— Ближе не подъеду, — с сожалением констатировал Зарецкий. Машина прижалась к бордюру и замерла, вхолостую фырча двигателем.

— Спасибо, — вежливо сказала Ира, торопливо отцепляя ремень. Тут бы и сбежать, но кое-что ещё сказать надо, иначе получится попросту непорядочно. — Насчёт Свириденко… Вы его не трогайте, ладно? Он никакой не нелегал или что там ещё, просто…

— Просто считает допустимым проявлять агрессию, — хмыкнул Зарецкий.

— Да не агрессию! — отчаянно возразила Ира. Она ещё и фамилию сдуру назвала! Всё теперь, не миновать бедному Славику проверки вместе с роднёй до седьмого колена. — Он просто такой, вот и всё.

— Хорошо, если так, — контролёр пожал плечами.

Ира вздохнула. Ну в чём можно подозревать подобного маменькина сыночка? В излишней самостоятельности? Так это Татьяне Ивановне беда, а любому нормальному человеку — естественное состояние…

— До завтра, — грустно сказала Ира, осторожно приоткрывая дверь. — И спасибо ещё раз.

— Не за что. Хорошего вечера, — прохладно отозвался Зарецкий.

Едва Ира захлопнула за собой дверь, машина заморгала поворотниками и сунула злобно прищуренную морду в соседний ряд. Ближайший вход в метро жадно заглатывал людские потоки между двух дорог, задыхающихся от жары и выхлопных газов. Ира поспешила нырнуть под ажурную зелёную арку, прежде чем оказаться сметённой толпой, изливающейся из многочисленных дверей вокзала. Думать не хотелось. Ни о Свириденко, то ли зачарованном, то ли нет, ни о Зарецком, которого чары не берут, зато интересует каждая собака, ошивающаяся рядом с Управой. Дышать в набитом поезде было нечем, пахло потом и металлом, но лучше висеть на поручне и терпеть тесноту, чем снова лезть в машину к кому-то из контроля. Ну их нафиг с их профдеформациями.

К папиному возвращению она успела. К тому времени, как знакомый до последней царапинки старенький «форд» занял привычное место под окнами, ужин ждал на столе, а по квартире весело гулял тайком впущенный в мамино отсутствие сквозняк. Папа ничего против не имел. Он вообще редко возражает. Особенно маме.

— Как день прошёл? — поинтересовался папа, бодро работая вилкой.

— Да ничего, — дежурно отозвалась Ира. Это, разумеется, значило «ничего хорошего» и чуть-чуть грешило против истины; всё-таки сегодня Верховский расщедрился на похвалу, а что касается Славика — Ира склонялась к тому, чтобы поверить Зарецкому на слово. Но и бабушке на всякий случай позвонить, конечно. — А у тебя?

Папа принялся рассказывать, перемежая бесхитростные рабочие истории комплиментами ужину. Ира слушала, улыбалась и тихо радовалась, что никто не лезет ей в душу. Идиллия длилась, пока не заскрежетал сердито ключ во входной двери. Маме кто-то испортил настроение, и держать горести в себе она не собиралась.

— Витя, убери ботинки на коврик, — рявкнула она вместо приветствия, чеканным шагом входя в кухню. Кухонный кран зло зашипел, вторя её тону.

— Я уберу, — с готовностью вызвалась Ира. Слушать про то, как мама что-то не поделила с начальницей или как ей наступили на ногу в автобусе, лучше предоставить папе.

— Нет, Ирина, ты останешься здесь, — отрезала мама. Путь к отступлению был закрыт. — Скажи на милость, где ты наткнулась на Татьяну Ивановну и чего ей наговорила?

— Ничего, — опешила Ира. Теперь уже папа, не выносивший скандалов, вздумал позаботиться о ботинках и ретировался в коридор. — Я её и не видела с воскресенья.

— Почему тогда она мне звонила с упрёками? — прокурорским тоном спросила мама.

Скомканное влажное полотенце шмякнулось на столешницу и сбило солонку, оставив на рябом пластике неряшливую белую горку. Ира поспешно подняла баночку и вернула на место отскочившую крышку.

— А что за упрёки? — осторожно поинтересовалась она, сметая соль на ладонь.

— Она сказала, что ты недопустимо себя ведёшь! — объявила мама. — Что она от тебя такого не ожидала. И что ты должна перед ней извиниться.

