Так что все метания — прочь. Пришло время вскрыть этот гнойник.

— Готовы? — бородатый взглянул на меня, и не дожидаясь подтверждения, повернулся ко второй двойке. — Ваша сторона левая, наша правая. Вы, — снова взгляд на нас, — остаетесь здесь. Появится кто не из наших — лупите по корпусу. Все, работаем!

Четыре фигуры разделились, расходясь по разные стороны улицы. Бородач на миг замер у дверей ближайшей лачуги, а потом врубил фонарь на цевье в режим стробоскопа и мощным ударом ноги снес хлипкую дверь с петель.

— На пол! Все на пол, быстро! Лежать, я сказал!

Грохнул дробовик, послышался истошный женский крик, мат, звуки ударов… Примерно то же самое раздалось и с другой стороны. А через полминуты хаос охватил весь поселок: крики, ругань, выстрелы… Я покачал головой.

Шороху мы здесь действительно наведем… Вот только что из этого получится?

Через минуту хлопнула дверь дома справа, и на улице показался бородатый. Перед собой он гнал смуглого, чернявого мужика лет сорока и двух подростков — полные копии старшего. Следом за супругом и сыновьями семенила закутанная в огромный цветастый платок женщина.

— Пошли, пошли, быстро!

Один из пацанов замешкался, и бородатый толкнул его стволом дробовика в спину. Тот вскрикнул, мужик развернулся, намереваясь что-то сказать… И тут же полетел на землю, получив прикладом в грудь от второго бойца в балаклаве.

— Встать! Пошел, быстро! — рявкнул тот, пиная беднягу по ребрам. Тот кое-как поднялся, и, согнувшись, заспешил к выходу из двора.

— Пошли, кому сказано! — рявкнул бородатый. — В центр поселка! Дернетесь — стреляю!

Калитка перед домом слева распахнулась, и из нее практически вывалился молодой парень с окровавленным лицом. За ним показалась вторая двойка наших.

— Пошли! Быстро! Нехрен тут стоять! — вразнобой кричали «штурмовики».

— Следующий дом! — рыкнул бородатый.

Мы сместились чуть дальше по улочке, и процедура повторилась.

— Твою мать, Вовка, это что происходит? — когда из следующего дома пинками выгнали молодую цыганку, прижимающую к груди орущий сверток, глаза Камбулата под балаклавой стали совсем дурными. — Они что, вконец с ума посходили?

— Полицейская операция, — буркнул я, наблюдая, как кто-то из местных пытается броситься на бородатого и получает прикладом в лицо. — Вот так вот «на земле» и работают. Или ты думал, что все красиво и чистенько, как в кино?

— Нет, но…

— Смотри лучше в оба! — оборвал я друга, внезапно разозлившись.

Причем злился я не на Камбулата. А то ли на бородатого, то ли на себя… то ли на ситуацию в целом. Которая, несмотря на мои же слова, несмотря на всю неприязнь, что я сам питал к местным, казалась мне неправильной и… грязной.

Странно. В прежней жизни я, наверное, и внимания не обратил бы на подобное. Но сейчас острое и даже болезненное ощущение шло откуда-то изнутри, чуть ли не прямиком из спинного мозга. Навсегда исчезнувшая личность Володи Острогорского будто на мгновение прорезалось из глубин бытия, чтобы огрызнуться. Похоже, все это парню нисколько не нравилось…

Или все-таки мне, а не ему?

Где-то в отдалении сухо хлопнул пистолетный выстрел, раздалась короткая очередь, и истошно закричала женщина. Грохот выбитой двери, звон вылетевшего стекла… Через мгновение одна из лачуг на соседней улице вдруг вспыхнула. Бородатый остановился, ухмыльнулся, и, кивнув напарнику, проговорил:

— Давай тоже ускорим процесс.

Тот повернулся к нему спиной, подставляя рюкзак. Едва слышно щелкнула застежка «фастекса», открывая клапан, и в воздухе резко пахнуло бензином. Достав из рюкзака бутылку с торчащей в ней тряпицей, бородатый шелкнул зажигалкой и швырнул емкость в только что «досмотренную» хижину. В темноте послышался звон, и дерево тонких стен, слепленных из того что под руку попадется, тут же охватило пламя.

Стоп, на такое мы не договаривались!

— Давай! — рыкнул бородатый, и вторая бутылка полетела в дом напротив. Да что за?..

— Эй! — Я шагнул вперед. — Ты чего делаешь?

