Линцские газеты запугивали местное население засильем приезжих, потерей рабочих мест из-за притока дешёвой рабочей силы, «распродажей» родной земли, растущей преступностью. Пангерманская газета «Линцер Флигенде Блеттер» писала, что Главная площадь Линца якобы уже давно стала «местом сбора молодых чехов»: «Каждый вечер на площади можно видеть чехов — они довольно громко говорят по-чешски и ходят туда-сюда сплочёнными группами. Этим они хотят доказать, что уже завоевали центр Линца»[78].

Бывший соученик Гитлера вспоминает, что «оборонительная борьба против наступающего славянства» была «главной темой» обсуждения среди школьников: «Мы не рассматривали славян как неполноценный народ, но мы не хотели, чтобы они ущемляли нас в наших правах»[79]. Зачастую между молодыми «славянами» и «германцами» случались драки. Другой соученик вспоминает: «Языковые баталии, конфликты в парламенте производили на нас большое впечатление. Мы были настроены против чехов и против столпотворения народов»[80]. Политики, которые тогда задавали тон в парламенте как защитники немцев, прежде всего Георг Шёнерер и Карл Герман Вольф, почитались как национальные герои.

Замечания Гитлера по этому вопросу не отличаются от воспоминаний его соучеников. Шпееру он однажды сказал, что впервые обратил внимание на национальные противоречия, когда учился в школе, и почти все его линцские однокашники были против «переселения чехов в Немецкую Австрию». А вот «еврейскую опасность» он осознал только в Вене[81]. И вот ещё одно высказывание, сделанное в 1929 году в Мюнхене: Я провёл мою юность на границе, сражаясь за немецкий язык, культуру и убеждения, в борьбе, о которой большая часть немецкого народа в мирное время не имела ни малейшего понятия. Борьба велась в непосредственной близости от нас, когда мне было всего тринадцать, бои шли в каждом классе средней школы[82].

При всём том настоящих межнациональных конфликтов в реальном училище Линца быть не могло: из 359 учеников в 1902–1903 учебном году 357 указали в качестве родного языка немецкий, и лишь двое — чешский[83]. В других линцских школах верхней ступени ситуация была аналогичной. Проживавшие в Линце чехи были исключительно железнодорожными рабочими, которые не могли себе позволить отправить детей в школы верхней ступени, или сезонными рабочими, чьи дети оставались в Богемии.

Гитлеру было четырнадцать в 1903 году, когда в Линце разгорелся языковой скандал. Епископ разрешил отслужить в одной из линцских церквей проповедь на чешском языке, и городской совет представил неотложное ходатайство, в котором единогласно потребовал от него «запретить церковную службу на чешском языке, которую превращают в прочешскую демонстрацию», и одновременно порекомендовал линцским коммерсантам впредь принимать на работу «только немецких подмастерьев и учеников»[84]. Защищаясь, епископ сослался на традицию: эрцгерцог Максимилиан д’Эсте Австрийский, генерал, великий магистр Тевтонского ордена, уже семьдесят лет назад разрешал служить проповеди на чешском языке для своих строительных рабочих. И в этом случае Габсбурги и церковь вновь оказались защитниками чехов и врагами немецких националистов.

В марте 1904 года прогермански настроенные школьники и студенты сорвали концерт чешского скрипача Яна Кубелика. Вслед за тем последовали гонения на чешские общественные организации. Так, например, командование размещённого в Линце Второго инженерного батальона подало в окружную администрацию жалобу на маленькое чешское объединение в Урфаре, обвинив его в антимилитаристской пропаганде. Во время обыска доказательства были не найдены, и министерство внутренних дел в Вене встало на защиту чешского союза[85]. Однако цель этой и подобных акций была достигнута: чехов запугали полицией, а население настроили против якобы «прочешской» политики венского правительства. Так разжигалась межнациональная рознь.

Вопрос о том, является ли человек «германцем» или «славянином», был очень важен для учеников линцского реального училища. Согласно утверждению Йозефа Кеплингера, молодого Гитлера очень занимали воображаемые расовые различия. Однажды он сказал Кеплингеру: «Ты не германец, у тебя тёмные глаза и тёмные волосы!», в другой раз он якобы встал у входа в класс и стал направлять учеников по чисто внешним признакам направо и налево, деля их на «арийцев и неарийцев»[86]. К какой группе темноволосый Гитлер отнёс себя, неизвестно.

3 января 1903 года в десять часов утра Алоис Гитлер, отец Адольфа Гитлера, шестидесяти пяти лет, умер в трактире от внезапно открывшегося лёгочного кровотечения[87].

В некрологе, опубликованном линцской газетой «Тагеспост», его чествовали как «очень прогрессивного человека» и «доброго друга свободной школы». За этими словами скрывались антиклерикальные настроения покойного, его участие в работе общества «Свободная школа» и ссора с местным священником. В обществе (читай: в трактире) он «всегда был весёлым, радостным, как юноша», а ещё — «большим другом пения». И далее: «Даже если порой с его уст слетало резкое слово, под грубой оболочкой таилось доброе сердце»[88]. За этими аккуратными формулировками подразумевается гульба в трактире и грубость по отношению к домашним, что подтверждает и Йозеф Майрхофер, который впоследствии станет опекуном Гитлера: «За выпивкой он не терпел возражений, мог легко вспылить… Дома он держал всех в строгости, не церемонился, его жене было не до смеха»[89].

13-летнему сыну смерть отца-тирана, наверное, принесла облегчение. Своей секретарше Гитлер позже часто рассказывал «о любви матери», к которой он и сам был очень привязан. ««Отца я не любил, — говорил он, — но очень боялся. Он был вспыльчивым, бил без разговоров. Моя бедная мама всегда за меня переживала»»[90].

Однако оценки в школе и теперь не улучшились. В 1904 году из-за неизменно плохой успеваемости Гитлер вынужден уйти из реального училища. Однако мать не сдаётся и отправляет сына в училище в Штайре, промышленном городе с населением 17.600 человек, где мальчик живёт на съёмной квартире. Для вдовы чиновника это большая финансовая жертва. Она продаёт дом в Леондинге и переезжает в Линц, на второй этаж дома по адресу Гумбольдтштрассе 31.

Разлука с матерью даётся 15-летнему юноше тяжело. Геббельс пишет об этом: «Фюрер рассказывает о своём детстве… Как он тосковал и переживал, когда мать послала его в Штайр. Он чуть на заболел тогда… И как он до сих пор ненавидит Штайр»[91].

Гитлер учился в Штайре, когда началась русско-японская война. Позже он рассказывал, что класс тогда разделился на два лагеря, «славяне» встали на сторону русских, остальные — на сторону японцев: Когда во время русско-японской войны приходили сообщения о поражении русских, чехи из моего класса плакали, а остальные ликовали[92]. Гитлер, как и немецкие националисты в Линце, подозревает даже школьников в панславистских убеждениях.

На Троицу 1904 года Гитлер — он переживает переходный возраст и по-прежнему не желает учиться — проходит конфирмацию в Линцском соборе. Его крёстный отец вспоминал: «Среди всех моих конфирмантов другого такого хмурого и упрямого не было, каждого слова приходилось добиваться от него с трудом». Молитвеннику — подарку на конфирмацию — мальчик не обрадовался. Дорогая поездка на пароконном экипаже из Линца в Леондинг тоже не произвела на него впечатления: «Мне даже показалось, что конфирмация была ему противна». В Леондинге его уже ожидала «стая мальчишек», и он «быстро испарился». Жена крестного добавила: «Они вели себя, как индейцы»[93].