— У нас сегодня оплата только наличными, — виновато сообщила официантка, проворно убирая грязную посуду.

— Во дела, — Макс расстроенно посмотрел на экран телефона. — А перевести куда-нибудь можно? Или где тут у вас банкомат ближайший?

— Не напрягай людей, — Зарецкий ловко отобрал у него счёт и вложил в папку несколько купюр. Обрадованная официантка благодарно ему улыбнулась.

— Сколько я должен? — с облегчением выдохнул Макс. Наверное, не очень хотел на полный желудок бежать к банкомату.

— Отработаешь, — хмыкнул Ярослав, первым вставая из-за стола.

Некрасов скорчил в ответ недовольную гримасу и тоже вскочил.

— Я лучше деньгами. Сорняки полоть не стану!

— Хорошо, тогда будешь чинить забор.

Несмотря на их серьёзные мины, Ира поняла, что оба смеются. Даже странно, что она прежде принимала все эти пикировки за чистую монету. Оля вот и сейчас принимает; озадаченно переводит взгляд с одного на другого, сжимая в руках кошелёк.

— А с нас сколько? — отважилась она наконец.

— За вас он три дня будет дежурить по кухне, — постановил Ярослав. Макс довольно заржал.

— Ты не представляешь, на какие муки себя обрёк! Моё кулинарное творчество даже тараканы не жрут.

Окончательно растерявшаяся Оля залилась краской.

— Вы тогда к нам обязательно приходите, — выпалила она. — Так всё честно будет.

— Принято, — важно кивнул Макс и обернулся к Зарецкому: — Ну всё, я свои проблемы с продовольствием решил, а ты как знаешь.

Оля радостно заулыбалась. Не так уж кузина и неправа; Ире подумалось, что она искренне рада будет видеть в гостях обоих контролёров. Рядом с ними как-то спокойнее, а с Максом ещё и весело. Оживший после обеда Некрасов согласился-таки поближе взглянуть на архитектурные древности, лично оббежал по кругу Золотые ворота и наделал фотографий со всех возможных ракурсов.

— Иди сюда, — он обнял Иру за талию, целясь себе в лицо фронтальной камерой. — Будет фотка на память… Улыбнись, всё хорошо!

Он тоже лукавил. Когда всё действительно хорошо, нет нужды напоминать об этом. Макс вряд ли посвящён в какие-то тёмные тайны, но он волнуется за неё — именно за неё, а не за судьбы мира. Ира послушно улыбнулась объективу; фото вышло немного грустным, но вполне симпатичным.

В машине утомлённая ранним подъёмом, прогулками и впечатлениями Оля быстро задремала. Ира поудобнее устроила сестрину голову на своём плече и тоже прикрыла глаза. Солнце сквозило мягким красноватым светом через сомкнутые веки. Славный, вопреки ожиданиям, выдался день.

— Ну? — тихий голос Макса едва-едва перекрывал рокот мотора. — Расскажешь, чем на самом деле был занят?

— Я тебе уже говорил, — так же негромко отозвался Ярослав. — Вон, полный багажник доказательств.

— Мне-то можешь не врать. Следы искал?

— Нету тут ничего. Сделай милость, не мешай девушкам спать.

Оля так и дремала до тех пор, пока гладкий асфальт не сменился ухабистой грунтовкой. Тряска её разбудила; сестрица встрепенулась и принялась охорашиваться, поглядывая на блёклое отражение в оконном стекле. Она выглядела очень довольной.

— Пойдёмте к нам на чай, — настойчиво напомнила Оля, когда машина аккуратно сползла с дороги к бабушкиному забору. — Как договаривались! Самовар поставим, и ба с утра пироги затеяла…

— Самовар! — мечтательно протянул Макс, снова входя в роль жизнерадостного болтуна. — С ума сойти! Ярик, пойдём, а? Сорняки никуда не денутся, я тебе гарантирую!

Зарецкий поколебался с пару мгновений, потом заглушил мотор.

— Если только не помешаем.

— Не помешаете, — ответила Ира, пряча улыбку.

Из дома, на ходу вытирая руки о передник, к калитке спешила бабушка. Иру ужалила совесть: пока они с Олькой праздно гуляли, на кухне вовсю кипела работа. Что ж, по крайней мере, поставить тесто они с утра помогли…

— Здрасьте! — сияющий Макс придержал калитку перед Олей и следом вошёл сам. Бабушка пристально его осмотрела, задержав взгляд на колечке в брови. — Можно я не по протоколу? Меня Максим зовут, очень рад знакомству!

