— Вот он, настоящий Выборг! — торжественно выдал Поплавский, разведя руки в стороны.

Я посмотрел на него со скепсисом, который даже не пытался скрыть.

— Ты серьезно?

— А что? — Поплавский пожал плечами. — Сюда ежегодно едут тысячи туристов. Они бродят по этим улочкам, любуются архитектурой, восхищаются средневековой крепостью, даже не подозревая, что ее столько раз реставрировали и восстанавливали, что от подлинной древности там осталась разве что башня. Они фотографируются, покупают сувениры и даже не задумываются, что этот город — не памятник! Что он — живой! И его настоящая жизнь, скрываемая за красивыми фасадами и якобы старинными вывесками — вот она, судари!

Я покачал головой.

— Неубедительно.

— Зато честно, — ничуть не смутился Поплавский. — Кроме того, готовы спорить, что его светлости пить пиво за гаражами еще не доводилось.

Георг слегка смутился, но кивнул.

— Это правда…

— Ну вот, а у нас, значит, культурный обмен! — ухмыльнулся Поплавский, сделал глоток пива и, пафосно глядя в горизонт, заявил:

— Вкус свободы, судари! Ни в одном дворце, ни в самом дорогом ресторане вы такого не почувствуете!

Однако его вдохновенную речь перебил насмешливый голос:

— Смотрите-ка, бакланы! А что это они тут делают? Пиво пьют? За гаражами? Ну, пожалуй, тут им самое место, да. На свалке!

Раздался дружный хохот, и я поморщился. Принесло на мою голову…

В отдалении стояли четверо.

Одеты в дорогую, но странно несуразную гражданскую одежду, будто их наряжали сразу три стилиста, которые так и не смогли договориться. На лицах — чванливое превосходство… как и всегда.

Красноперые. Вот откуда они взялись, спрашивается?

Возглавлял десант из Пажеского корпуса, разумеется, мой старый знакомый: Александр Ходкевич собственной персоной.

— Кто это, Владимир? — поинтересовался Георг.

Я тихо выругался сквозь зубы. Не хватало сейчас, прямо на глазах у заморского гостя, устраивать разборку…

Или действительно — не хватало?

— Не обращай внимания, — хмыкнул я. — Старые друзья.

— Друзья? — Ходкевич сложил руки на груди. — Не припоминаю, чтобы я…

Я пристроил стакан с пивом на ближайший ящик и шагнул вперед.

— Ты уверен, что хочешь это продолжить?

— Я уверен, что ты — деревенский ублюдок, которому повезло оказаться там, где ему не место, — процедил Ходкевич.

За спиной удивленно вздохнул Георг, и я понял, что краями нам с пажами не разойтись. Я бы и сам не простил подобного выпада, а уж на глазах его светлости герцога брауншвейгского…

Что ж, Сашенька, сам нарвался.

— Ну то есть прошлого урока тебе недостаточно, да? — я сжал кулаки и сделал еще шаг.

— В прошлый раз я… — Ходкевич резко замолчал.

Похоже, заметил, что его свита отступила на шаг назад… А то и на два.

Ну, разумеется — они наверняка не забыли, как я оставил их без тачки на берегу залива. Видели меня на соревнованиях, а уж наш побег из Пажеского корпуса после атаки террористов давно оброс самыми невероятными подробностями. Да и слухи о том, что за мной стоит то ли младший Морозов, то ли старший, то ли оба сразу, по столице наверняка курсировали. И любой мало-мальски вменяемый человек понимал, что сюда лучше не лезть.

Но Ходкевич к числу вменяемых людей определенно не относился.

— Давай, Острогорский, — усмехнулся он. — Что, даже ответить нечем?

Я осклабился.

— Не учатся ничему некоторые, да и учиться не хотят… Скажи мне, Сашенька, ты в детстве головой не бился?

— Да пошёл ты!

Ходкевич дернулся вперед, замахиваясь, но я спокойно ушел в сторону, и его кулак, наверняка усиленный Даром, лишь рассек воздух. Я разогнулся и тут же зарядил ему в живот, даже не прибегая к резерву.

