Эйден забарабанил пальцами по столу, продолжая прожигать меня своим взглядом. Так стыдно мне ещё никогда не было за свою рассеянность. Даже когда болела раньше, подобного не случалось, ведь фактически не имела больничных — всегда нужно было о ком-то заботиться: вначале о племяннике, потом об отце, затем за матерью ухаживать.

— Лара, а как ты до этого стирала свою одежду? Ты ведь её точно стирала, ведь запах яблок становился всё менее явным со временем. Руками?

Я кивнула:

— А как ещё? На ночь застирывала, потом хорошенько отжимала, встряхивала и развешивала у камина. К утру обычно высыхало всё.

— Понятно. То есть, ты и тогда, после ванны, хотела вручную сорочку постирать?

— Ну, да. А что не так? Тоже нельзя было?

Эйден поморщился, но затем встал и протянул руку:

— Пойдём со мной. Покажу прачечную.

— У вас есть прачечная?

Вроде простой вопрос задала, а в итоге едва не впечаталась в спину Эйдена, когда он резко остановился и обернулся, видимо, чтобы убедиться, что не шучу:

— Конечно. Странно, что ты её не нашла, когда убиралась на первом этаже.

В принципе, это ему могло показаться странным, а я действительно могла не догадаться о предназначении помещения. Как оказалось, не далека была от истины в своих предположениях. Рядом с подсобкой, в которой хранились метёлки, вёдра и тряпки для уборки, оказалась комнатка с большим чаном и странным кристаллом на стене, напомнившим почему-то обычный выключатель, если исходить из расположения. Рядом с чаном стояло три корзины разные по степени заполненности. В одной находились явно сорочки, в другой — какие-то вещи Эйдена, а в третьей — постельное бельё и полотенца.

— Лара, ты сюда заходила до этого?

— Да, один раз. Тут было пусто. Точнее, вот сейчас я бы ещё догадалась, что здесь можно постирать, так как вижу грязные вещи, но до этого их не было, поэтому решила, что просто очередная кладовка, в которой мне ничего не сможет пригодиться для уборки или готовки, — я потопталась возле корзин, а потом указала рукой на стену. — В таких штуках ничего не понимаю и поэтому стараюсь не трогать. Мало ли что может произойти...

Эйден взъерошил себе волосы, после чего хлопнул рукой по кристаллу, и в прачечной откуда-то возник лёгкий тёплый ветерок.

— Это артефакт, который используется для быстрой сушки и убирает следы носки. То есть постиранное не будет выглядеть мятым. Если нужно что-то постирать, то следует набрать в чан воды, кинуть на дно вот эти два кристалла, а затем опустить то, что нужно постирать. Единственное: нельзя одновременно брать вещи разных цветов, иначе всё станет одного оттенка — самого яркого, потому что один из этих артефактов настроен на насыщение и усиление красок.

Ух ты! Практически как дома: бросил чёрный носок в цветное бельё — получи серо-буро-малиновые вещи непередаваемого вида. А если он ещё был шерстяным, то пиши-пропало...

— Ясно: белое к белому, зелёное к зелёному...

— Мне действительно нравится этот цвет, но Роур уже поднадоел своими шуточками на этот счёт, надеюсь, что от тебя подобного не услышу.

Я развела руками:

— Цвет, как цвет. Красивый и вам подходит. Думаю, что даже дополнительно характеризует с хорошей стороны.

— Это как? — совершенно искренне удивился Эйден, привалившись плечом к стене.

— Вообще, говорят, что каждый цвет несёт какой-то смысл. Есть, конечно, исключения, но обычно зелёный цвет любят спокойные и уравновешенные люди. Если так подумать, то маги огня обычно очень импульсивны и взрывоопасны, следовательно, вы сами, понимая эту сторону своей природной натуры, немного успокаиваете её, уравновешивая до удобного вам уровня. То есть до состояния умиротворения с самим собой. — и тут совершенно случайно вспомнился племянник, всегда упорно выбиравший зелёные футболки. — А дети выбирают этот цвет, когда чувствуют, что им не хватает материнской любви или ласки...

