Так продолжалось с полчаса, после чего я увидел, какие выводы сделали англичане после вчерашнего налета. Небольшое одномачтовое суденышко с парусом-триселем, посеревшим от пороховой копоти, вынырнуло из черной тучи прямо перед «Победоносным», возле его кормовой части. Я не сразу понял, что это английский брандер. Решил, что это французское суденышко попало в непонятное, заплыв не туда, куда собиралось. Брандер врезался носом в борт линкора, сломав короткий и толстый бушприт. Уцелевший его кусок вывернуло вверх, из-за чего напоминал свежим разломом треснувший зуб, потерявший несколько осколков. Английское судно откинуло от «Победоносного», а потом опять прижало приливом, но уже ближе к нам. Упал парус. И я увидел четырех английских моряков, которые перебирались в двухвесельную шлюпку. Пожалев, что оставил винтовку в гостинице, послал им напутствие в дорогу на чистом русском языке.

Брандер полыхнул сразу весь. Такое впечатление, что был облит бензином. Оранжево-красные языки пламени сперва осторожно, словно пробовали на вкус, полизывали просмоленный борт «Победоносного», а затем поползли вверх, становясь все шире. К пороховой гари прибавилась запахи горящей смолы и дерева. Капитан «Победоносного» — грузный мужчина с короткими толстыми ногами — подошел к борту, посмотрел на брандер и языки пламени, которые уже добрались до фальшборта, после чего снял рыжий парик и вытер большим черным платком покрасневшую, выбритую наголо голову. Повернувшись в мою сторону, он пожал плечами, будто сообщал, что сделал всё, что мог, но видишь, как оно обернулось?! После чего быстро спустился со шканцев. Судя по всему, он приказал своим комендорам прекратить стрельбу и последовать за ним, потому что пушки на «Победоносном» замолкли. К тому времени кормовая часть линкора уже пылала.

Черт бы с ним, с «Победоносным», но, подгоняемый приливным течением, брандер продолжал ползти вдоль его борта, смещаясь в сторону фрегата. И ведь не протиснется между нами, обязательно навалится на мое судно.

Я повернулся к Жану Мерессу, который, судя по напряженному лицу, не хуже меня понимал, что произойдет в ближайшее время:

— Возьми матросов с баграми, садись на шлюпку и попытайся оттолкнуть брандер.

— А если он взорвется? — задал вопрос шкипер.

— А сели я пристрелю тебя прямо сейчас? — задал я встречный вопрос, доставая из кобуры пистолет с колесцовым замком.

Гильом де Сарсель, с не менее напряженным лицом наблюдавший за английским брандером, услышав мои слова, улыбнулся. Может быть, я просто не замечал раньше, но вроде бы впервые увидел лейтенанта улыбающимся. Наверняка его мамаша подгуляла со славянином.

— Давайте я сделаю, — предложил Гильом де Сарсель.

— Нет, пусть он плывет, — настоял я, потому что подумал, что выпроводив с борта судна Жана Мересса, избавлюсь и от неприятностей, которые он притягивает на фрегат.

Я не видел, доплыл ли шкипер до английского брандера. По времени должен был. Оттолкнуть точно не успел, потому что горящее судно взорвалось с таким грохотом, точно бочки с порохом заполняли весь его трюм. Горящие обломки подлетели выше наших мачт и посыпались оттуда на фрегат. Их было много, а матросов на палубе — всего трое. Первыми занялись якорные канаты, сложенные в бухты на баке. Они просмолены от души, потому что по роду своей службы подвержены гниению больше, чем многие другие. Раздуваемые ветром языки пламени, создавалось впечатление, отплясывали веселый, зажигательный танец. Через несколько минут они дотанцуют до крюйт-камеры — и плясать полетят все, кто к тому времени останется на фрегате.

— Прекратить стрельбу! Всем срочно на берег! — приказал я Гильому де Сарселю, а Кике сказал: — Захвати Гарика и жди меня в гостинице.

Гарик превратился в крупного, сильного пса, вожака стаи. В последнее время я редко брал его с собой, оставлял в Донже, где в окружении сук ему было интересней. Заодно улучшал местную породу, которая из-за близкого скрещивания начинала увядать. Не знаю, почему, но в этом сезоне взял его с собой. Наверное, предчувствовал, что скоро расстанемся.

— Кувшин и кубки взять? — спросил слуга о серебряной посуде, которая была в каюте.

— Если доплывешь с ними, — сказал я.

— Доплыву! — уверенно заявил слуга и метнулся в каюту.

У нас не осталось ни одной шлюпки, а глубина моря возле борта была метра три-четыре. До мелководья надо проплыть метров тридцать-сорок. Кто умел плавать, спускались по штормтрапу или прыгали прямо с планширя и быстро гребли к берегу, а кто не умел, хватали любую доску и отправлялись в плаванье в обнимку с ней. Я стоял на шканцах и ждал, когда корабль покинут все члены экипажа. Не дождался, потому что языки пламени выхлопнулись из люка, ведущего к крюйт-камере. Повторить полет при ее взрыве у меня не было желания, поэтому полез на планширь, чтобы сигануть в море. И тут вспомнил, что со мной всего-то шпага и несколько монет. Всё остальное лежит в номере в гостинице. В следующей жизни мне придется начинать с нуля. С этой мысль и шагнул за борт. Полет был коротким, а вода показалась теплой, словно нагретой горящими кораблями.

Конец