— Здравствуйте, — бабушка радушно улыбнулась. — Антонина Михайловна. Это вы, значит, внучек моих балуете?

— Строго говоря, сегодня больше Ярик, чем я, — Макс указал на задержавшегося у машины Зарецкого. — Но при моём непосредственном участии, это да!

— Ба, скажи Афоньке, чтоб самовар ставил, — суетливо распорядилась Оля. Домовой, высунувший нос из-за входной двери, недовольно прянул чуткими ушами.

— Зачем? Сами справимся, — подошедший Зарецкий вежливо кивнул бабушке и под её цепким взглядом поправил воротник рубашки. — Добрый день. Мы вам не слишком поперёк планов?

— Нет, нет, какое там, — бабушка чуть замешкалась с ответом, словно в самом деле перекраивала в голове какие-нибудь планы. — Проходите, конечно. Олюшка, надо бы в саду тогда накрыть…

Поднявшаяся уютная суета напомнила Ире прежние семейные визиты в Ягодное; правда, теперь вместо мамы у стола суетились они с Олей, а вместо папы с пузатым латунным самоваром возился Ярослав под нескончаемые Максовы остроты. Действовал он со сноровкой, какой сложно ожидать от столичного жителя; Афонька, втайне довольный, что его освободили от работы, ревниво наблюдал за гостями, но с придирками не лез.

— А мне запретил, — проворчал Макс, наблюдая, как коллега прикосновением поджигает щепку.

— И ты знаешь, почему, — хмыкнул Ярослав и бросил горящую лучину в тёмный зев трубы.

— Ну тут-то можно?

— Можно. Только уйди, пожалуйста, куда-нибудь к водоёму.

Макс сердито фыркнул и отступил подальше от самовара, внутри которого начинало гудеть и потрескивать разгорающееся пламя. Струйка пахучего дыма потянулась следом за ним.

— Ну хорош! — Некрасов обиженно замахал руками, отгоняя дым.

— Я тут ни при чём, — с достоинством заявил Ярослав, забрасывая в огонь притащенные Афанасием шишки. — Не надо во всём подряд искать чью-то злую волю.

В полной душистого жара кухне бабушка расставила на столе жестянки с сушёными травами и теперь беспомощно щурилась на почти выцветшие надписи. Ира, встав на цыпочки, сняла с верхней полки буфета расписной заварочный чайник размером с небольшую кастрюлю, окатила его кипятком и, приобняв бабушку за плечи, деликатно оттеснила её в сторону.

— Ба, давай я. Чего положить надо?

— Спасибо, Иринушка… Липу и малину, и где-то у меня были апельсиновые корки…

— Может, любистока сыпануть? — промурлыкала Олька, проворно выкладывая на блюдо пирожки.

Бабушка сердито сдвинула брови.

— Ольга! Я тебе покажу любисток!

— Чего его показывать — вон под забором растёт… Да чего ты, ба, я ж шучу! — под строгим бабушкиным взглядом сестра стушевалась и состроила виноватую гримаску.

— Смотри мне, — грозно предупредила бабушка и тут же заулыбалась: — Максим, вам помочь?

— Не-а, я сам помогать пришёл, — Некрасов сунул нос в тесную кухню и счёл за благо остаться в коридоре. — Таскать, может, что-то надо?

— Пирожки, — решительно распорядилась Оля, протягивая ему блюдо. — Осторожно, тяжёлые!

— Есть в мире вещи и потяжелее, — изрёк Макс, взвешивая ношу на руках. — Например, бремя ответственности. Поберегись!

Афонька, не привыкший к такому обращению, проворно отскочил в сторону с его пути и сердито заворчал. Ира бросила в горстку чайных листьев ароматную апельсиновую корку, добавила на свой вкус малину и смородину и вставила ситечко в носик чайника. Не снадобье, но тоже почти колдовство.

— Ирка, хватит возиться, пошли! — поторопила её сестра.

Макс уже тащил к столу исходящий дымом самовар. Странно было видеть его здесь, под сенью старой яблони, у места, где раньше всегда садился папа. Единолично захватив в свои руки распоряжение чаепитием, Некрасов до краёв наполнял чашки и передавал их Оле одну за другой.

— Осторожно! — воскликнул он за миг до того, как Оля, ойкнув, выпустила из рук неудачно схваченное блюдце.

Сестра растерянно замерла и наверняка бы ошпарилась, не оттащи её Макс. Кипяток выплеснулся в траву; чашка вместе с блюдцем повисли в воздухе в десятке сантиметров от земли, а затем неспешно взмыли над столом и аккуратно спланировали прямиком под кран самовара.