— За что, интересно, — буркнула Ира. Стряхнув соль в слив раковины, она вернулась за стол и заставила себя отхлебнуть остывшего чаю. — Её Славик меня сегодня поймал около Управы. Еле отделалась.

— Славик? — мамино строгое лицо удивлённо вытянулось. — Поймал тебя? Что значит «отделалась»?

— То и значит, — пробормотала Ира. Вот, значит, как: сынуля помчался прямиком под крылышко к Татьяне Ивановне — возвращать машину и ябедничать, а обманутая в лучших ожиданиях мамуля не преминула высказать всё, что думает, заклятой подруге. Сколько лет, блин, прошло, а ни черта не изменилось! — Не понимают некоторые по-хорошему.

Не понимают и потому нарываются на возмездие в лице злобного контролёра. Мама нехорошо прищурилась; подобное туманное объяснение её, разумеется, не устроило.

— Ирина, — угрожающе начала она. — Тебе не пять лет. Ты должна понимать, что хорошие отношения с некоторыми людьми…

— Результат твоих многолетних трудов, — вздохнула Ира. — Мам, мне Славик нафиг не сдался, пусть не лезет только.

Мамины брови сошлись к переносице, как стрелки на схеме сражения.

— Как это понимать?

— Буквально, — фыркнула Ира. — Не пойду я с ним никуда. Татьяна Ивановна может спать спокойно.

Мама проглотила назревающую тираду и изменилась в лице. Нет, не успокоилась, просто сменила направленность негодования. К худшему.

— Ира, — предгрозовым тоном проговорила она, — Слава тебя на свидание звал?

— Вроде того, — нехотя признала Ира. Честное слово, лучше б Зарецкий ошибся ещё разок — приворот хотя бы можно снять!

— И ты отказалась?

— Да, отказалась.

Мама глубоко вздохнула и уселась на ближайшую табуретку. Судя по выражению лица, вот-вот начнёт поучать.

— Дочь, — все самые неприятные разговоры непременно начинаются с этого слова, — это глупо. Слава Свириденко — очень, очень хороший вариант.

— Татьяна Ивановна тебе этого не простит, — не удержалась Ира.

— Ну и пускай, — мама упрямо нахмурилась. — Не разбрасывайся такими шансами. Тем более, мне казалось, он увлёкся Аней Сафоновой…

— Это был приворот! — горестно простонала Ира.

Спасительный чай в чашке кончился, идти за новым надо мимо мамы. Из большой комнаты доносилась весёлая трескотня телевизора. Насколько проще с папой! Вот и Анькин отец в её личную жизнь не лезет…

— Сафонова пыталась зачаровать Славу? — мама нехорошо сощурилась.

— Это случайно вышло, — собрав остатки терпения, пояснила Ира. — Не говори только Павлу Сергеевичу, он рассердится.

— Разумеется, не скажу, — легко согласилась мама. Конечно, зачем, если и так всё складывается в её пользу? — Я так и думала, что без чего-то такого не обошлось. Аня — хорошая девочка, но простоватая. Ты у меня намного интереснее…

— Мам…

— Я знаю, что ты хочешь сказать, — отмахнулась мама. — Прислушайся лучше. В деньгах вы нуждаться не будете, а характер у мальчика очень удобный…

— Не надо мне удобных, — не выдержала Ира. — Свириденко в детстве был тюфяк и сейчас остался.

— А герой тебе зачем? — искренне удивилась мама. — Хлопот потом не оберёшься. Подумай, Ириша, и дай мальчику шанс.

Она протянула руку и решительно захлопнула окно. Стёкла в раме задребезжали тоненько и тоскливо, будто заплакали.

Последняя предлетняя пятница худо-бедно набирала ход. Костик с самого утра объявил, что ему нужно привести дела в порядок перед началом дежурств, и на любой раздражитель реагировал, как бык на плащ тореадора. Ксюша не преминула бы этим воспользоваться, но злить Чернова было лень. Старавшийся на всю мощность кондиционер разгонял жару, но не нежелание работать. Тем противнее казалась стопка разномастных разрешений, в которую Ира всю неделю вносила посильный вклад. Пересиливая себя, Ксюша время от времени вытаскивала оттуда случайную бумагу, невнимательно вникала и изо всех сил пыталась быть справедливой. Выезд? Да пожалуйста. Специальное разрешение на практику? Ладно, так и быть. Просьба поселить водяного в прудике на заднем дворе? Ещё чего! Можно подумать, без этого забот у надзора мало…