— Что сеньор виконт хочет на ужин? — вынув трубку изо рта, спросил хозяин гостиницы, поднимаясь по лестнице впереди меня.

— Поужинал на корабле, — ответил я.

— А что изволите на завтрак? — как бы пытаясь услужить мне, но на самом деле — заработать еще несколько су, поинтересовался он.

— Приготовь яичницу, — сказал я.

— Завтра пост, — напомнил он. — Может, рыбу приготовить?

— Самая лучшая рыба — это колбаса, — поделился я советским опытом. — Приготовь яичницу с кровяной колбасой.

Хозяин гостиницы хмыкнул тихо, но ничего не сказал. Атеисты все еще удивляют, но уже не пугают и, тем более, не вызывают желание искоренить с помощью костра.

Мой номер был на втором этаже. Двухкомнатный, с большим окном в каждой комнате. Вид из окон в сторону моря, только вот дома через дорогу закрывали его. В передней, проходной комнате стоял овальный стол и четыре табуретки вокруг него, у стены — узкая кровать для слуги, рукомойник и таз для умывания, а в узкой коморке рядом с входной дверью — ночной горшок под табуретом с дыркой. Во вторую комнату вел проем без двери и даже занавески. Там стояла большая и широкая кровать на помосте, но без балдахина, а рядом с ней — большой сундук с ровной крышкой, на которой располагался подсвечник с тремя новыми сальными свечами и два пустых оловянных стакана.

Перехватив мой взгляд, хозяин гостиницы сказал:

— Если ночью захотите пить, у меня есть хорошее вино.

— Местное? — спросил я.

— Да, — ответил он.

— Тогда лучше принеси сидр, — распорядился я.

Слуга принес яблочную бражку в кувшине из толстого зеленоватого стекла. Такие кувшины я в этих краях видел лет двести назад. Не удивлюсь, если этот сохранился с тех времен. Нормандцы — народ бережливый. Их даже прижимистые жители южных районов Франции называют скупердяями. В ответ нормандцы называют южан мотами. Те обижаются и заявляют, что моты — это парижане. Для них — да, а для нормандцев парижане находятся где-то за пределами человеческого, поэтому получили прозвище телячьи головы.

Разбудил меня звук горна. Трубили тревогу. Солнце еще не взошло, за окном было серо, пасмурно. Прилив только начался, так что можно не спешить. Англичане сейчас просто не доберутся на дистанцию прицельного выстрела. Разве что десант высадят, но на такую глупость они вряд ли способны.

Слуга побрил меня. Раньше я не доверял свою шею другим людям с опасной бритвой в руке, но в этой эпохе привык. Тем более, что Кике брил виртуозно, хотя нигде не учился. Если бы не повстречал меня на своем жизненном пути, наверное, сейчас был бы известным брадобреем в каком-нибудь испанском портовом городе.

И яичницу приготовили именно так, как мне нравится, не пожалев кровяной колбасы. Скорее всего, вбухали всю, что осталась со вчерашнего дня, а то ведь до завтрашнего пропадет. В общем, день начался хорошо.

На берегу моря собралась изрядная часть шербурцев. Им интересно было посмотреть морское сражение. Такие представления здесь редко показывают, тем более, бесплатно. Зрителей не пугало даже то, что не только в партер, но и на галерку может залететь ядро. Матросы на рабочей шлюпке ждали меня. Когда я сел на носовую банку, два матроса, шагая по мелководью, потянули лодку к фрегату. Приливное течение журчало звонко, радостно, словно соскучилось по этой части морского дна. На глубине с полметра, оба матроса запрыгнули в лодку и сели на весла, помогая двум другим.

Через пару минут я оказался у борта фрегата, рядом со свисающим до воды штормтрапом. От обшитого медью корпуса тянуло гнилью, как будто металл способен на такое. Экипаж, точнее, те, кого мне оставили, находился на местах по боевому расписанию. Жан Мересс и Гильом де Сарсель стояли на шканцах, наклоненных в сторону моря, на возвышенном, левом борту, хотя удобнее было бы на правом. То ли хотели видеть, как можно дальше, то ли чтобы не мешать мне.

