Невозможно проверить, соответствует ли действительности следующая история, которую Гитлер рассказал фотографу Генриху Гофману, и правильно ли её потом пересказали. По словам Гитлера, в Вене его однажды порекомендовали некоей даме из хорошего общества, которая недавно овдовела. «Очаровательная пожилая венка!» Она хотела заказать акварельный рисунок интерьера Капуцинеркирхе — церкви, где когда-то венчалась. Обычно Гитлер получал за картину всего «15–20 крон», но на этот раз хотел запросить 200 крон, однако не осмелился, а на вопрос заказчицы лишь ответил: «На ваше усмотрение, сударыня!» Дама «с доброжелательной улыбкой» скрылась в соседней комнате, а затем передала ему запечатанный конверт. Гитлер поспешно вскрыл конверт в подъезде и «застыл от удивления», обнаружив в нём пять купюр по сто крон[764]. Если эта история произошла на самом деле, то Гитлер мог жить на такие деньги около полугода.

Ещё одну историю рассказывала восторженно настроенная Генриетта фон Ширах, жена рейхсштатгальтера Бальдура фон Шираха. В 1941 году, во время последнего визита в Вену, Гитлер будто бы решил вечером прокатиться по городу и взглянуть на свои любимые места: «Мы медленно ехали по центру города, Гитлер рассказывал нам о своей юности, как он был художником. Перед парламентом он приказал остановиться и вышел. Стоя без накидки и шляпы, он показал нам, с какой точки рисовал это здание». Значит, не было и речи о том, что он лишь копировал уже существующие картины. «Затем мы медленно поехали дальше, к опере, к площади Шварценбергплац, к Верхнему Бельведеру, к Площади героев… Улицы были пусты, стояла светлая лунная ночь. Мы двинулись к собору Св. Стефана, а затем к церкви Карлскирхе. «Я так часто рисовал этот фасад и высокие колонны», — вымолвил он. Более часа мы ездили по тихому городу — к церкви Миноритенкирхе, к церкви «Мария-ам-Гештаде», которая была одним из его любимых мотивов»[765].

Из множества легенд о венском периоде жизни Гитлера приведём лишь несколько. Например, нет никакого документального подтверждения тому, что Гитлер когда-либо служил чертёжником в архитектурном бюро Макса Фабиани (пусть бы и не в 1912 году, как обычно указывают)[766]. Эта легенда восходит к интервью с кричащим названием «Человек, уволивший Гитлера», которое Фабиани дал в 1966 году одной из флорентийских газет. Архитектор Фабиани, создавший венскую «Уранию», утверждал, что Гитлер будто бы у него работал: «Очень усердный молодой человек. Сразу было понятно, что он далеко пойдёт». Несмотря на это, через три месяца Гитлера уволили из-за его упрямства, расхождений во взглядах, невысокой работоспособности и «потому что он не проявил себя»[767].

Ещё более сенсационную историю придумала невестка-англичанка Бриджит Гитлер. Она утверждала, что опустившийся Гитлер («а shabby young' man») с ноября 1912 года по апрель 1913 года находился в Ливерпуле, не работал, жил за их счёт (имеются в виду она, её муж Алоис и родившийся в 1911 году Патрик). Это, однако, легко опровергнуть, хотя бы просто просмотрев данные в Венском отделе регистрации по месту жительства, где документация всегда велась очень тщательно[768].

Актриса придворного театра Роза Альбах-Ретти, бабушка Роми Шнайдер, пишет в мемуарах следующее. Бывший директор «Театер-ан-дер-Вин» рассказывал ей, что однажды к нему пришёл наниматься в хор «тощий молодой человек» в «до дыр заношенном, латаном-перелатаном костюме». Он исполнил (надо же, какое совпадение!) «Пойду к «Максиму» я…» — вступительную арию графа Данило из «Весёлой вдовы» Франца Легара, которая, как все знали, была любимой опереттой Гитлера. Причём исполнил очень хорошо. Однако в театр его не взяли: он не имел фрака. В те времена актёры и певцы сами приобретали сценический гардероб.

Столь же неправдоподобна история, которую Роза Альбах-Ретти услышала «в начале лета в 1910 или 1911 году» от одной подруги за чаем. В доме у той как раз что-то чинили, и к ней будто бы подошёл «рабочий, бледный молодой человек» и вежливо попросил дать ему на время два тома произведений Фридриха Ницше. «Обещаю вам, сударыня, — я буду хранить книги как зеницу ока!» — произнёс он «почти торжественно» и обязался вернуть книги не позднее, чем через три дня. Подруга решила: «Удивительный человек. Пьёт только молоко и интересуется Заратустрой». Юноша вернул книги срок, в одной из них хозяйка обнаружила написанную от руки визитную карточку. «Каменщик раздаёт визитные карточки! Нет, ты представляешь?» «И как его зовут?» — поинтересовалась Роза. «Подожди-ка, сейчас вспомню. Адольф… да, Адольф Гитлер!»

Когда две дамы в марте 1938 года («аншлюс») стояли на балконе Бургтеатра, актриса подумала: «Кто это проехал мимо нас в открытой машине, с такой прямой осанкой, под приветственные крики толпы? Каменщик моей подруги Валли! Только теперь это был наш фюрер Адольф Гитлер»[769].

Истории подобного рода демонстрируют, сколь популярной была трогательная легенда о бедном, но опрятном и стремящемся к образованию венском строителе Гитлере.

В «Моей борьбе» Гитлер пишет, что в Вене он учился, как никогда прежде. Я тогда бесконечно много читал, причём вдумчиво. Всё свободное от работы время я полностью посвящал учёбе. За несколько лет я приобрёл основополагающие знания, на которые опираюсь до сих пор[770].

Гитлер именно в Вене приобрёл обширные знания, запомнил факты и детали — впоследствии это поражало его собеседников, когда разговор касался архитектуры, немецкой истории, театральной машинерии, опер Рихарда Вагнера и политики. «Он никогда не читал, чтобы просто развлечься, провести время. Чтение книг было для него серьёзнейшей работой, — пишет Август Кубичек. — Изученный материал тщательно упорядочивался и регистрировался в его памяти. Если вдруг понадобится — вот он, как будто Адольф только что об этом прочитал. Казалось даже: чем больше он усваивал, тем лучше становилась его память»[771].

Гитлер учился без системы и руководства, ненавидя школы и университеты, не вступая в студенческие корпорации или рабочие союзы. Учился по книгам из библиотек и дешёвым брошюрам, которые распространяли политические партии и объединения. Но прежде всего — по газетам, их он мог поглощать в каких угодно количествах и потом называл своего рода школой для взрослых: Подавляющая часть политического «воспитания», которое в данном случае справедливо будет назвать пропагандой, происходит за счёт политической прессы[772].

Отто Вагенер, близкий друг Гитлера, рассказывает о рубеже 1920–1930 гг. примерно то же самое, что Кубичек и Райнхольд Ханиш — о венских годах: «Неважно, кто написал статью и из какой она газеты, он просто вбирал в себя то, что его интересовало, и размещал эти знания в голове таким образом, что они подтверждали или даже обосновывали его собственные идеи. Всё, что им противоречило, он отбрасывал и просто не запоминал»[773].

Такой способ приобретать знания и то, что он называл мировоззрением, — впитывая чужие тезисы практически дословно и воспринимая их теперь как свои собственные, — характерная черта молодого Гитлера уже в венские годы. В «Моей борьбе» он писал, что чтение поставляло ему инструменты и строительный материал. Затем этот материал, словно кусочки мозаики, встраивается в общую картину мира[774].