— Надо серьезно обдумать его предложение и со временем дать ответ, — благоразумно изрекла жена и сразу спросила: — Ты не гугенот?

— Католик, — соврал я. — Поэтому мне и поручили командовать кораблем, направляющимся в Рим.

— А то наш полк здесь разместили, чтобы гугеноты не вздумали бунтовать. Но если ты католик, тогда… — что именно «тогда», она без одобрения мужа не могла огласить.

— Тогда в субботу объявим в церкви о помолвке и через месяц — или когда тебе удобней? — поженим, — по-военному быстро принял решение капитан драгунской роты.

Видимо, хотел как можно быстрее избавиться от лишнего рта и сократить расходы на покупку дорогих тряпок.

— Не передумаешь до субботы? — на всякий случай спросил отец семейства.

— Не должен, — ответил я. — Вот только в субботу собирался отправиться в рейс. Придется перенести отход на воскресенье.

Выгрузка овса шла полным ходом, помогали солдаты драгунского полка, а оптовый торговец кальвадосом уже готов был подвозить свой товар, который грузить легче и быстрее, чем зерно. В трюм влезает сто пятьдесят бочек, выбирая весь объем, но не тоннаж. Еще дюжину бочек, на свой страх и риск, перевожу на палубе. Если попадем в хороший шторм, они могут оказаться за бортом.

— На оглашении твое присутствие не обязательно, — отмахнулся Матье де Кофлан и добавил шутливо: — Главное, чтобы на свадьбе был! Успеешь за месяц обернуться?

— Постараюсь, — сказал я.

— Это будет конец ноября, а в ноябре справлять свадьбу — плохая примета, лучше в первых числах декабря, до Рождественского поста, во вторник, четверг или субботу, — подсказала Жанна-Мари.

— Согласен и в декабре, — сказал я. — Лучше в субботу, но можно и во вторник или четверг.

— Я сейчас посмотрю по календарю, — произнесла Жанна-Мари и пошла на третий этаж, чтобы, как догадываюсь, заодно и дочь порадовать.

Поскольку я теперь был женихом, мне позволили приходить в гости и проводить время с Мари-Луизой в гостиной. Обычно в начале посиделок присутствовали сестры или мать, которые потом уходили, чтобы не мешать нам. Если бы я захотел, то мог бы обрюхатить невесту до свадьбы, и никто бы на меня не рассердился. Ее родители, по крайней мере отец, были уверены, что меня больше интересует деловая сторона брака, так что никуда не денусь.

В пятницу я вместе со всей семьей де Кофлан пошел в театр. Билеты, точнее, целую ложу, выкупил я, поэтому у них не было шансов отказаться. Как мне сказали, премьеры в театре только по пятницам. В этот день должны были впервые в Нанте поставить «Мещанина во дворянстве» Мольера. В советские времена смотрел телеспектакль, а теперь решил сравнить. Представление должно было начаться в пять, но минут пятнадцать ждали, когда подтянутся опоздывающие зрители. Ложа — это было громко сказано. Часть балкона, отделенная двумя деревянными перегородками высотой около метра, с восемью стульями в два ряда. При желании, я мог бы перелезть к соседям. Кстати, слева от нас расположился с семьей торговец, у которого я купил кальвадос. Мы с ним успели перекинуться парой фраз. В зале было так шумно, что приходилось почти кричать. Особенно бурлил партер, где места были только стоячие, носивший название «бругага». Могу подтвердить, название дали по делу. Мало того, что там постоянно разговаривали, смеялись невпопад, свистели, топали ногами, но еще и пару раз подрались. На время драки актеры переставали играть и вместе со зрителями наблюдали сражение, крича и свистя не хуже. Я сделал вывод, что театр сейчас начинается с «бругага» и там же заканчивается. Спектакль уж точно не походил на тот, что я видел по телевизору, хотя был по-своему забавен. Семейство де Кофлан смотрело с интересом, даже бравый драгунский капитан несколько раз громко ржал и топал ногами, обутыми в тяжелые сапоги.

