Не то чтобы обещал, конечно, но всё от неё зависящее Ира сделала. Анька, впрочем, удовлетворилась этим; её усталое личико разом посветлело.

— Блин, я б не додумалась, — призналась она. — Ну, то есть это сильно, конечно, взять и сказать…

В дверь деликатно постучали. Ира поспешно отставила стакан с соком и успела сделать подруге страшные глаза, прежде чем замок тихо щёлкнул и впустил в комнату встревоженного Павла Сергеевича. Его дочурка замерла с набитым ртом и непонимающе уставилась на отца.

— Аня, с тобой всё в порядке? — обеспокоенно спросил Сафонов. — Слава говорит, тебе нехорошо.

— Всё нормально, — сообщила Ира, давая подруге время проглотить злосчастный бутерброд. — Там душновато, так что мы сюда пришли… Подышать.

Павел Сергеевич окинул взглядом тарелку с закусками, недопитый сок и открытое окно. Ира готова была поклясться, что Сафонов не поверил ни единому её слову. Он аккуратно присел на краешек ближайшего стула, и хозяйке моментально стало стыдно за хаос набросанных на спинку футболок.

— Точно не нужна помощь? — со значением осведомился гость, внимательно разглядывая дочь. Та наконец управилась с бутербродом и виновато улыбнулась.

— Точно, пап. Со мной всё хорошо, мы тут просто заболтались про работу.

— Правда? — Сафонов немного расслабился. — Да, вам теперь есть что обсудить…

— Благодаря вам, — неуклюже сказала Ира, припомнив мамино недовольство.

— Пустяки, — отмахнулся Павел Сергеевич. — Мы с Натальей Петровной — старые знакомые.

Верно. Грозная Анохина до сих пор прислушивается к некогда всемогущему начальнику отдела финансов, а Павел Сергеевич неплохо относится к дочериной подруге… Мама наверняка воспользовалась бы шансом восстановить справедливость. Если Сафонов намекнёт Анохиной, что все обвинения в Ирин адрес голословны, то… то Зарецкий в ответ поинтересуется, какие такие отношения связывают секретаря отдела магконтроля с джентльменом на чёрном «мерседесе». Да ну нафиг, лучше уж своими силами.

— Ирку коллеги обижают, — безапелляционно заявила Анька.

— Вот как?

— Да это так, рабочие моменты, — быстро сказала Ира. Будь Сафонова чуть поближе, непременно получила бы пинка. — Просто не притёрлись ещё друг к другу.

Ага, а завтра окажется, что уже и не надо. Интересно, посмеет ли Анохина выказывать Павлу Сергеевичу недовольство неудачной протеже?

— Обвинили, что Ирка секретку сливает на сторону, — брякнула Анька.

Кровь немедленно прилила к щекам. Вот уж чему стоит поучиться у коллег, так это невозмутимости. Сафонов, однако, всего лишь благосклонно улыбнулся.

— Ну, ты же этого не делаешь, верно?

— Нет, конечно, — вздохнула Ира. — Недоразумение вышло, вот и всё.

Велико было искушение в отместку выдать Анькины фокусы с приворотными чарами, но это неминуемо привело бы к ссоре. Сафонова вряд ли ябедничала из вредительских намерений; скорее, она на полном серьёзе хотела помочь.

— Вот и хорошо, — постановил Павел Сергеевич. — Надеюсь, вы в конце концов сработаетесь.

— Ага, я тоже, — без вдохновения кивнула Ира.

В довершение всех бед нос в комнату сунула мама. Смерила дочь строгим взглядом, улыбнулась Сафоновым.

— Что это вы тут спрятались? Пора чай ставить.

Ира покорно вскочила. Уж на что она не любила таскать туда-сюда грязную посуду, но лучше перемазанные салатами тарелки, чем неудобный разговор и последующий разнос наедине. Хотя разнос будет в любом случае: ишь удумала — от гостей сбегать, хоть бы и в Анькиной компании…

— Я помогу, — ни с того ни с сего вызвалась Сафонова. Должно быть, смекнула, что иначе придётся сидеть в большой комнате с семейством Свириденко.

— Павел Сергеевич, пойдёмте за стол, — мама просительно улыбнулась.

— Да, Лен, пойдём. Спасибо.

