Тень мелко захихикала, словно бумагой зашелестела.

— Мало, — заявила нежить. — За неё — мало.

— Твои условия?

Ледяные пальцы прошлись вдоль Ириной щеки. Не отпустит. Пока тень держится за Иру, она в безопасности. Но и убить теперь не убьёт — потому что саму её тут же поджарят… Золотистый, почти дневной свет скользит вдоль стен, отблескивает в глазках камер, безжалостно изгоняет из подвала последний сумрак. Нежити он не нравится, но и только…

— Две, — тень растянула губы в пакостной усмешке. — Две нежизни за её жизнь. Так будет честно. Ты не тронешь меня и ещё одного. Следующего, кто попросит. Тогда отпущу.

— Договорились.

Это глупость. Это всё какая-то катастрофическая, невозможная глупость. Тень одной рукой крепко ухватила Иру за шею, не позволяя вырваться, другой вцепилась Ярославу в запястье. От бледно-золотого призрачного пламени, реющего над правой его ладонью, тварь старалась держаться подальше. Что же он медлит? Почему не сожжёт наглую нежить? Огонь хотя бы прогонит этот могильный холод. Лучше сгореть вместе с тенью, чем насмерть замёрзнуть в её объятиях…

— Клянусь, — негромко и серьёзно проговорил Зарецкий, — в обмен на её жизнь пощадить две нежизни. Твою и следующего неживого, который об этом попросит. Довольно тебе?

— Довольно, — медово пропел Анькин голос. — Довольно! Забирай, волхв, и береги хорошенько… Дорого платишь, да получишь немного…

Ледяная хватка ослабла. То, что притворялось Анькой, обратилось в зыбкое тёмное марево и растворилось в полных сумрака коридорах. Спустя миг померк свет; это показалось бы смертью, если бы не равнодушные аварийные огни, тянущиеся бесконечной вереницей из ниоткуда в никуда.

— Потерпи чуть-чуть, — тихо попросил Зарецкий.

Живительное тепло коснулось лба, затем шеи — там, где хваталась нежить. Ярослав говорил в прошлый раз, что паразит с тенью похожи. И правда, и нет. Тень хуже, намного хуже… Пол, кажется, стал ближе, хотя Ира не помнила, как опускалась на холодные белые плиты. Лицо у Зарецкого непроницаемое; не понять, плохо всё или есть надежда.

— Лучше будет, — тёплые пальцы касаются висков, запястий, снова лба, снова лихорадочно бьющейся под кожей сонной артерии, — не распространяться о том, что тут случилось.

Конечно. Иначе выговоры, разбирательства, объяснительные… Зачем устраивать служебные неприятности человеку, который спас ей жизнь, едва не профуканную по чистой глупости? Зарецкий бледен; это видно даже в тусклом зелёном свете. Движения становятся нервными, словно он боится не успеть. Лоб, виски, шея, запястья, опять шея, опять виски… Это не похоже на медицинскую магию, но холод уходит, а с ним и сковавшее мышцы напряжение. Вот удаётся моргнуть, вот послушно сжимается ладонь…

— Что же тебе так везёт-то, а?

Самой бы знать! Что с ней не так? Почему всей окрестной нечисти надо до неё добраться?.. Затхлый подвальный воздух кажется свежим дуновением. Хочется увидеть солнечный свет, просто чтобы вновь поверить, что он существует.

— Почему… — с усилием выговаривают всё ещё непослушные губы — и умолкают. Слишком много вопросов, и никак не понять, какой — главный.

— Тише. Потом поговорим.

Вспыхнули вполсилы люминесцентные лампы. Прокатилось по коридору эхо топота множества ног. Ярослав выругался сквозь зубы, но не двинулся с места.

— Здесь ничего!

— Двое — в архивы, двое — к снабженцам, остальные со мной!

— Что тут за хрень?..

— Правила соблюдайте, олухи!

Мешанина мужских голосов то дальше, то ближе. Камера равнодушно пялится из-под потолка; что она успела увидеть? Тяжёлые ботинки грохочут по кафелю, вот уже совсем рядом…

— Кратов, надзор! Назовитесь!

Ярослав неохотно поднялся на ноги. Он не рад видеть коллег, это точно… Потому что упустил тень? Даже не упустил — отпустил…

— Зарецкий, контроль. Где вас носило?

Ира упёрлась в пол дрожащий рукой. Стена за спиной успела чуть нагреться теплом её тела, но всё равно кажется, будто возвращается мертвенный холод. От мерцающего света ломит виски. Что ж, если зажмуриться, станет немного легче…

— Зарецкий, у вас тут жертвы?

