— Полагаю, каждому здесь известно, что для моей семьи все это началось куда раньше, чем я отправился на бал в Пажеский корпус. На родовое поместье Острогорских напали те, о ком в столице тогда даже не слышали… И ночь выдалась весьма жаркой. — Я улыбнулся, разворачиваясь к столу. — Можете не верить, однако соврать мне точно не дадут.

Дядя протяжно вздохнул, закатил глаза, но все-таки кивнул.

— Так что его сиятельство Юрий Алексеевич прав — так уж вышло, что приключений на мою долю в последнее время выпало уж точно не меньше, чем досталось моим товарищам по Корпусу или гардемаринской роте, — продолжил я. — И раз уж вы, милостивые судари и сударыни, спрашиваете — я отвечу: наши враги сильны, коварны и, что куда хуже, потеряли всякие остатки совести и человеческого достоинства. И вы правы, если считаете, что рано или поздно мы будем вынуждены уничтожить их всех до единого!

Публика слушала, не перебивая, и я понемногу втягивался в давно забытый процесс. Слова лились сами собой и, пожалуй, были куда правильнее тех, что я смог бы подобрать раньше.

— Но так же не ошибаются и те, кто помнит о собственной чести. Если мы уподобимся нашим врагам, то чем мы лучше их? На силу можно ответить только силой, однако если использовать ее бездумно, это приведет к последствиям, которые сейчас невозможно даже представить. Вряд ли хоть кто-то здесь желает полноценной гражданской войны. — Я вздохнул и, опустив голову, заговорил тише. — И если вы спросите, что же именно следует делать, то вот вам мой ответ. Не лучший, может, даже неправильный — но другого не будет. Сейчас мы должны держатся вместе. Забыть прежние дрязги и, если понадобится, выступить единым фронтом. Верность отечеству — вот наше оружие! — Я заметил, что Морозов явно собирается добавить что-то, и продолжил чуть быстрее. — Однако лучшее оружие — это то, что никогда не будет использовано. Возможно, настанет время, когда мы вынуждены будем встать в строй рядом с солдатами гвардейских полков и направить всю мощь родового Дара против своих же соотечественников, — Я снова сделал паузу и, подняв голову, закончил: — но пока это время еще не настало.

На этот раз аплодировали все — так, что металл крыши отзывался звонким эхом, а стены склада разве что не ходили ходуном. Даже Морозов одобрительно кивал, посмеиваясь в могучие седые усы.

А Гагарин все так же стоял, опираясь на трость, и улыбался. Широко и довольно.

Во все тридцать два белоснежных зуба.

Следующее утро началось несколько нетипично. Как минимум потому, что, услышав крик дежурного, я не вскочил с кровати (хотя, скорее, не сполз, сдавленно ругаясь, как это происходило в последнее время), а лишь перевернулся на другой бок, накрыл голову подушкой, и, переждав беготню, снова уснул. Проснувшись только через три часа, довольным и отдохнувшим. Как, собственно, и все в нашем блоке. А все почему? Потому что сегодня внутренний распорядок нас не касался. Сегодня у нас по расписанию был Георг Вильгельм Эрнст Вольф — герцог Брауншвейгский, Люнебургский и прочая, прочая, прочая…

— Виталик, подъем!

Я пнул кровать Поплавского, блаженно похрапывающего, натянув одеяло на голову, и потянулся. После всех приключений прошедших дней, было приятно осознавать, что сегодняшний день пройдет относительно тихо и спокойно. Без поездок в цыганские таборы, ковыряний на пепелище зловещих лабораторий и, возможно, даже без собраний благородных старцев, жаждущих развязать гражданскую войну.

Но это не точно.

В общую умывальню, являющуюся, скорее, данью традициям и ежедневным ритуалом, чем необходимостью, я плестись не стал, а с наслаждением забрался под душ. К тому моменту, как я, распаренный и раскрасневшийся, выбрался из кабинки, дорогие соседи по блоку тоже успели восстать и начать подавать признаки жизни.

— Давайте шустрее!

Я открыл шкаф, прикидывая, уместно ли будет ехать в гражданской одежде, или придется напяливать форму? С одной стороны, мероприятие неофициальное. С другой — заморский гость, да еще и в высоком чине…

Негоже будет выглядеть раздолбаем при его светлости и целой свите чинуш и генералов.

