— Он ни кормил тебя, ни поил… — задумчиво продолжил Людовик, — Колол какую-то дрянь, как и мне когда-то. Только мне он колол ненависть, делающую меня, по его словам, сильнее, а тебе… Он должен был вводить какие-то укрепляющие растворы, чтобы ты не умер без еды и воды, скорее всего, он так и поступал — дядя не глуп. Да и, если верить его словам, смерти никому из нас он не желает.

— И ты ему веришь? — Роман, насмешливо фыркнув, скрестил руки на груди, — Вот наивный человек — после всего, что он натворил, ты продолжаешь верить его словам! Я не понимаю, как…

— Роман, подожди, — граф де Нормонд с определенным трудом выпрямился на стуле и внимательно вгляделся в младшего из своих братьев, — Луи… почему ты решил быть на нашей стороне? Что заставило тебя передумать? Ты же так ненавидел нас…

Молодой маг широко ухмыльнулся и, скрестив руки на груди, практически зеркально отобразил позу виконта.

— Ты знаешь, на что он меня купил когда-то? — поинтересовался он, и ухмылка его неожиданно стала улыбкой, — Знаешь? На желание быть рядом с вами, с вами обоими, быть равным вам, быть таким же сильным, таким же уверенным в себе, таким же… взрослым! Он учил меня магии с довольно юного возраста и, если честно, это единственное, за что я ему благодарен — теперь я хотя бы могу помочь вам в борьбе против него. Он говорил, что я должен стать сильнее, ибо пока я не стану достаточно сильным, вы не примете меня… Я был юн, я был глуп, я верил ему, я не понимал, что вы любите меня не за какую-то там силу, а просто потому, что я тот, кто я есть… Ваш брат, — улыбка юноши стала печальной, — Я никогда не ненавидел вас, Эрик. Единственным моим желанием было стать сильнее, чтобы занять достойное место рядом с вами, а дядя «помогал» мне — колол пакость, которую, как я узнал значительно позже, узнал совсем недавно, он называл «ненавистью». Эта дрянь пробуждала в моей душе, в моем сердце безмерную ярость, ненависть, а он умело направлял ее против вас… Мне жаль, мне действительно жаль, что я был настолько глуп, — он на несколько мгновений сжал губы и, опустив голову, покачал ею, — Когда я понял, что происходит, когда я вновь встретился с вами, когда я увидел, что наше общение, спокойное, веселое, наполненное шутками и смехом, не нуждается ни в каких доказательствах силы, когда я понял, что вам важнее, что я жив, а не то, насколько я силен… — молодой маг хмыкнул и развел руками, — Я сообразил, что объект своей ненависти я могу выбрать сам. И я возненавидел дядю.

Эрик, слушающий слова младшего брата с великим вниманием, улыбнулся уголком губ и, вздохнув, легко качнул головой.

— Если бы мне достало сил встать, я бы обнял тебя, Луи, мой глупый маленький братишка, — искренне вымолвил он, но тотчас же несколько посерьезнел, — Но не надо ненавидеть дядю. Ты сам сказал — тебе есть за что быть ему благодарным, помни об этом, прошу тебя. Довольно ненависти, ты слишком много лет жил только ей… Мы должны справиться с Альбертом, должны одолеть его, но, клянусь, я бы не хотел его убивать, не взирая ни на что, я не желаю ему смерти!

— Я тоже не желаю ему смерти, — Татьяна тихонько вздохнула и, поднявшись с корточек, грустно покачала головой, продолжая сжимать руки мужа, — Но Винсент не нашел иного способа вернуть мир на круги своя. А если этого не сделать до следующего восхода кровавой луны… — девушка осторожно прижала ладонь супруга к своему животу, — Она окрасится его кровью.

— Что?! — граф, не ожидавший подобных заявлений, попытался вскочить на ноги, однако, не смог и, тяжело вновь упав на стул, почти с ужасом воззрился на супругу, — Татьяна, что… что ты такое говоришь?.. Кто… как… откуда??

— От Альжбеты ла Бошер, — ответ последовал отнюдь не от девушки, а от мрачного, как ночь, хранителя памяти, наконец, уставшего от роли молчаливого наблюдателя, — Моей прапрапра… ну, и так далее. За время, что мы искали тебя, друг мой, произошло многое… Так, например, мы встретили Тьери, который помог мне вернуть воспоминания, отнятые Рейниром. Так, например, мы узнали об опасности, грозящей вашему с Татьяной сыну (а также то, что это будет именно сын), и еще кое о чем… Но, как мне кажется, в данной ситуации лучшим выходом было бы вывести тебя отсюда, а по дороге рассказать все от и до. Ну, или хотя бы часть всего, сколько успеем.