— Нет. И не трудитесь, нежить уже не здесь.

— Откуда вы знаете?

— Видел.

В душном воздухе повисло нехорошее молчание. Зачем он так? Мог бы и соврать…

— Объяснитесь!

— Как только, так сразу, — от привычных насмешливых ноток в его голосе почему-то становится спокойнее. — Девушке нужно в больницу, срочно.

— Паша, займись. А вы, пожалуйста, проследуйте с нами…

Нет, не надо! Пусть лучше сами уходят на все четыре стороны. Зарецкому, по крайней мере, можно верить… Кто-то, пыхтя, подхватывает Иру на руки. Её никто не спрашивал. Её никогда в жизни никто не спрашивал…

Лязгнули двери лифта. Подвал оказался позади; обитавший там холод остался с Ирой. Теперь, наверное, навсегда.

В нос ударила едкая нашатырная вонь. Ира недовольно заморгала, вжимаясь затылком в подушку. Хмурое лицо, наполовину скрытое медицинской маской, заслоняло собой весь остальной мир.

— Зрачки расширены, — констатировал медик. — На свет реагируют. Девушка, вы меня слышите, понимаете?

Ну ещё бы. Ира не без труда изобразила кивок. Кто-то — всё тот же настырный медик — бесцеремонно вытащил из-под тёплого одеяла её руку; пальцы в липковатой резиновой перчатке крепко сжали запястье.

— Так… Общая слабость ещё подержится, но опасности для жизни нет, — обрадовал приглушённый маской голос. — Света, принеси номер пятнадцатый. К вечеру бегать будете, — заявил медик, прежде чем оставить Ирину руку в покое.

— Не буду, — проворчала Ира в ответ. Вышло хрипло, как в тяжёлую простуду.

— Дело ваше. Гостей принять как, в настроении?

Гостей? Ох, чёрт, ну кто же додумался сообщить маме? Будет очередной скандал, а она так устала… Впрочем, если отказаться, станет только хуже.

— Давайте, — вздохнула Ира, кое-как приподнимаясь на локтях.

— Тихо-тихо, — медик суетливо подсунул подушку ей под спину. — Пока укрепляющее не выпьете, не активничайте особо. Рекомендую поесть, если сумеете.

Ира украдкой потёрла друг о друга мёрзнущие ладони. Она крепко задолжала Зарецкому, как минимум — благодарность. Лучше бы вместо свидания с мамой поговорить с ним. Контролёр знает что-то важное, что-то, что невесть почему затрагивает никому не нужную слабосильную ведьму… Только ему теперь крепко достанется за выпущенную на волю нежить. Ира досадливо закусила губу. Всё кувырком.

— Если устанете, не стесняйтесь, говорите, — врач взял у санитара планшет с записями, пробежал глазами и удовлетворённо кивнул. — Укрепляющее сейчас принесут, ужин — через полчаса. Поправляйтесь.

— Спасибо, — сказала Ира в обтянутую белым халатом спину.

Медик с помощником вышли, а вместо них в палату, чеканно цокая каблуками, решительно ворвалась Оксана. Следом влетел Макс; последним, беспокойно ероша на ходу и без того взлохмаченные волосы, появился Старов. Ира подтянула одеяло выше к подбородку. К тому, что к ней заявится добрая половина магконтроля, она не была готова.

— Ну, живая? — строго осведомилась Тимофеева. Она уселась на единственный складной стул для посетителей и закинула ногу на ногу. Парни остались стоять.

— Вроде да, — осторожно ответила Ира. — Врач говорит, буду жить.

— Что у вас там случилось-то? — понуро спросил Макс. Он почему-то выглядел виноватым.

«Лучше не распространяться». Ребята, конечно, свои, но мало ли что…

— Я… я не буду, наверное, рассказывать, — вздохнула Ира. — Не хочу… ну… навредить.

— Было сообщение, что из вивария кто-то сбежал, — подал голос Старов.

— Так и есть.

Контролёры переглянулись. В повисшей неуютной тишине тихонько скрипнула дверь — медсестра принесла укрепляющий настой и графин с водой. Ира покорно выпила разбавленное снадобье; от стакана терпко пахло солодкой и шиповником. Этот рецепт она и сама прекрасно знала, но при главной московской магической больнице ведьмы работали куда как более умелые. Настойка мигом пробудила мощную волну тепла, прокатившуюся по всему телу.