— То есть… ты не один из них?

Никакой вампир такое оскорбление мимо ушей бы не пропустил.

— Нет. Им часто нужна помощь влиятельных людей, поэтому некоторых они посвящают в свои дела. Просто я однажды оказался тем, кто был им полезен — только потому их и знаю. Тогда же узнал и о Стирателях — они помогают забыть какие-то события жертвам или случайным свидетелям. Очень полезно в их тайном ремесле. Думаю, что они и в дальнейшем собираются обращаться ко мне, раз я до сих пор о них помню.

По ее расширенным глазам я видел, что она верит. Удивлена, что я в курсе таких подробностей, поэтому верит еще больше. Значит, я не сказал ничего, что шло бы вразрез с ее представлением об их… хм… агентстве.

— А позавчера… ну, когда на Максима напали, что точно там произошло?

— Пока ты сидела и психовала, уставившись в окно, я набрал его номер, а он не ответил. Тогда я и решил, что тебе лучше остаться в машине, а для начала осмотреться самому. Их было… трое. Без понятия, кто такие, но твой Максим уже многим успел дорогу перейти. Когда я подбежал, они решили не связываться с вооруженным психом и просто ушли.

— Просто так ушли? — тут она уже явно сомневалась.

— Просто так ушли, — придумывать подробности в этом вопросе мне стало лень.

Она переваривала информацию. Несмотря на то, что я не сказал практически ничего нового, она заметно успокаивалась. Без моего внушения. Сердце теперь билось ровнее.

— Можно спрашивать дальше? — какого черта она собиралась спрашивать еще? Я и так подчистил историю со своей стороны, насколько это вообще было возможно.

— Сначала выпей, — я пододвинул к ней бокал. Не дожидаясь ее, опрокинул свой.

Она послушно выпила, снова сморщилась, но тут же потянулась за салатом. Прямо даже интересно, сколько еще потребуется коньяка, чтобы она свалилась с ног.

— А зачем ты в тот раз позвал меня в ресторан? Это было так неожиданно, и я до сих пор не понимаю… Ты ведь уже знал про моего Максима, кто он мне, даже лично с ним встречался…

Как же раздражающе она продолжает настаивать на легенде о том, что Максим был ее любовником!

— Ах, так ты из-за этого решила уволиться? Тебе нужно было оплакать потерянную любовь, а тут симпатичный начальник, который силком таскает по ресторанам? Так могла бы взять пару отгулов, чтоб отрыдаться, вместо того, чтоб пороть горячку.

Ее сердце снова забилось быстрее — она не хотела развивать эту тему, поэтому перешла к другому:

— О, кстати, Лёш… Ты — гей? Тот мужчина вчера…

Что ответить? Соврать, что люблю мужчин? Или намекнуть, что играю за обе команды? Хотя по правде, не играю ни за одну. Вместо этого переспросил:

— А у тебя с этим какие-то проблемы? — я продолжал улыбаться, поставив подбородок на скрещенные пальцы.

— Нет! Конечно, нет! — она покраснела и даже замахала руками, будто желая отогнать несправедливые обвинения в нетерпимости. Сейчас было заметно, что она опьянела. — Я тогда просто решила, ну… что я тебе нравлюсь… или даже не знаю, что!

Она засмеялась, я тоже не смог удержаться. Но ничего пояснять не спешил. Тогда она продолжила сама:

— Я просто хочу сказать, что если тебе… ну… — ее язык немного заплетался, — Лёша, если тебе нужно прикрытие… ну, чтоб другие не узнали о твоей ориентации… то я готова на такую роль! Если хочешь, конечно!

Да это не коньяк, а какое-то злодейское зелье великодушия!

— Наташ, мне очень нужно прикрытие. И ты очень даже подходишь на эту роль, — дождался ее «Без проблем!», а потом перешел в наступление. — Но тогда тебе нельзя увольняться!

Она мотнула головой:

— Тогда — нельзя!

— То есть заявление я могу порвать?

— Да хоть подотр… порви его! Раз пошла такая пьянка, буду твоим прикрытием!

— Договорились! — я протянул ей руку, она с удовольствием пожала, закрепляя сделку. И только потом спокойно добавил: — Только я — не гей. С тем мужиком вообще другие вопросы были.

Секунд пять лицезрел очи на пол-лица, а потом раздался безудержный хохот. Но отсмеявшись, она встала и заявила:

— Все, мне пора! Здорово поговорили, спасибо. Можно вызвать от тебя такси?

