— Заткнись, Кость, — спокойно попросил Мишка, и Чернов, на удивление, послушался. — Пошли. Нам ещё свидетелей опрашивать.

Ксюша закрыла и открыла слезящиеся от яркого света глаза. Старов прав, у них уйма дел до утра. Вывернувшись из-под его руки, офицер Тимофеева расправила плечи и выпрямила спину. Надо — значит, надо, а попереживать можно и потом.

Мишка посмотрел на неё странно, но ничего не сказал.

LIX. Летние огни

Обычно к ночи в Березне устанавливалось сонное спокойствие, но на сей раз чем больше сгущались сумерки, тем оживлённее становилось в деревне. Сегодня праздник: сменяется месяц, вместе с ним — бог-покровитель, и очередной, по имени Вельгор, слывёт в этих краях самым любимым. Небожитель заведует урожаями; учитывая неласковый климат и почти поголовную занятость населения в сельском хозяйстве, неудивительно, что его почитают пуще всех других. Ира не сама до этого додумалась — рассказал Ярослав во время одного из их немногих и недолгих разговоров наедине. Жаль, по другую сторону мало кто знает об этом мире; любопытно было бы почитать о здешней истории и культуре… Только, наверное, если бы кто-то нашёл способ наладить регулярное сообщение через разлом, местные обычаи и порядки недолго оставались бы нетронутыми. Кто-нибудь додумался бы захватить тут всё и колонизировать по праву сильного. Держать всё в тайне — неплохое, в конце концов, решение.

— Пойдём скорее! — взмолилась Цветана и бросила на колени надоевшую вышивку. — Матушка, позволь! Там уж, поди, огни запалили…

— Не запалили, — строго ответила Ждана. Смерила дочь неодобрительным взглядом, под которым та безропотно взяла в руки пяльцы. — Вот стемнеется — тогда и пойдём.

Цветана ничего не сказала, но губы надула. Её братья, над которыми у матери власти уже не было, ушли пару часов назад — складывать праздничные костры и выкатывать из погребов бочки с хмельным. У местной молодёжи грядущее действо вызывало грандиозный энтузиазм; дочери Младана со вчерашнего вечера вынули из сундуков лучшие платья и говорить не могли ни о чём другом, кроме как о грядущей ночи. Ира не знала, позволительно ли иностранке не знать об обычаях, связанных с таким важным событием, и на всякий случай изображала вежливый интерес к происходящему. На деле её занимало совсем другое. Завтра возобновят переправу через реку Брай, и можно будет продолжить путь. Ночевать у костра на голой земле, конечно, не так удобно, как на перине в тёплом доме, зато дорога ведёт вперёд, к разлому, за которым — привычный и знакомый мир, уютный, безопасный, родной…

— Матушка, я наряжаться пойду! — уставшая терпеть Цветана решительно отложила вышивку, на сей раз аккуратно, и встала, просительно глядя на мать. — Не то ж не успею!

Ждана оценивающе оглядела дочерей и, смилостивившись, кивнула.

— Ступай. Милица, и тебе бы след нарядиться.

Обрадованная Цветана схватила за руки сестру и скучавшую у окна Иру. Милица залилась краской и залепетала что-то про то, что ещё мала и не станет плясать. Цветана насмешливо фыркнула.

— Не хошь — и не пляши! Разве годится в праздник в обносках ходить?

Это она, конечно, погорячилась: добрая половина Березны и мечтать не могла о таких обносках. На платья дочерям Младан привозил из города яркие ткани и цветную тесьму, тогда как другие деревенские девушки ходили подчас в одежде из некрашеного льна. Цветана в небесно-голубом, расшитом замысловатыми узорами наряде выглядела, как сказочная царевна — разве что золота и каменьев недоставало для полноты образа.

— Хочешь, помогу косу заплести? — Ира взялась за гребень, пряча улыбку. Надо чем-то себя занять, пока не в меру щедрая подруга не принялась уговаривать примерить что-то из своего гардероба.

— А давай, — Цветана с готовностью повернулась к ней затылком.