— Я действительно очень любил свою мать и мне её до сих пор не хватает. Она умерла, когда я был подростком и только поступил в академию. — раздался тихий, даже немного приглушённый, голос Эйдена. — Не хотел уезжать, чтобы не оставлять её одну, но она настояла. Отец нас бросил ради другой женщины. Даже не так... Просто в один прекрасный день принёс бумаги на развод, а потом уехал к новой семье. Я слышал, что у него родилось двое сыновей и дочь, но видеть ни его, ни их не желаю. Так что в чём-то ты права.

— Простите, я не хотела...

— Ничего, Лара. Ты не могла знать. А другие цвета что означают?

— Синий — достоинство, порядок, мудрость, но ещё и подавление в смысле разрушения. Красный — жизненную силу, страсть, властность, возможную агрессию. Жёлтый достаточно неоднозначен, потому что вроде и тёплый, побуждает к активности и переменам, но может ассоциироваться с неприятностями, изменами и предательством. Фиолетовый — одиночество, иногда тоску, плюс ко всему от него веет загадочностью и таинственностью, но люди, предпочитающие его зачастую оказываются тиранами. Чёрный — стремление закрыться от окружающего мира. Серый — замкнутость, усталость, желание обрести покой. Коричневый — домашнее тепло, уют, надёжность, устойчивость во всём.

— А какой у тебя любимый цвет, Лара?

Я пожала плечами:

— Не знаю. Как-то не приходилось особо выбирать.

Мне действительно и в этой жизни, и в прошлой как-то не приходилось особо заморачиваться с выбором одежды. Что налезало, было при этом комфортным и не марким, то и покупала. Разве что старалась футболки и майки брать разных цветов, чтобы менять под настроение. Но так, чтобы преобладал какой-то один цвет — не было.

Лицо Эйдена в какой-то момент снова приобрело задумчивый вид. Только спустя несколько минут он грустно хмыкнул:

— Интересные всё-таки люди, эти Просящие...

— Разные встречались. Даже со слепым алхимиком и бывшим профессором философии удалось пообщаться. На улице может оказаться каждый. И не всегда сотворив что-то ужасное или потеряв всё из-за долгов. Иногда просто достаточно оказаться неугодным: из-за своей болезни, немощности или просто лишним в своей семье.

Мне действительно повезло пообщаться с разными Просящими , когда выполняла поручения Короля. Поэтому история деда Гонро, которого выставила из дома родная дочь была не самой душещипательной. А тех двоих я упомянула со спокойной душой, мысленно попросив прощения за свою полуправду: так получилось, что незадолго до моего похищения оба умерли. Один от старости, второй по причине болезни.

Из прачечной мы вышли с Эйденом молча, думая каждый о своём.

Эйден выдал мне очередное снадобье, а затем проводил до комнаты, посоветовав хотя бы ненадолго прилечь. Перед уходом он на всякий случай предупредил, что собирается поработать в кабинете, поэтому, если вдруг почувствую себя нехорошо, звала Роура: элементаль мгновенно ему сообщит.

Я честно пыталась расслабиться после утренних перепадов сил, но на душе было настолько погано и муторно из-за того, что невольно задела Эйдена за больное... Всего на какие-то доли секунды увидела, как на его лице промелькнула боль из-за предательства отца и смерти матери. Он так и не смог простить его за то, что бросил его мать и себя, потому что не был рядом, когда та умерла. Причём второе ранило его гораздо сильнее первого. Воистину говорят, что самое тяжёлое раскаяние — это то, что настигает у закрытой крышки гроба. Когда поздно что-либо говорить и уже невозможно что-то исправить. В итоге я больше вертелась, чем отдыхала. Совесть не просто кусала, а отгрызала целые куски, сплёвывая добычу и принимаясь за новые. В конце концов, я не выдержала и поднялась, решив извиниться за свою оплошность, хоть и произошедшую по чистой случайности.

До лестницы, ведущей на второй этаж, добралась достаточно бодро и по-прежнему бесшумно: всё-таки многолетний опыт ухаживания за больными родственниками не только научил правильно ставить стопу и переносить вес тела при ходьбе, но и делать это совершенно неосознанно, по привычке. А ведь именно по этой особенности Эйден убедился, что встреченная им в Гренхолде Просящая — это именно я. Никто другой до него не обращал на это внимание.