Вечером — Лиси выступает уже седьмой час — беспорядки начались и на первом ярусе: «Долой партию обструкции!», «Выгнать их из собрания, за которое мы проливали нашу кровь!», «Воровская шайка!», «В отставку ростовщиков!» «Кроненцайтунг» сообщает: «Зрители топают ногами, пронзительно свистят, на галерее царит такой страшный шум, какого никогда ещё не было». Когда и эту галерею начинают разгонять с применением силы, посетители затягивают «Гимн труду»; «мелодия и текст первой строфы заполняют зал. Когда она отзвучала, стало видно, что служителям приходится применять силу, чтобы удалить зрителей. Некоторых приходится прямо-таки выносить». Репортаж заканчивается в полночь — корреспондент должен сдать материал, но заседание продолжается.

В выпуске газеты «Райхспост» от 18 декабря читаем: «Дышать в зале становится всё труднее, воздух пропитан тяжёлыми испарениями, табачный дым смешивается с пылью и заполняет проходы… В помещении накопилось немыслимое количество обрывков бумаги, грязь и пыль». Невнятные речи продолжаются. На галерее вновь разгорается протест, зрителей опять удаляют. Чешские радикалы кричат хором: «Прочь от Вены!»

В этот день ситуацию спас младочех Карел Крамарж, хотя он и считался радикалом. Договорившись с социал-демократами и христианскими социалистами, Крамарж хитростью заполучил право выступить по следующему внеочередному вопросу, касающемуся изменения регламента. Неожиданно для чешских национальных социалистов он потребовал предоставить председателю парламента право запретить на один год злоупотребление регламентом и на три заседания лишать слова тех депутатов, которые этому решению воспротивятся. Предложение приняли подавляющим большинством голосов — 331 против 72.

Немецкий посол с удивлением сообщал в Берлин: «Господин Крамарж, до сей поры страстный приверженец обструкции, одним махом превратился в спасителя парламента и хозяина ситуации»[536]. Так был гарантирован один год нормальной работы.

Поддерживающая христианских социалистов газета «Райхспост» торжествовала: «Палата депутатов, измученная вконец, бесконечно униженная, оскорбляемая враждебной прессой, подвергающаяся насмешкам общественности, вследствие несовершенства регламента отданная на откуп злобной группировке неисправимых радикалов, находящаяся под угрозой наказания со стороны правительства, недолго думая передала своему председателю на срок в один год полномочия абсолютной дисциплинарной власти и таким образом устранила одним мановением руки весь хлам устаревших правил». Вот уж воистину победа «демократии над демагогией»![537]

Немецкий посол, правда, был недоволен тем, что это решение «стало ещё одним шагом на пути славянизации Австрии и ослабления авторитета правительства и короны в пользу парламента». Собственноручная пометка императора Вильгельма II на полях гласит: «Неслыханно!»[538]

Парламентские эксцессы продолжались к неудовольствию общественности вплоть до марта 1914 года, когда премьер-министр Штюргк всё-таки применил § 14 и распустил парламент ввиду его неработоспособности. А регламент снова не изменили. Так многонациональная монархия и вступила в Первую мировую войну — без парламентского решения и солидарной ответственности в западной части государства.

Решительнее всего против нового избирательного права выступали пангерманцы, требуя сделать немецкий язык государственным и изменить административное деление империи таким образом, чтобы обеспечить немцам большинство в парламенте. Теперь они полагали, что неразбериха, возникшая в Рейхсрате в результате введения нового права, подтверждает их правоту и является логическим следствием равноправия и демократии.

^{Демонстрация перед зданием парламента 2 октября 1910 года}

Они обвиняли правительство в том, что именно оно «затеяло всю эту избирательную реформу, чтобы превратить созданное немцами и веками управлявшееся немцами государство в славянское государственное образование и придать ему славянский характер»[539].

По мере того, как многонациональная империя становилась всё менее управляемой, а народный парламент — всё более неработоспособным, пангерманцы всё громче превозносили былую гегемонию немцев и их превосходство над другими якобы отсталыми народами, «народами рабов». Они утверждали, что в те времена, когда немцы, благодаря выгодному для них куриальному голосованию, имели большинство в Рейхсрате, парламент ещё функционировал. Впрочем, это большое преувеличение.

Народный парламент они насмешливо называли «аппаратом по поглощению депутатского жалования»[540]. Франц Штайн, соратник Шёнерера по партии, поносил «безвольных, трясущихся от страха народных представителей» и считал, что «всё их геройство — лишь нелепый фарс, достойный театра марионеток»[541].

А депутат-пангерманец Винценц Малик высказался следующим образом: «Уважаемое собрание! Мы находимся на пороге великого хаоса, какого Австрия ещё не знала, и всё это, уважаемые господа, из-за того, что этому многоязычному государству наклеили универсальный пластырь под названием «избирательная реформа»; пластырь этот навязали добропорядочным и благоразумным обитателям нашей империи Хофбург и правительство в союзе с социал-демократами. Господа думали, что избирательная реформа истребит на корню межнациональные конфликты, но господа вляпались в дерьмо. Вот пусть и думают теперь, как выбираться!»[542]

Сходные аргументы встречаем и у Гитлера в «Моей борьбе»: Образование парламентского представительного органа без предшествующего утверждения и закрепления общего государственного языка стало началом конца главенства немцев в монархии. Однако и государство как таковое было с этого момента обречено. Всё последующее стало лишь исторической ликвидацией империи. Наблюдать за этим распадом было столь же устрашающе, сколь и поучительно[543]. В парламенте полного краха удавалось избежать только потому, что немцы в ущерб себе шли на недостойные уступки и исполняли практически любое требование шантажистов[544]. После введения нового избирательного права страна опустилась до уровня возглавляемого парламентом, ненемецкого хаоса[545].

На посту рейхсканцлера Гитлер не уставал излагать «имперским немцам» австрийскую историю. Например, в 1942 году: Австрийское государство…! Чего там только не было — и тем не менее! Центральная власть не в состоянии удержаться, если вводишь всеобщее равное прямое голосование… А до той поры немецкое меньшинство прекрасно управлялось с остальными, так что нельзя сказать, что это умеют делать только англичане! У немцев это тоже хорошо получалось[546].

Однако фиаско многонационального парламента было связано не с недостатками демократии и равенства, как победоносно утверждали пангерманцы, а исключительно с несовершенством парламентского регламента. Именно по этой причине нацеленное на работу большинство оказывалось бессильно против радикального меньшинства, терроризирующего парламент. Против чешских национальных социалистов — с одной стороны, и пангерманцев — с другой. Ни в каком другом учреждении молодому Гитлеру не удалось бы настолько хорошо изучить власть террористического меньшинства и бессилие огромного аппарата, как в Императорско-королевском рейхсрате в Вене.