Выволочку от мамы Ира, разумеется, получила. Поздним вечером, за мытьём посуды. Удостоверившись, что папе ничего не слышно за двойной шумовой завесой — бормотанием телевизора и сердитым шипением кухонного крана, мама дала выход дурному настроению и отчитала дочь за невежливость с гостями и беспорядок в комнате. Расстроило её, понятно, что-то посерьёзнее: какой-нибудь неприятный для самолюбия разговор или, может быть, очевидное внимание младшего Свириденко к Аньке Сафоновой. Ира делала скорбный вид и считала, сколько ещё осталось грязных тарелок. Что бы ни опечалило маму, завтра она всё позабудет и станет глотать валерьянку, разглядывая изгаженную дочерину трудовую. Или не разглядывая, до этого дойдёт только через пару дней…

— Веди себя осмотрительнее, — завершила тираду мама, раздражённо комкая полотенце. — Это и в карьере полезно, и в семье.

— Да, мам, я стараюсь, — Ира выключила кран, и не слишком правдивые слова повисли в тишине. Старается она, как же. Можно уже и не начинать.

«Звонила?» — висело на экране телефона; судя по всему, уже довольно давно. Ира устало выругалась сквозь зубы и, не раздеваясь, рухнула на кровать. Одиннадцатый час! Где уж тут звонить, тем более что бабушка ложится рано…

«Не успела. Завтра», — виновато ответила Ира и поняла, что снова слукавила. Завтра тоже будет не до того. И вообще, подумаешь, беда какая — навязчивый поклонник! У Аньки таких бед по десятку в месяц… Нет, Сафонова попросту боится, что отец прознает, вот и всё.

Анька с полминуты соблюдала радиомолчание, а потом выдала: «Я тут в тетрадках нашла про это кольцо. Знаешь, как оно работает?» Сдержав вздох, Ира принялась соскребать в кучу всё, что помнила об артефактах, приворотах и артефактах, зачарованных для приворота. Как работает? Да зачаровывает того, кто его носит, так, чтобы загаданная жертва непременно воспылала желанием к владельцу побрякушки. А вот заговор, если, например, на локон волос или какие-нибудь обрезки ногтей, накладывается на сам объект… «Объект» — отличное слово для Свириденко, он даже на субъекта как-то не тянет. Ане понравилась эта мысль.

«Ты меня обнадёжила, — заявила подруга. — Я попробую тогда снять чары, как тут написано». Ира устало согласилась. Пусть снимает, одной проблемой меньше. И слепой заговор тоже, а то вдруг, разлюбив Сафонову, бедняга тут же втрескается в какую-нибудь мамину сотрудницу или вообще прохожую на улице… Как соотносятся между собой конфликтующие чары? Сразу испаряются от неудачи или висят и ждут своего часа? Кажется, всё-таки висят, а вот активируются ли? За этими тонкостями точно к бабушке, а бабушка давно спит…

«Ну вот, сделала, — сообщила Анька, — Пока молчит. Но он и так что-то весь вечер молчит, не пишет ничего».

«Рада за тебя», — устало отозвалась Ира. Хоть бы безалаберная Сафонова ничего не напутала… А, впрочем, не всё ли равно? Своих проблем выше крыши, не хватало переживать за Анькины амурные дела. Если Зарецкий убедит начальника, что Ира разнюхивала отдельские секреты, её просто выгонят или ещё и статью пришьют? Может контроль аннулировать её удостоверение? Если да, то, наверное, и поделом; куда годится ведьма, не способная распутать клубок несложных чар?..

Телефон коротко хрюкнул вибросигналом. Никак не уймётся, полуночница несчастная… Ира раздражённо схватилась за трубку, намереваясь решительно попрощаться с подругой, и озадаченно воззрилась на всплывшее сообщение.

«Привет. Что завтра делаешь после работы?»

Что за номер? Не Макс — его телефон она сохранила после прошлой субботы. Нехорошее подозрение царапнуло усталый ум. Неужели Анька забыла-таки про слепой заговор? Неужели он успел-таки сработать? Когда же это?.. Страшась подтвердить догадку, Ира скопировала и отправила подруге незнакомый номер. Сафонова молчала долго, то начинала набирать текст, то снова бросала — достаточно красноречиво, чтобы Ира со стоном прижала ладони к лицу. Будто мало проблем на работе — теперь ещё придётся куда-нибудь девать Славика Свириденко.

Ксюшино место на парковке кто-то занял. Виновата, конечно, сама, пораньше надо было выезжать, но вообще-то это наглость. Кое-как приткнув свою Вишенку между Мишкиным монстром и непонятно чьим побитым жизнью седаном, Ксюша мельком оглядела узурпатора. Пропуск под стеклом — гостевой; стало быть, бедняга просто не в курсе здешних порядков. Странно, что вообще забрался так глубоко на парковку, когда у въезда специально оставляют пару мест незанятыми. Впрочем, парковочные неурядицы сами собой вылетели из головы сразу за шлагбаумом. Погожий денёк навевал благостное расположение духа, привычный пёстрый хаос в вестибюле настраивал на рабочий лад.