В Лондоне я посмотрел другой спектакль. Текста пьесы не было, поэтому непрофессиональные актеры — потрепанная дама по имени Филипс Челбот и пропитый тип, которого назвали Джоном Смитом — импровизировали, как умели. Они пришли утром второго дня выгрузки в сопровождении судебного пристава — пожилого мужчины в черном, по-пуритански, с жезлом в правой руке и свернутым в трубочку листом бумаги в левой — и двух солдат, вооруженных полупиками и длинными ножами. Мои матросы как раз перегружали четыре бочки кальвадоса на арбу, на которой приехал хозяин большой таверны, расположенной почти в центре города. Состоятельные люди предпочитали отменный кальвадос дешевому и паршивому голландскому джину. Работал и индеец Жак Буше. Обычно он ночью охраняет наш сон и покой, а потом до обеда спит, но вчера он пошел в пивную и так набрался, что приполз только утром. Я заставил его работать, чтобы с потом вышло и похмелье.

Процессия подошла к тендеру, и дама показала пальцем на Жака Буше:

— Вот этот мой муж.

Индеец, стоя на главной палубе, перемещал с помощью каната грузовую стрелу от арбы к горловине трюма. Работать в трюме я ему не разрешил, чтобы совершенно случайно не открылась крышка на бочке с кальвадосом. Поскольку Жак Буше знал на английском языке лишь несколько фраз, в основном ругательства, сказанное дамой он не понял и никак не прореагировал.

— Подведите его сюда, — приказал солдатам судебный пристав.

— А в чем дело? — вмешался я.

— Эта женщина утверждает, капитан, что твой матрос вчера женился на ней, поэтому отвечает за все ее долги. На сегодняшний день с нее требуют четырнадцать фунтов, девять шиллингов и два пенса, — проинформировал судебный пристав и показал мне лист бумаги, который оказался брачным контрактом Жака Буше и Филипс Челбот.

— Как он мог на ней жениться, если не понимает ни бельмеса на английском языке?! — удивился я.

— Для этого дела знания языка не обязательны, — поделился судебный пристав жизненным опытом.

— Но не для регистрации брака, — возразил я. — Тем более, что он вчера до обеда спал после ночного дежурства, а потом до вечера выгружал бочки. Это могут подтвердить хозяева пивных и таверн, которые вчера забирали свой груз.

— Я могу подтвердить, мистер Браун, — тут же произнес грузополучатель. — Я вчера приходил сразу после полудня, договаривался о цене. Этот малый, — кивнул он на индейца, — дрых на баке без задних ног.

— Обед у вас в час? — спросил судебный пристав.

— В два часа, — ответил я.

Поскольку вахту матросы стояли шесть часов через шесть, завтрак у нас был в шесть утра, обед — в два пополудни, а ужин в восемь вечера. Английские работяги обедали в час, а знать — в два-три. Так что мои матросы почти знать.

— Вы подтверждаете, что этот человек, — показал пристав на Жака Буше, — вчера до двух часов дня находился на судне?

— Подтверждаю, — сказал я. — И не только до двух часов, но и до сумерек.

— Хватит и до двух часов, — сказал судебный пристав и разорвал брачный контракт. — Браки можно регистрировать только с восьми утра и до двух пополудни. — Он повернулся к парочке и провозгласил суровым голосом: — Филипс Челбот, ты обвиняешься в невыплате долга на сумму четырнадцать фунтов, девять шиллингов и два пенса, подлоге и лжесвидетельстве. Джон Смит, ты обвиняешься в лжесвидетельстве и соучастии в подлоге.

— Какой подлог?! — завопила дама визгливым голосом. — Я вчера утром заключила брак с этим паршивцем, он поимел меня, а теперь пытается увильнуть! А эти все врут, он подкупил их!

На судебного пристава ее слова не подействовали.

— Ведите их в долговую тюрьму, — приказал он солдатам.

Мы еще долго слушали визгливый голос Филипс Челбот, даже когда процессия свернула за дальний угол пакгауза. Я основательно пополнил свои знания разговорного английского языка.

Жак Буше не помнил, как его оженили и где он пропадал всю ночь. Проснулся утром у порога какого-то дома. Поскольку, кроме дырявых штанов, у него ничего не было, никто его и не тронул. Ночь была холодная, все-таки конец осени, но индейцу хоть бы хны, даже не простудился. Дорогу к судну ему показали шедшие на работу портовые грузчики, которые знали, где и кем работает такой колоритный тип. Матрос, который вчера был с ним в пивной, рассказал, что эта парочка подсели к ним и начали поить индейца, а потом увели его с собой, якобы намереваясь угостить домашним пивом. Напиток оказался с фальшивым брачным привкусом.