— Я помню, — ворас легко передернул плечами и равнодушно мотнул головой, — Да мне и плевать, Чес. Она — ла Бошер, к Анри отношение имеет довольно опосредованное, с чего мне ее жалеть? Меня больше волнует, что ты опять делаешь с собой. Что еще за эксперименты? Почему у тебя кровь?

Чеслав равнодушно отмахнулся и опять отвернулся к столу.

— Скоро узнаешь, брат, клянусь, ты совсем скоро об этом узнаешь… Если, конечно, не откажешься быть свидетелем битвы века, которая в скором времени произойдет. Пока что могу сказать лишь, что придумал, как мне противостоять армии мастера, так, чтобы они не потрепали меня больше… Ну, а остальное увидишь сам. Поверь мне, брат, поверь — это одно из самых гениальных, если не самое гениальное мое открытие! Я думаю, маленький провидец ошибся. На этот раз я все-таки не проиграю.

* * *

Анхель пришел в замок поздней ночью, и появился в комнате спящего Анри, мрачный, бледный и напряженный. Обнаружив друга, совершенно его не ждавшего, в глубоком сне, ворас тяжело вздохнул.

— Анри.

Молодой наследник распахнул глаза. Спал он крепко, но чутко, поэтому зов услышал и мгновенно на него прореагировал. Обнаружив в комнате друга, который, как показалось юноше, выглядел несколько странно и совершенно нетипично для себя, он приподнялся на локте и вгляделся в него пристальнее.

— Ан, что случилось? Я думал, ты с Чесом.

— Я был… — альбинос быстро облизал губы и, отойдя к окну, побарабанил пальцами по раме, словно решаясь на что-то. Потом рывком обернулся, в упор взирая на друга.

— Я боюсь его, Анри.

— Кого? Чеслава?

Анхель кивнул и снова отвернулся, устремляя взгляд за окно. Лицо его, и без того всегда бледное, словно побелело еще больше.

— Он задумал что-то… я не знаю, что это, что он делает. Он утверждает, что не проиграет на этот раз, говорит, что при помощи Альжбеты создаст что-то такое…

— Стоп, — молодой человек, хмурясь, сел на кровати и мельком потер оставшийся от пулевой раны шрам, — Значит, прабабушка все-таки у него?

Ворас оглянулся с нескрываемым изумлением — на его взгляд, это не должно было даже вызывать вопросов: кому, в конце концов, могла быть еще нужна Альжбета ла Бошер? У кого могли быть виды на старую ведьму?

— Конечно. Она нужна ему, чтобы создать какое-то оружие против вас, и я боюсь, Анри, боюсь того, что он затеял… Когда я вошел этим днем в его каморку, у него на груди была кровь, но он не пожелал объяснить, откуда она.

— Думаешь, он использует свою кровь для заклятий? — Анри, всегда бывший очень умным, очень догадливым парнем, ощутимо помрачнел. Такие расклады определенно вызывали опасения — магия на крови всегда считалась темной, опасной, к ней прибегали лишь самые злые, самые мерзкие и гадкие колдуны. Дед никогда не учил молодого наследника такой магии, поскольку сам никогда не использовал ее, а рассказывая о ее существовании, не скрывал своего омерзения. Поначалу Анри это удивляло, но став старше, он начал разделять мнение дедушки.

Использование Чеславом и Альжбетой крови для того, чтобы приковать Нейдр к оборотню, чтобы заставить его считать рыжего своим хозяином, еще можно было где-то понять и даже простить, но происходящее сейчас вызывало резкое неприятие. Сейчас Чеслав сознательно замешивал заклятия на своей крови, усиливая их многократно, творил по-настоящему темную, черную магию, и к чему это могло привести, трудно было даже предположить.

— Такая магия губит душу мага, — тихо повторил Анри слова Альберта и, сжав губы, неодобрительно покачал головой, — Не являюсь поклонником Чеслава, но этот придурок погубит сам себя!

— Вот этого я и боюсь.

В голосе Анхеля прозвучала такая горечь, что юноше на миг стало совестно. Он-то все время думает только о себе, о своих родных, переживает за то, какой вред может причинить Чес им… а для Ана этот мерзавец как родной брат, для него эта ситуация больнее стократ. Бедный Анхель, угораздило же его когда-то связаться с этим типом… Впрочем, не свяжись он с ним, не было бы у него такого друга, как Анри, не одумался бы он, не отринул бы ненависть, а то и вообще, возможно, сгинул бы где-то на улицах еще в шестом веке. Может быть, и в самом деле все к лучшему. Может быть, не стоит понапрасну корить судьбу.

