Пангерманцы требовали ограничить хождение чешских газет и угрожали предать огласке имена деловых людей, занимающихся их распространением. Однако большинство чешских изданий, выходивших тогда в Вене (общим числом 31, список опубликовал в 1909 году «Дер Хаммер» для доказательства мощи чешской прессы[1192]) — это мелкие газеты различных союзов и профессиональных объединений. Две самые крупные чешские ежедневные газеты — беспартийная газета для буржуазии «Виденски Денник» и социал-демократический листок «Дельницке Листы» — имели в общей сложности всего 20.000 подписчиков. Типографию социал-демократического издания громили трижды в течение одного года[1193]. В октябре 1909-го редакция, администрация и типографии обеих газет переехали в здание по адресу Штупергассе 5, поблизости от типографии «Альдойчес Тагблатт». С 1910 года в Вене крошечным тиражом выходила также немецкоязычная славянская газета, «Славишес Тагблатт» с подзаголовком «Беспартийный орган для соблюдения и защиты интересов славян».
«Солдатская милка». Подпись: «Обычные античешские стереотипы: честный немецкий Михель платит, а кормят только чеха. «Повариха Австрия: Господин хороший, платите за стол, будьте любезны, но на кухню я вас не пущу!»» (карикатура в сатирическом журнале «Кикерики», 25 февраля 1912 года)
Немецкие фирмы, нанимавшие работников других национальностей, подвергались общественному и экономическому бойкоту. Газеты писали, что представитель союза «Зюдмарк» высказался так: «Вышвырнуть на улицу двести чехов — куда более патриотичный поступок, чем провести триста митингов или тысячу раз крикнуть «Хайль!»»[1194]
Скандалы возникали по любому, даже самому незначительному, поводу. Однажды кассир императорского и королевского благотворительного Общества помощи музыкантам, чех по национальности, растратил 8000 крон. Газета «Альдойчес Тагблатт» дала комментарий: «Музыкант он негодный, ему нельзя доверить даже ноты переворачивать, а внешность его — торчащие уши, землистый цвет лица, низкий лоб, нетесаная круглая голова и коварный взгляд — заставляет вспомнить одного из тех «типов» и «воров», которых можно увидеть в Пратере, в паноптикуме Пройшера за 20 геллеров»[1195]. Так читателям внушали мысль, что чехи — «люди низшей расы». Той же цели служили и карикатуры в каждом номере венского сатирического журнала «Кикерики». Пангерманцы считали, что «чехизация города» несёт с собой упадок культуры, а «наводняющий улицы Вены чешский сброд» отпугивает туристов[1196].
Бойкотировали даже популярное пиво «Будвайзер». Витрины фирменной пивной разбивали не один раз. Владельцы трактиров, обслуживавшие чешские союзы, были вынуждены им отказать. Иначе грозил террор! Так, в одном из трактиров разорвали в клочки чешские газеты и обклеили бюст, установленный там чехами, пропагандистскими националистическими наклейками[1197].
В национальную борьбу оказались втянуты даже сироты и найдёныши. Сиротские приюты в то трудное время были переполнены, детей нередко отдавали на воспитание в бедные семьи — например, крестьянам из предместий. Те получали деньги на содержание детей, они же — подрастающие работники. Но многие эти семьи были чешскими, а немецкие националисты протестовали против «превращения детей в чехов» и их «воспитания в антинемецком духе».
Бургомистр Люэгер поспешил утихомирить страсти, построив большой городской сиротский приют. Детей забрали из чешских семей и воспитывали отныне в христианско-социальном духе: немцами и католиками. Герман Белоглавек, христианский социалист чешского происхождения, с гордостью отмечал национальное значение этого заведения: благодаря реформе сиротских домов, «сотни немецких детей, подвергавшихся при либералах славянизации в чешских приёмных семьях, теперь останутся в лоне своего народа»[1198]. Немецкие партии активно противостояли протестам чехов в парламенте. Пангерманец Винценц Малик заявил под шум и выкрики: «Мы вовсе не против, чтобы чехи и другие народности жили в Вене, только пусть ведут себя тихо. Они здесь всего лишь гости, и наглеть не надо. Иначе мы объявим им борьбу, даже если придётся бороться со всем миром»[1199].
Венским чехам становилось всё опаснее собираться в общественных местах. Число членов чешских гимнастических и сберегательных союзов, кружков книголюбов, объединений путешественников и велосипедистов, клубов любителей пения уменьшалось. Призыв к чехам делать покупки только в чешских магазинах закончился плачевно: из тысяч владельцев чешских магазинов лишь несколько не побоялись войти в этот список, остальные устрашились террора и не захотели потерять клиентов-немцев. Деловые люди, уставшие от этого противостояния, по совету полиции прибегали к самозащите, снимали чешские вывески и вешали на их место немецкие[1200].
В те годы многие венцы отрекались от своих чешских корней и, переиначивали фамилии на немецкий лад, чтобы раз и навсегда избавиться от неприятностей. А были и такие, кто пытались спрятать своё «позорное» чешское происхождение за преувеличенной приверженностью всему немецкому. Как, например, христианский социалист Белоглавек, заявивший в ландтаге Нижней Австрии: «На меня нападают за то, что я якобы недостаточно немец и имя у меня соответствующее. Но моё произношение показывает, что я не чех. А среди тех, кто придирается ко мне по всякому поводу, есть и такой человек, которого раньше звали Врпутофатель, а теперь он называет себя Эмануэлем Вайденхоффером»[1201]. Речь шла о депутате от немецких националистов.
Борьба за гау Нибелунгов
Летом 1909 года террор немецких националистов достиг кульминации. Поводом послужило совершенно безобидное событие: туристический союз венских чехов запланировал воскресную прогулку по Дунаю в долине Вахау, не приняв в расчёт, что немецкие националисты объявили эти места «прагерманскими», ведь именно по этой идиллической местности в стародавние времена проходил путь Нибелунгов. В 1888 году, в день летнего солнцестояния, шёнерианцы отпраздновали там 2000-летний юбилей битвы при Норее и ввели отныне особое германское летоисчисление. Неподалёку находился и Верфенштайн, орденский замок немецких тамплиеров Иорга Ланца фон Либенфельса.
Пангерманцы не могли позволить славянам «осквернить немецкую долину Вахау» и призвали все союзы немецких националистов отправиться в Мельк «встречать» чехов. «Альдойчес Тагблатт» писала: «Чехи собираются прибыть в Мельк не как туристы, а именно как чехи. Этого достаточно, чтобы немцы сочли эту «прогулку» вызывающей и ответили подобающим образом». Немцы хотели показать чехам и «забывшим о чести и о своём народе социал-демократам», «что им нечего делать в Мельке, этом прагерманском городе на Дунае, почитаемой нами резиденции Бабенбергов». «Надо устроить массовую демонстрацию, какой Нижняя Австрия ещё не видела, чтобы навсегда отбить у этих славянских захватчиков и у господ социал-демократов охоту к подобным «невинным прогулкам»». Как сказал представитель «Союза немцев Нижней Австрии»: «Мельк в это воскресенье будет похож на военный лагерь — на сегодня обещали прибыть уже пять тысяч человек!»[1202]
Многие члены Чешского туристического союза были рабочими и социал-демократами, поэтому партия предложила им свою поддержку, но туристы отказались, чтобы не придавать конфликту политическую окраску.