все, из-за кого я пострадал, дело оставалось за малым — отыскать вас… и еще одного человека. Вы были сосланы на каторгу, затем бежали и, по свидетельствам, сгинули где-то в пустоши, хотя я не мог поверить в это. Я искал вас, искал долго, клянусь, но так и не нашел. Старый маг успешно скрыл вас, изменил ваше имя, а как вы выглядите, мне было неизвестно — я судил лишь по немногим прижизненным портретам, где вы, как я понимаю сейчас, были мало похожи на самого себя. Но если в этом случае я мог надеяться, что вы погибли при бегстве, то насчет другого человека у меня такой надежды не было.
Я уже говорил, господин маркиз, что рассказ мой сейчас коснется вашего брата. Я выполняю свое обещание. Леон ла Бошер был человеком столь омерзительным, столь распутным, что даже я, человек совершенно сторонний, поражаюсь, за что его так обожал отец. Все его бесчинства, все его выходки, пьяные гулянки, странные компании, и огромное, неисчислимое количество женщин… Вы знали, что ваш брат наплодил довольно много бастардов? — Анхель оглянулся через плечо на молчаливого собеседника, — Мне пришлось повозиться, прежде, чем я избавил мир от них от всех. К счастью, матери их были обычными потаскухами, их не интересовала судьба отпрысков. Полагаю, многие и не знали, что их дети дожили до дня встречи со мной… Но любопытно иное. У Леона, как я узнал с некоторым опозданием, была связь, помимо прочих, также и с одной из Мактиере, с моей старшей сестрой. Она родила от него сына, ухитрившись как-то скрыть беременность от отца, но оставить его не могла — если бы старик узнал, он бы убил и ее и ребенка. Глупая девчонка решила отдать ребенка, вернуть его в семью, из которой он вышел. Она подбросила его к порогу дома ла Бошеров, оставив на гербовой бумаге записку, что этот ребенок… ваш, Венсен. Я полагаю, вы должны это помнить. Или я ошибаюсь?
— Не ошибаетесь… — Венсен стиснул зубы и, несколько раз глубоко вздохнув, заставил себя сдержать гнев, — Я помню эту ситуацию. С самого начала я сказал, что ребенок не имеет ко мне отношения, однако, отец не поверил. Леон смеялся надо мною, шутил, отец не мешал ему. Ребенка он принял в семью и, не смотря на то, что мать его носила фамилию Мактиере, очень к нему привязался. Я несколько раз пытался переубедить его, говоря, что это не мой ребенок, но потом махнул рукой. Он убедился сам, позже, когда мальчик подрос — невооруженным взглядом было видно, что он копия Леона, даже брат перестал отрицать очевидное.
