Выставив все на стойку, я направился к ней, и теперь она вздрогнула, но я поймал ее руку и мягко потащил за собой. Она не упиралась, просто повиновалась моим действиям. Усадил и пододвинул к ней тарелку с омлетом. Себе я готовить не стал — теперь отпала необходимость делать вид, что тоже нуждаюсь в пище. Она нехотя съела маленький кусочек, а потом потянулась за кофе. Где, кровавые куличики, взрыв? Разве не должна она хотя бы запустить в меня тарелкой и истошно кричать, чтобы я немедленно сдох? Но вместо этого она почти спокойно спросила:

— Ты отпустишь меня, если я захочу сейчас уйти?

Покачал головой:

— Нет, не сейчас, Наташ, не в таком состоянии. Через какое-то время ты с этим справишься. А если нет, тебе поможет Стиратель. Сама потом решишь — как тебе лучше.

— А что потом? Что будет потом? — ну наконец-то хоть какое-то напряжение нарастает. Она даже встала на ноги.

— Будешь жить.

— А ты?

— А я вряд ли.

Она выдохнула порывисто:

— Не хочу.

До меня дошло, почему долгожданная истерика не наступает. Это моя кровь в ее жилах — она не дает ей всерьез ненавидеть меня. Просто не может, как ни старается. Быстро обхожу стойку и обнимаю. Она затихает — так ей привычно, так уютно. Ее тело, привыкшее ко мне, успокаивается рефлекторно. Поднимаю ладонью ее голову и целую — она этого не ждала, ей становится неприятно и страшно. Пытается оттолкнуть. Не позволяю. Ей нужен хоть какой-то выход эмоций, разрядка. Могу предложить только один. Прорываюсь языком в ее рот.

Толкает сильнее, я еще крепче прижимаю ее к себе. Со всей силы кусает мою нижнюю губу. До крови. Не позволяю себе сорваться. Ее лицо уже все в слезах, но она отвечает на поцелуй. Мое дыхание такое же рваное, как и ее. Целую шею вскользь, стараясь не укусить — это напугает ее еще сильнее. Она уже сама запускает руки под мою футбоку, гладит напряженно, обнимает, прижимает с силой, оставляет на спине борозды от своих ногтей.

Стягиваю футболку одной рукой через голову и откидываю. Потом так же резко снимаю с нее майку и шорты — быстро, с силой, не позволяя опомниться. Она тут же находит мои губы, на которых чувствуется соль от ее слез. Упираю ее в стойку, в стороне падает какая-то посуда, разбиваясь о пол с оглушительным звоном. Вхожу в нее сразу, не подстраиваюсь и не даю подстроиться, ловлю сдавленный стон. Перехватываю за талию и перемещаю на пол. Немного грубо, она замирает, ударившись при приземлении спиной. Заглаживаю свою вину новым поцелуем, но не даю сосредоточиться, начинаю быстро усиливающиеся толчки. Она стонет мне в рот, она царапает мои плечи, она задыхается, кончая, она расслабляется. Но не я. Еще нет. Это слишком. Прокусываю свой палец и просто вталкиваю в ее рот. Она не понимает, но и сопротивляться не может. Сам вгрызаюсь в ее шею.

Через вечность слышу:

— Ненавижу.

Молчу.

— Ненавижу тебя! — она начинает кричать. — Себя ненавижу!

Она бьется долго в моих объятиях, но потом все-таки затихает. Несу ее в душ, а потом в постель.

Наташа.

Теперь ничто не имеет значения. Я ем, сплю, иду в туалет или душ, снова сплю. Не разговариваю и не думаю. Меня, живую, разрезали на две части — ровно пополам. Одна до сих пор любит и хочет его, а вторая — дарит первой заслуженную ненависть. Но и это не имеет значения.

В который раз проснулась, пытаясь сфокусировать зрение. Светлые длинные волосы, встревоженные карие глаза.

— Макс?

Он наклонился ко мне и поцеловал в лоб, попытался улыбнуться:

— Ну что, детка, ты как?

— Никак, — честно ответила я, но тоже начинала слабо улыбаться — слишком рада его видеть. — Я думала, ты приедешь только через неделю, а прошло… — я не могла сообразить, сколько времени прошло.

— Волновался за тебя. И боялся, что говнюк тебе навредит.

Говнюк, как оказалось, стоявший с другой стороны постели, хмыкнул. Я посмотрела на него, и снова стало больно. Хотя нет. Ничто не имеет значения.