Будто желая развеять мои сомнения, телефон на столе ожил, выдавая сообщение с незнакомого номера.

Доброе утро, господин Острогорский. Сегодня мы планируем визит в Выборг.

Надеюсь, вы и ваши друзья составите нам компанию. Выходим около полудня. Пожалуйста, не носите униформу. Визит неофициальный, и я хотел бы остаться анонимным. Георг.

Ничего себе! Даже после приказа Разумовского и личного знакомства я и подумать не мог, что его светлость решит обратиться ко мне напрямую.

Ну что ж, так даже лучше.

— Шевелитесь, сонные обезьяны! — весело пробурчал я, бросая на кровать джинсы, свитер и куртку. — Герцог изволит отправиться в Выборг. И мы едем вместе с ним.

Реакция товарищей была самой разной. Корф закатил глаза — он, наверное, единственный, кто сейчас с гораздо большим удовольствием сидел бы на парах. Камбулат просто пожал плечами — мол, едем так едем. А вот у Поплавского аж глаза заблестели. Видимо, в Выборге он тоже знал далеко не одно заведение, которое обязательно должен посетить каждый уважающий себя моряк.

И в этот раз нам его знания нам действительно пригодятся.

— Давайте, приходите в себя и погнали. Выезд в полдень.

— А завтрак? — жалобно протянул Корф.

— Проспал ты свой завтрак, брат, — Камбулат хлопнул его по плечу. — В Выборге и позавтракаешь. Виталик такие места покажет — закачаешься!

— Да туда тащиться два часа…

— В хорошей компании время летит незаметно, — хохотнул Камбулет. — Так, если вы еще возитесь — то я в душ. Давайте, судари, нас ждет прекраснейший день!

И с этими словами Поплавский скрылся в душевой. А я только хмыкнул.

Прекрасный день, говорите? Хотелось бы верить, дорогой сосед, хотелось бы верить…

Георг ждал нас у припаркованных на подъездной аллее микроавтобусов, одетый в темно-синий шерстяной свитер, джинсы и короткую кожаную куртку. И одежда, и расслабленная поза казались настолько обыденными, что его светлость можно было бы принять за обычного курсанта.

Если бы не осанка и едва уловимое выражение лица, которое встречается только у людей, с самого детства привыкших к власти — даже тех, кто еще не успел осознать это в полной мере.

Заметив нас, Георг улыбнулся и шагнул навстречу.

— Господа унтер-офицеры! — радушно проговорил он, разведя руки. — Прекрасный день для путешествия, не так ли?

— Определенно, ваша светлость, — кивнул я, при этом стараясь не закатить глаза. Еще один. Не то чтобы я уже успел стать суеверным, однако «прекрасный день» и то, что он действительно будет таковым, — это, как показывает практика, две совершенно разные вещи.

— Пожалуйста, зовите меня просто Георг, — улыбнулся герцог. — В такой компании лучше избегать титулов.

— Как скажешь… Георг, — я кивнул.

— Значит, Выборг? — Поплавский с ходу принялся источать благодушие и дружелюбие. — Почему именно туда?

— Я всегда хотел посмотреть этот древний город, — пояснил тот. — Интересный, с историей… У Петербурга тоже есть богатая история, но… Петербург, полагаю, я увижу еще много раз, а вот посетить Выборг, к тому же небольшой компанией, у меня уже вряд ли получится.

Я смерил взглядом «небольшую компанию», как раз собравшуюся у микроавтобусов. Да, кажется, сегодня Георг собрался на прогулку без кураторов и опекунов, но телохранители, конечно же, не отходили от него ни на шаг. Шесть человек, помимо водителя, загрузились в машину, стоящую поодаль, и еще двое уселись на переднее сиденье в ту, в которой, по всей видимости, должны ехать мы.

Итого десять. Вполне достаточно для безопасности какого-то там герцога… А вот для претендента на престол явно маловато. Я даже огляделся по сторонам, выискивая неприметного вида серые или черные седаны, однако так ничего и не заметил. Наверняка были и еще охранники, не меньше полудюжины иберийских спецов и Одаренных боевиков на машинах сопровождения — но их хотя бы попытались спрятать.