Английская эскадра медленно, поставив лишь марсели, как бы закрадывалась в бухту. Спешить им некуда — до полной воды еще не меньше часа. Впереди шли три авизо на дистанции метров сто друг от друга, на которых мерили глубину примитивными лотами — куском чугуна на веревке. Бросали его вперед по ходу судна и, когда подходили к этому месту, смотрели на метки и выбирали. Правило семи футов под килем пока не работает. Считается, что хватит двух-трех. Остальные корабли шли за ними толпой — не воевать, а надрать уши нашкодившим пацанятам.

— Что там слышно от адмирала? — спросил я Гильома де Сарселя, чтобы убить время.

— Пока ничего нового. Англичане не осмеливаются атаковать. Наши корабли стоят под защитой форта, и им помогают три двенадцатипушечные галеры, — доложил он.

Судя по всему, адмирал де Турвиль выбрал более удачное место для укрытия.

Бой начали кульверины, установленные на башнях. К тому времени вражеские корабли были на дистанции кабельтовых шесть от наших линкоров, сидевших вместе с фрегатами в линию на грунте на мелководье. Впрочем, мой фрегат, благодаря приливу, уже был на плаву. Теперь можно было открывать и пушечные порты на гондеке, что я и приказал сделать.

Наши корабли подключились к стрельбе, когда дистанция сократилась до полумили. У англичан впереди шли два корабля третьего ранга. Как мне сказал Гильом де Сарсель, это семидесятипушечный «Графтон» и шестидесятипушечный «Монах». У остальных английских линейных кораблей менее шестидесяти пушек. Вполне возможно, среди них и те, которых мы обстреляли во время сражения. Видимо, мало получили, хотят еще. Поскольку английские корабли находились носом к нам, я разрешил комендорам стрелять, в который им удобнее и по готовности залпом побатарейно. После первого же залпа образовалась такая густая туча из черного дыма, что разобрать было невозможно, попали ли, куда и кто именно. Как догадываюсь, начиная со второго залпа, мои комендоры палили наугад. Я не возражал: порох и ядра оплачивает король. Пусть комендоры потренируются за его счет. Расчеты карронад пока отдыхали. Их время придет, когда враг приблизится хотя бы на три кабельтова.

После пятого залпа приказал сделать перерыв, чтобы остыли орудия. Видимо, такая умная мысль пришли не мне одному. Замолкли пушки на стоявшем слева «Победоносном», а потом и на стоявшем справа «Великолепном». Последним умолкло «Королевское солнце». Слабый восточный ветер разогнал черную тучу, открыв английскую эскадру, которая ложилась на обратный курс, преодолевая сопротивление приливного течения. Паруса на ближних кораблях были изрядно продырявлены. Сколько наших ядер попало им в борта и какой нанесли урон — это осталось неизвестным.

В отлив они вряд ли сунутся, а до вечернего прилива времени еще валом, поэтому я приказал:

— Комендорам отбой! Закрыть порты и почистить пушки!

Чего не отнимешь у англичан — это умения учиться на своих ошибках. Француз наступает на одни и те же грабли по несколько раз, пока не станет скучно, а англичанин после первого, максимум, второго раза идет искать другие грабли. Вторую атаку они предприняли на следующее утро, опять в прилив. На этот раз построились в линию. Ветер был западный, довольно свежий, плюс прилив помогал им. Глубины промерили в предыдущие дни, поэтому сейчас впереди не было авизо. Малые суда держались позади линкоров. Кильватерная колонна вошла в бухту по западной части ее, а потом повернула на восток и, убрав паруса, кроме стакселей, которые помогали удерживаться по ветру, выстроилась перед нашими кораблями, под острым углом к ним, на дистанции около трех кабельтовых. Благодаря приливному течению, дистанция будет сокращаться.

На одни наш корабль получилось по два вражеских. Правда, нам помогали береговые орудия. Они первыми и начали обстрел, а потом присоединились и корабли. Ветер сегодня был свежее, быстро развеивал и сносил черный дым от наших выстрелов, но поскольку большую его часть несло на мой фрегат, мои комендоры от этого ничего не выигрывали. Залпы раздавались почти без перерывов, поэтому казалось, что вражеские ядра появляются из дыма сами по себе. Я замечал их в самый последний момент, перед тем, как они попадали в борт или проносились выше. Впрочем, англичане по привычке брали низко и на такой малой дистанции мазали редко. Я все чаще слышал гулкие удары, после каждого из которых мне становилось неприятно, будто получил сам, и приговаривал про себя: «Терпи, бродяга, ты ведь у меня крепкий! Они получают не меньше!».