— Но я… — Эрик нахмурился и, тряхнув головой, неуверенно потер лоб, — У меня голова идет кругом. Значит, ты вспомнил себя, как Венсена ла Бошера? И Альжбета, тетя Альжбета! Неужели она жива в этом мире?

— Если Анхель до нее не добрался — безусловно, — Людовик, предпочитающий не медлить, вновь вспомнивший об опасности промедления, неожиданно размял пальцы, — Так-с… Я тут неожиданно вспомнил, что я магии учился. И что дядя как-то показывал мне, раз или два, способ срочной реанимации обессилевших больных. В общем, если ты не очень боишься мне доверится, мой старший, разумный брат, то я могу рискнуть. Если умрешь — предъявишь счет дяде. Договорились?

Эрик несколько секунд молча, довольно подозрительно созерцал брата, затем неуверенно кивнул.

— Не могу сказать, что питаю к тебе безоговорочное доверие… — медленно вымолвил он, — Но, боюсь, выбора иного у меня все равно нет, коль скоро оставаться сидеть здесь я не хочу, а идти пока не в силах. Почему ты вспомнил об Анхеле?

— Это пусть Винс объясняет, — поспешил откреститься юноша, — Я в хитросплетениях их взаимно мстительной связи с Анхелем не слишком хорошо разбираюсь. А я пока займусь делом… — он еще раз старательно размял пальцы. На кончиках их неожиданно как будто вспыхнули маленькие искорки, и Влад, единственный, кто смотрел на молодого мага, а не на его потенциального пациента, удивленно приподнял брови.

— Анхель — это маркиз Мактиере, — Винсент, пытающийся в сжатом виде объяснить всю долгую и кровавую историю связи своего рода с родом Мактиере, поморщился, — Кошмар моих прошлых дней… Анхель убил моего отца за то, что тот подослал вораса, дабы обратить его. Он убил и своего отца, потому что тот выгнал его после обращения из дома, он перебил оба рода — Мактиере и ла Бошеров, случайно оставив в живых лишь меня, коль скоро я скрывался у своего учителя и жил под другим именем, и еще одного ребенка. Ребенок был потомком обоих родов, и от него пошла ветвь, на конце которой расцвел Альберт, ставший отцом твоей жены. И, если верить слухам, еще какого-то сына…

— Про сына никто ничего не знает, — подхватил Луи, энергично растирающий руки, — Ни имени, ни внешности — ничего. Сын — это какой-то призрак, химера, которой мастер запугивает непокорных. Я сомневаюсь в его существовании… А теперь тихо! Не сбивайте, а то все забуду, — он закрыл глаза и, продолжая растирать ладони, нахмурился. Винсент, как человек, в магии, благодаря урокам своего учителя, сведущий, насторожился, отчаянно силясь понять, что же делает этот парень.

Губы Людовика слабо шевельнулись — юноша не то произносил какие-то загадочные слова, не то просто активно дышал, не то дул, пытаясь изобразить некоторое дуновение ветерка. Последнее ему, надо заметить, удалось.

По подземной темнице пролетел резкий порыв ветра, взъерошивающий волосы и раздувающий одежду, холодный, леденящий, какой-то угрожающий, заставляющий непроизвольно ежиться и дрожать.

Хранитель памяти помрачнел, начиная что-то понимать. Понимание это ему, вне всякого сомнения, не нравилось.

Луи закусил губу, продолжая с невероятной скоростью растирать ладони. Искорки, скакавшие доселе по кончикам его пальцев, теперь засверкали между руками, становясь все ярче, все больше, все интенсивнее…

Порыв ветра вновь рванул его рубашку, и юноша неожиданно распахнул глаза, размыкая ладони. Искры, пляшущие по ним, внезапно отразились в зеленых очах, делая их поистине мистическими, немного пугающими, и Винсент, окончательно осознавший планы Людовика, медленно повел головой из стороны в сторону.

— Сумасшедший… — слетел с его губ почти вздох, и тотчас же голос мужчины обрел крепость, — Психопат! Ты убьешь его таким разрядом!