Но Макс вдруг зафиксировал мою голову в этом положении и присмотрелся к шее. Рваная рана уже полностью затянулась, остались только едва заметные синяки.

— Ты кусал ее? — Макс тут же поднялся с кровати и направился к вампиру.

Тот просто пожал плечами, вставив неуместное:

— Может, по кофейку? Вставай, Наташ, выспалась поди уже, — и пошел к кухне.

Макс свирепел на глазах.

— Ты поил ее своей кровью! Сколько?! — не дожидаясь ответа, он кинулся следом за Каем. — Ублюдок! Именно так ты ее затащил в свою постель?!

— Возможно. Хотя… думаю, что не только так… — хозяин квартиры с олимпийским спокойствием выставлял на стол кружки.

— Я убью тебя, — обозначил охотник свою позицию и подтвердил слова действиями, доставая кол.

— Потерпи немного. Тебе с сахаром? И кол свой убери. Сегодня ты меня не убьешь.

— И почему же? — но Макс все-таки остановился.

— Император захочет допросить меня лично, ты же в курсе уже? Так что надевай обратно намордник и иди пить кофе. У меня и чай где-то есть. Хочешь?

Я слушала их болтовню краем уха. Встала с постели и поплелась к тумбочке. Ничто не имеет значения.

— Зачем тебе это, вампир? Что ты задумал? Какие еще у тебя козыри, кроме поддержки Теодора? Если ты и правда готов к казни, то зачем ждать еще несколько дней?

— Так о тебе забочусь, дружище! Тебе ж потом по попе а-та-та, а я над этим даже поржать уже не смогу.

— О! Твое волнение за меня лишнее. Согласно Закону, мы имеем право провести казнь, если есть достаточные доказательства, — и он сделал еще шаг по направлению к Каю.

Предохранитель щелкнул, и они оба уставились на меня, будто только что вспомнили о моем существовании. Макс замер, увидев в моих руках пистолет.

— Убери, Наташ, — сказал Кай, тоже подходя ближе. — Никого из нас ты так не убьешь… Но зато кому-то дашь очень хороший перевес, — он мельком взглянул на охотника.

А кого из них я собираюсь убить? Лучшего друга или любимого? Того, кто помогал мне, или того, кто сломал мне жизнь? Того, кто прилетел ко мне сразу же, волнуясь о том, как я переживу все эти новости, или того, кто вместо утешения практически насиловал меня… на этом самом полу? Того, кто оставил меня, или того, без которого я просто не смогу? В том числе и потому, что он поил меня своей кровью. И я теперь даже не знаю — где была любовь, а где — наркотическая зависимость. Хорошо, что ничто не имеет значения.

Я приставила дуло к горлу и спустила курок. Взрыв боли и пустота.

— Тебе не кажется, что она уже должна очнуться? По времени…

— Скоро уже, я чувствую. Не имей мне мозг, и без тебя тошно.

— Тошно ему. Ты к своим преступлениям добавил еще одно.

— И что? Вы теперь будете казнить меня несколько раз подряд? Будете тыкаться колышками в мой равнодушный прах, пока не отомстите за все? И если уж на то пошло, это в мои планы не входило.

— Она ведь не знала, что так получится? Представляешь, до какой степени отчаянья она дошла?

— Не знала. Я ей не рассказывал об обращении, а она вообще ни о чем не спрашивала.

— Давай уже решим — что будем делать, если связь не установится. Кто-то из нас должен будет это сделать…

— Установится. Она любила меня, даже без крови, я точно знаю.

— Только бы ты был прав… Ей тогда дадут санкцию — она уж точно не успела ничего нарушить, а теперь еще — и богатая наследница. А тебя все равно казнят. Ей будет больно.

— Успокойся уже, а! Она предпочла вынести себе мозги, чтоб уже не слышать твой мерзкий голос.

Да, я ничего не пропустила. Они болтают точно так же, как и перед тем, как я… Распахнула глаза. Вдохнула, но воздух в легкие почему-то прошел трудно, с каким-то сиплым звуком.

— Наташа? — Макс наклонился ко мне, а потом уже посмотрел на подошедшего с другой стороны Кая. Кажется, он даже облегченно улыбнулся. — Давай, вампир, твой выход.

Тот тоже улыбался, разглядывая мое лицо, будто сильно соскучился. Аккуратно усадил на край, сам сел передо мной на колени.