Волосы у старшей дочери Младана были великолепные: пышные, золотистые, длиною до самых бёдер. Сестрица, кажется, ей завидует, но тут не в генетической лотерее дело, а в особых притирках. Ира и сама такие делала — правда, изредка; больно много с ними мороки, да и не хотелось никогда иметь косу до пояса. Здесь бы, конечно, пригодилось, но кто ж знал…

Когда-то в детстве они с Анькой так же плели друг другу косички. Подруга капризничала и обиженно верещала, когда Ира неосторожно дёргала за прядку, сама же не могла соорудить из собственных роскошных волос что-то сложнее хвостика. Она и теперь предпочитает заглянуть в парикмахерскую, чем самостоятельно мучиться с укладкой. Интересно, Анька хотя бы заметила Ирино отсутствие? Наверное, нет: у неё ведь, кажется, новое романтическое увлечение, а в такое время весь остальной мир для Сафоновой меркнет. Охота посидеть с ней, как в былые дни, на кухне за чашкой чая, но разве теперь получится вот так просто?

— Готово, — Ира затянула цветные ленты в сложный бант и отступила на пару шагов, любуясь результатом трудов.

Милица тоже взглянула на сестрину причёску и восхищённо ахнула.

— Ладно как получилось!

Цветана потрогала ладонью затылок, извернулась перед тусклым бронзовым зеркалом. Ей, похоже, тоже понравилось.

— Ой, красота! Хоть и не по-нашему… Теперь, может, по осени уже и две заплетать стану, — она лукаво улыбнулась, поймала хвостик косы и накрутила на пальцы.

— Не станешь! — обиженно буркнула Милица. — Батюшка тебя за Зоряна отдаст, а ему только на будущее лето пояс надевать…

— Цыц ты! — Цветана совершенно глупо хихикнула и отобрала у Иры гребень. — Нужен мне твой Зорян… Иди, причешу!

— Нет, я хочу косу, как у тебя!

— А ты мала ещё плясать!

— Ну, хватит, — Ира вклинилась между сёстрами и примирительно улыбнулась. — Милица, я тебя причешу. Не ссорьтесь только.

За раскрытыми по летнему теплу окошками быстро темнело. Когда Ира, наспех втиснувшись в свежую сорочку и повязав поясом длинную накидку, выскочила из отведённой ей комнатушки, женская часть старостина семейства уже топталась в сенях в полной готовности. Ждана заперла дом, отпустила задержавшуюся со скотиной работницу и первой вышла за калитку. Идти было недалеко: через луг и редкую рощицу, почитавшуюся священной, на свет исполинских костров, сложенных посреди огромной поляны. Белый дым зыбкими столбами поднимался к высокому звёздному небу; ревущее пламя красило землю и сновавшие рядом фигуры рыжими отсветами. Огни нужны, чтобы нежить не мешала праздновать. То есть, конечно, они посвящены богам и непременно что-нибудь символизируют, но в первую очередь — нежить. Честно говоря, и живым-то страшновато подходить близко к таким огромным кострам.

Тягуче хныкали какие-то местные дудки. Неподалёку разудалые мужички раздавали всем желающим кружки с остро пахнущей янтарной жидкостью — Ира не знала ей названия и ещё не решила, станет ли пробовать. Пожилые рассаживались на тёсаных брёвнах поодаль от костров; ребятня носилась по всей поляне, радуясь дарованной по случаю праздника свободе. Цветана решительно потащила Иру ближе к огням, туда, где кучковалась деревенская молодёжь. Мелькали знакомые и полузнакомые лица; парни смеялись, девушки строили глазки направо и налево, нимало не смущаясь присутствия старших родичей. Наверное, так принято.

— Да где же… — Цветана в сердцах хлопнула ладонью по бедру, но тут же вновь заулыбалась. — А ну, Осуля, отчего до сих пор пляску не завёл?

— Тебя, красавица, ждал, — кареглазый Осуля задорно ей подмигнул и крикнул музыкантам: — Играй «огняночку» — плясать пойдём!

Дудки прекратили ныть и завели что-то бодрое, гулко и ритмично заухал барабан. Ира сама не поняла, как оказалась в хороводе, стремительно закручивающемся между костров. Жар опасно ласкал щёки, кисточки на поясе норовили зацепить ревущее пламя. Пляска оказалась несложной: длинная цепь танцующих то неслась вокруг огней, то замирала, распадалась по звеньям — тогда нужно было сцепиться локтями с соседом, покружить вокруг друг друга и вновь схватить за руки тех, кто оказался рядом, чтобы продолжить бег. Раскрасневшиеся, запыхавшиеся парни и девушки покрикивали и ухали, не то выплёскивая восторг, не то подражая лесной нежити. Хоровод запоздало остановился, когда мелодия уже закончилась; над поляной зазвучали одобрительные возгласы. Взрослым определённо по душе были развлечения молодёжи.