— Конечно, сейчас вызову, — я подошел к ней и включил внушение. Усиливал, пока она не рухнула мне на руки, засыпая.

Куда она пойдет? На ногах же не стоит… в большей степени, благодаря мне, а не алкоголю. Отнес на кровать, уложил прямо в одежде. Она поежилась во сне. Пришлось вытащить из шкафа плед и укрыть. Потом убавил кондиционер и приглушил свет.

Охотник меня убьет, если узнает. Прямо на месте, без суда и следствия, даже если ему самому потом будет грозить наказание. Если узнает… Но как, если раны затянутся еще до того, как она проснется? Другие вампиры смогут почувствовать мой запах в ее крови, но вряд ли я или тот же самый охотник позволим ее кусать другим вампирам…

Я нагнулся сначала к шее, но потом передумал и поднес к губам запястье. Зачем мне это? Вместо того, чтобы задумываться над ответом, я выпустил клыки и погрузился в ее руку. Она даже не пошевелилась — мы умеем делать так, чтобы жертва вообще не ощущала боли. Через неполную минуту я с усилием оторвался. Потом слизнул сочащуюся из раны кровь. И еще раз, на этот раз остановившись на удовольствии.

Дал ей и своей крови. Немного, только необходимое для восстановления количество, хотя хотелось влить в нее канистру. Если постоянно поить ее своей кровью, то я смогу лучше контролировать ее, тогда она уже полностью будет в моей власти. И тогда мы бы обошлись без подозрений, без напоминаний обращаться ко мне по имени, без мыслей уехать из этого города подальше от меня… Но это было рискованно — это уже нарушение Закона. И самое главное — я хотел, чтобы она по доброй воле тянулась ко мне.

Улегся рядом, готовясь тоже провалиться в сытый сон. Утро — самое лучшее время для этого, жаль, что мне так редко удается отдохнуть в такой период дня. Но непослушные веки отказывались закрываться, а в голове волнами, внахлест бились мысли. Мне нужно с кем-то это обсудить! Раз уснуть все равно не получится, отправлюсь-ка я к своему любимому психологу. К себе.

— Ну, привет, Кай из Змей, запутался?

— Есть немного. Так помоги мне разобраться, Кай из Змей, Эй, или как там тебя… Лёшка Никитин.

— О! Ты вспомнил все свои имена? Значит, действительно, хуже некуда. Так ты хочешь, чтобы она была рядом? Зачем?

— Я надеялся на твое объяснение.

— Влюбленность?

— Вряд ли. Я слишком практичен для такой банальности.

— Чувство вины?

— Возможно.

— Тебе жаль, что ты сыграл в ее жизни настолько плачевную роль. Понимаю.

— Только отчасти. Но я вспомнил вкус крови ее отца. И как она кричала тогда. И потом, в подвале, ту тоску. Как я не хотел быть вампиром. Я вспомнил, как это — быть человеком.

— А разве ты хочешь чувствовать себя человеком?

— Нет. Не знаю. Я просто это чувствую.

— Все-таки это больше похоже на вину, чем на что-то другое. Тогда заботься о ней. Может, тебе давно требуется кто-то, о ком нужно заботиться?

— Не уверен. Это может сделать меня уязвимым.

— Тогда избавься от нее. Отпусти девчонку, и со временем ты о ней забудешь.

— Не хочу.

— А чего тогда ты хочешь, идиот?

— Пить ее кровь. Чтобы она пила мою кровь.

— Глупо.

— Знаю.

Я продолжал размышлять, не отрывая взгляда от мерцающего синим светильника, а Наташа мирно сопела рядом. Зачем-то в памяти всплыла и мать — самая любимая женщина, которая плакала от счастья, увидев меня на пороге. Да, я просто вспомнил себя человеком. Потому что эта девочка пришла из того дня, когда я окончательно перестал им быть. Когда я почувствовал себя… ничем. Пробелом. Мне стало не по себе от этой забытой мысли, зато ее сердце теперь билось ровно, сейчас она не боялась. Именно это чувство, ощущение себя прежним, заставило меня так хотеть обменяться с нею кровью. Просунул руку под ее голову и заставил прижаться к себе. Может, так будет легче? Но легче не стало. Это странное противоречивое метание внутри — между удовольствием и болью. Как у настоящего человека.