А потом за гаражами началась самая настоящая свалка. Отступившие было пажи при виде того, как бьют их лидера, все же сумели найти в штанах свое… скажем так, мужество — и вступили в бой. Мимо меня с гиканьем пронесся Поплавский, где-то справа непоколебимым утесом встал Камбулат, а Корф с отвагой обреченного сцепился с румяным пухляшом из пажеской четверки. Я же не без успеха отбивался сразу от двух пажей и даже смог в конце концов отправить одного на землю.

Жирную точку в противостоянии неожиданно поставил Георг. Он сдернул с моего плеча злобно пыхтящего Ходкевича, выругался — неожиданно крепко и почти без акцента — и четкой боксерской двоечкой, которой позавидовал бы даже Камбулат, отправил его сиятельство собирать пыль по стене гаража.

Увидев падение предводителя, пажи, не сговариваясь, развернулись и бросились наутек. Поплавский швырнул им вслед недопитый стакан с пивом — кажется, мой — а я успел не без удовольствия зарядить пухляшу увесистый пинок чуть пониже спину. Окрыленный успехом, Корф уже готов был пуститься в погоню, но…

— Полиция! — вдруг раздался крик.

Мы обернулись. Откуда-то со стороны пустыря к нам бежали две фигуры в темно-синей форме.

— Валим! — выдохнул Поплавский и первым сорвался с места.

Да что ж это за день такой? Опять беготня сплошная…

Нашей хорошо подготовленной и натасканной Медведем четверке не стоило никакого труда оторваться от местных стражей порядка. Да и Георг не отставал: видимо, в его учебном заведении физкультуру тоже уважали. В общем, минут через пять петляний мы смогли перейти на шаг и попытаться понять, где оказались.

— Что-то утомили меня эти экзерсисы… — пробурчал Камбулат. — Да и есть уже хочется.

— Давно!

Корф был мрачнее тучи, всем видом показывая, какие непереносимые страдания он испытывает. Еще бы! Завтрак проспал, здесь аппетит нагулял, а вместо обеда — сплошная суета.

— Всецело вас поддерживаю, судари! — А вот Поплавский прямо сиял. Кажется, ему такое времяпровождение было очень даже по нраву. — И сейчас я отведу вас в заведение, достойное не то, что четверых унтеров и одного герцога, а самих богов! Существуй они на самом деле — непременно обедали бы именно там! За мной, друзья! Трапеза не ждет!

И на этот раз спорить с ним никто не стал.

Вот только потрапезничать как хотелось, к сожалению, не удалось: за следующим же поворотом обнаружилась весьма злая и раздраженная четверка телохранителей Георга. Еще четверо отрезали нам путь к отступлению, и еще секунду назад выглядевший весьма довольным жизнью Георг повесил нос и пошел сдаваться.

Вот так и кончилась наша свобода.

Между его светлостью и старшим телохранителем состоялась весьма эмоциональная, но короткая беседа, по результатам которой Георг погрустнел еще сильнее. Вернувшись к нам, он пояснил причину своего расстройства.

— Господа, должен просить вас меня простить. Кажется, я немного заигрался и забыл о важных вещах.

— Например? — я приподнял бровь.

— Сейчас нам всем надлежит быть на неофициальном банкете в… В мою честь, — Георг скривился, будто лимон съел. — Знакомство с высшим светом Петербурга в неофициальной обстановке. Соответственно…

— Знакомство со светом, говоришь?

Я окинул взглядом себя и товарищей. Джинсы, куртки… Хорошо хоть перепачкаться, пока бодались с пажами, не успели…

Кстати, о пажах и высшем свете. Появление Ходкевича со своими прихлебателями в паре сотен километров от Пажеского, да еще и в самый обычный будний день, который даже красноперым непременно полагалось проводить на учебе, казалось невиданным совпадением… Но, похоже, таковым не было.

Георг. Вот ведь колбаса ливерная… Мог бы и предупредить!

— То есть убежать на самом деле ты хотел не от телохранителей, да? — проворчал я, сложив руки на груди.

Его светлость посмотрел куда-то в сторону и с явной неохотой кивнул. И злиться на него почему-то не очень-то и получалось: я слишком хорошо помнил, насколько продолжительными и унылыми в таких случаях обычно оказываются официальные мероприятия… Да и неофициальные тоже. На месте Георга я, пожалуй, и сам не постеснялся бы ненароком «потеряться» в незнакомом городе.