— А как ты думаешь? — рот бородатого в прорези маски ощерился жутковатой улыбкой. — Выкуриваю тараканов. Или ты хочешь до утра здесь возиться? Пошли, работаем! — Это уже «штурмовым» двойкам. — Вперед!

— Вот дерьмо собачье… — пробормотал Камбулат.

И я с ним был полностью солидарен.

Через пару минут огнем была охвачена половина квартала. Теперь уже далеко не во все дома приходилось вламываться, выгоняя их обитателей на улицу. Местные сами выскакивали, одетые, кто во что, и тут же нарывались на резиновые пули из дробовиков, удары прикладами и пинки. В квартале воцарился хаос.

Я скрипнул зубами. Твою мать! Да никаким обыском здесь и не пахнет! И никакой лаборатории нет, и не было никогда! Морозов сейчас просто мстит! Грубо и незатейливо, как браток из лихих восьмидесятых! То ли за то, что кто-то из местных осмелился поднять оружие против его «протеже», то ли за что-то личное…

Хотя нет. Скорее всего, он просто показывает старшему Распутину, кто главный в этом городе. Тешит свое непомерно раздутое эго и напоминает, кто тут хозяин. Именно это и планировалось, а все разговоры о поисках улик для следствия… Бред для наивных юношей с курсантскими погонами.

А вот я мог бы догадаться и пораньше.

В центре поселка снова захлопали выстрелы, закричали раненые, заголосили женщины… Мы же просто шли по улице, методично прочесывая каждый двор и гоня местных перед собой.

В доме слева, куда только что вошли «штурмовики» зазвенело стекло, послышался грохот, крики и мат, а потом целый пролет ветхого забора рухнул, и на улицу, бешено озираясь, выскочил голый по пояс мужик с АКСУ в руках. Увидев нас, он оскалился, вскинул оружие…

Я отреагировал, не думая. Приклад дробовика ткнулся в плечо, палец рванул спуск — и полураздетая фигура согнулась пополам, получив тяжелую резиновую пулю в живот. Рухнула на колени — но автомат не выпустила. Я дернул цевье, досылая следующий патрон, и выстрелил еще раз. Мужика швырнуло назад, его оружие с лязгом упало на землю, и из калитки тут же показались «штурмовики».

Один тащил другого, а тот прижимал руки к животу. Сквозь пальцы струилась кровь. Увидев извивающегося цыгана, раненый что-то нечленораздельно прорычал, сунул свободную руку под куртку, выхватил пистолет и почти не целясь выстрелил. Пуля угодила в голову, и тело на земле дернулось и замерло.

— Какого… — Выгнавший из двора новую партию местных бородатый моментально оценил ситуацию, выругался и скомандовал: — В огонь падаль! Быстро! А вы, — бородатый обернулся к нам, — берите раненого и тащите в центр, там найдите медика. Мы почти закончили, справимся без вас. Понятно?

— Да, — буркнул я.

Калитка хлопнула второй раз, и прямо на труп бросилась женщина. Закричала, заголосила, обнимая мертвеца. Передавший нам раненого напарника «штурмовик», что-то прорычал, и, шагнув вперед, без замаха ударил женщину ногой в голову. Та вскрикнула и упала.

А я почувствовал, как откуда-то из глубины поднимается холодная ярость.

— Какого хрена⁈ — Я повернулся к бородатому.

— Заткнись и делай, что говорят! — рявкнул тот. Но, поймав мой взгляд, осекся и продолжил уже спокойнее. — Так надо, боец. С ними нельзя иначе, они по-другому не понимают. Это работа, мужик. Такая же, как и все остальные. Грязная и мерзкая — но кому-то ее нужно делать. А сейчас — бери нашего и тащи его к медику! Быстро!

Я сцепил зубы, пообещав себе припомнить бородатому это его «заткнись», и подхватив раненого, поспешил вперед. Рядом сопел Камбулат.

— Вовка, это подстава какая-то, — пробурчал он. — Я на такое дерьмо не подписывался.

— Я тоже, — сквозь зубы буркнул я. — Подожди. Разберемся.

На пятачке у «богатых» домов уже собралась целая толпа. Местные, сбившись в кучу, стояли, с ненавистью глядя на окруживших их бойцов с автоматами, несколько человек лежали лицом в землю, сцепив руки на затылке, а вычурно одетый мужчина с длинными, волнистыми волосами, тронутыми густой проседью, что-то пытался доказать рослому парню в черной тактической куртке и балаклаве.