— Мы выходим завтра, — негромко произнес Анри, внимательно глядя на друга, — Предупредишь ты его об этом или нет — не имеет значения. Мы пойдем на поместье, чтобы забрать прабабушку, и чтобы одолеть твоего друга, твоего брата, Ан. Прости.

Ворас слабо улыбнулся, и неожиданно медленно опустился в большое кресло у окна, закрывая лицо руками.

— За что ты просишь прощения? Анри… — он глубоко вздохнул, не опуская рук, — Если бы ты знал, как я устал от всего этого. От ненависти Чеса, от его постоянных мыслей и разговоров о мести, от того, что сам должен приходить к тебе тайком, постоянно прячась — не только от твоих родных, но и от него, от своего брата! Это какое-то безумие, мне осточертело это! Я ничего не скажу ему. Быть может, если вам удастся его одолеть… — он умолк на полуслове и мотнул головой, — Нет. Нет, это слова предателя, а я не хочу предавать Чеса! Никогда, ни за что… Что вы намереваетесь сделать?

Анри только развел руки в стороны: хранители памяти до сих пор совещались, на сей раз пригласив к себе итальянского мага, и однозначного ответа пока еще не дали. Что они задумали, предположить было практически невозможно.

— Мне кажется, они хотят сделать что-то с его памятью, но я не уверен. Может, попытаются стереть из нее ненависть, или… — парень тяжело вздохнул и, махнув рукой, мимолетно поморщился, касаясь раны, — Хотя горбатого могила исправит. Прости, Ан. Я пытаюсь не держать на Чеслава зла, но, вообще-то, знаешь… Он стрелял в меня. Он бил меня, держал в плену меня и папу! Мне трудно относиться к нему по-дружески или хотя бы сочувственно.

Анхель медленно поднял голову, устало взирая на него. На лицо вораса словно легла тень.

— Я понимаю, — тихо проговорил он, — Мне тоже… все труднее относиться к нему по-дружески. Но мы прошли через такое количество испытаний, Анри! Я не могу просто забыть об этом, не могу его бросить… Я не предатель, никогда им не был, и никогда не стану! В конце концов, предательство недостойно маркиза Мактиере! — здесь маркиз расправил плечи и выпрямился, словно голубая кровь в его жилах внезапно дала о себе знать. Усталый голос его окреп, зазвучал жестче.

— Я ничего не скажу ему о ваших намерениях, но и вам помогать не стану. Делайте, что хотите, меня это больше не касается и не интересует, Анри! Моя месть была совершена пятнадцать столетий назад, сейчас я понимаю это. У Чеслава с вами какие-то личные счеты, но я больше не хочу иметь к этому отношения. В вашей стычке я участвовать не буду. Справляйтесь сами.

— Справедливо.

Анри, внимательно выслушавший друга, чуть улыбнулся, согласно опуская подбородок. Потом шагнул к нему, и легонько хлопнул по плечу.

— Перестань переживать, Ан. Я уверен, что убивать Чеса никто не планирует — мы лишь хотим его обезвредить, чтобы он больше не причинял нам вреда. Не волнуйся.

Анхель безмолвно кивнул, снова опуская голову и глядя в пол. Признаться в том, что и сам хотел бы обезвредить Чеслава, он не мог.

…Утро следующего дня — рокового дня, на которое сами нормондцы назначили свой поход, — началось довольно рано. Два главных балабола и шутника замка выразили свое самое искреннее недовольство этим, уже сидя за столом и неохотно попивая утренний кофе.

Роман был не причесан, мрачен и раздраженно откусывая куски круассана, негодующе говорил, что гроссмейстеру лично снесет башку за то, что из-за него вынужден просыпаться так рано. Не взирая на свою нечеловеческую природу, поспать интантер любил и в обычное, мирное время, появлялся в гостиной лишь к полудню.

Его младший брат, взъерошенный, помятый и часто зевающий, полностью поддерживал виконта, прибавляя от себя, что для начала Чеса надо заставить не спать несколько дней, а лучше недель, чтобы он сполна помучился.