— Ить пропамши! — возопил домовой, напомнив сразу пожарную сигнализацию и несмазанные петли. — Нету ключика! А новый-то у Николеньки просить надо, э-э-эх… Вот ежли б маг такой добрый был…

— Ага, чтоб мне научники за побитые пробирки потом предъявляли, — проворчал Макс. — К себе только пустить могу, в магконтроль.

— А там ить Нюха убирается, Фёдору не надыть, — с достоинством возразил домовой. — Ох, беда, уж, почитай, четыре дни не прибрано! Что ж скажут-то Фёдору, что скажут?

— Что растяпа, — безжалостно припечатал Макс. Интересные дела! Ладно научники, они в своей вечной запарке могли не заметить, что в лабораториях несколько дней не мыли полы, но неужто этот мохнатый деятель так и бродит тут почти неделю со стенаниями, как обиженный призрак? — Начальник-то почему не знает?

— Так ругатися будет!

— Будет обязательно. Мы ему всё расскажем, — а письмо пусть пишет Ярик, у него допуска хватает на поболтушки с местной нежитью!

— Не надо, — домовой понуро опустил уши. — Фёдор ужо сам… Эхе…

Сам он, как же. Это надо умудриться — посеять ключ и молчать об этом столько времени! Хорошо ещё, если карточка благополучно пылится где-нибудь за шкафами, а вдруг кто-то нашёл? И куда-нибудь влез? Четыре дня назад — это среда, в магконтроль вломились во вторник. Не сходится. Но в Управе, кроме контроля, хватает интересных мест…

Макс вдавил недокуренную сигарету в пепельницу. Надзор, само собой, обо всём узнает, но сначала надо, чтобы узнал магконтроль.

Вода в лужах — холодная. Надо бы обходить или хоть не шлёпать босоножками с размаху, но ноги слишком устали, чтобы изображать изящную походку. Анька — та грациозна, как модель на подиуме, будто не проплясала весь вечер на шпильках. Красивое подругино лицо озаряет довольная улыбка; день и впрямь получился удачный, свободный от хлопот и мрачных мыслей. Ира плотнее запахнула жакет; дождя уже нет, но прохлада пробирается под лёгкое платье и трогает кожу ледяными пальцами.

— Замёрзла? — поинтересовалась Анька. Не сочувственно и не злорадно, просто так.

— Чуть-чуть, — призналась Ира. — А ты — нет?

— А я по лужам не хожу, — Сафонова хихикнула и тут же мечтательно вздохнула: — Эх, Ирка, нам бы с тобой по мужчине на машине… Чтоб усадил и повёз хоть по лужам, хоть по… ай, блин!

Она выдернула каблук из коварной щели между тротуарными плитками. Настала Ирина очередь хихикать.

— Ну, хочешь — позвони отцу.

— Ага, не хватало ещё, чтоб папа меня из баров забирал, — фыркнула Анька. — А ты, между прочим, могла бы своего очаровашку вызвонить!

— Зря язвишь, — буркнула Ира. При мысли о Свириденко настроение стремительно поползло вниз. — Нет на Славике никаких чар.

— Да-а-а? — Сафонова пакостно хихикнула. — С чего ты взяла? Если тебе написали с его номера, что вы не пара, так это небось Татьяна Ивановна старается.

Ира понуро хмыкнула, показывая, что оценила нехитрый Анькин юмор.

— Нет. Тут как раз всё в порядке… То есть наоборот. А про чары мне коллега сказал.

— Это кто? — подруга тут же навострила уши, мигом потеряв интерес к Славику. Ира бы тоже с удовольствием о нём забыла. — Некрасов? Или этот, как его, светленький такой, спортивный…

— Старов, — наугад подсказала Ира. Миша в тот памятный вечер преспокойно прошёл мимо, это Зарецкому до всего есть дело. — Нет, не он. Ну, я к тому, что это даже ещё хуже. В смысле, что Свириденко сам…

Анька беспечно отмахнулась и задела мокрый куст отцветающей сирени; мелкие холодные брызги ужалили щёку, заставили почувствовать душный слой косметики.

— Да забей, — подруга рассеянно смахнула с плеча полуувядший лиловый цветочек. — Если так, то ему мамуля быстро объяснит, кого он любит, а кого — нет.

— На неё вся надежда, — Ира мрачно усмехнулась. — Мне кажется, она Славика куда-то сводила, чтоб с него все привороты поснимали. Догадалась как-то…

— Или у них это регулярная процедура, — Сафонова прыснула и тут же бестолково замахала руками, пытаясь удержать равновесие: лужи на гладкой плитке — дело скользкое. Впрочем, на Анькин настрой неудавшееся падение не повлияло. — Прикинь, а? Ровно двадцать, м-м-м, седьмого числа каждого месяца Татьяна Ивановна тащит сыночку расколдовываться, чтоб, не дай бог, никакая бабёнка сокровище не совратила! Им уже, наверное, как постоянным посетителям ски-и-идку дают!

Подруга ещё с минуту повизгивала от пьяненького смеха, осторожно смахивая с накрашенных ресниц выступившие слёзы. Вызвать, что ли, такси? Пешком тащиться ещё минут двадцать; это если в нормальном состоянии и по хорошей погоде. Ира сама с удовольствием скинула бы босоножки — всё равно уже промокла, — если бы не боялась наступить на какой-нибудь колюще-режущий мусор. Сафонова зябко поёжилась и простёрла руку куда-то в сторону тонущих в зелени дворов.

— Пошли срежем… Ой, не могу, с этими Свириденками… Лето-то какое паршивое, блин, холодно!

— Паршивое, это точно, — согласилась Ира. Кончатся ведь когда-нибудь эти три месяца!

Надменные многоэтажки взирали на нарушительниц вечернего спокойствия жёлтыми совиными глазами. Пустынная баскетбольная площадка, аляповатый детский городок, взобравшиеся на тротуары машины… Надо бы достать телефон, свериться с картой; в лабиринтах по-змеиному изгибающихся новостроек впотьмах легко потеряться. Ира полезла в сумку и, конечно же, безнадёжно заплутала в её недрах.

— Глянь-ка, — Сафонова удивлённо ткнула пальцем куда-то в сумрак. — Псинка…

И правда, псинка. Вылезла чёрт знает откуда, встала посреди дороги и смотрит. Ира придержала подругу за руку; ничейных собак, особенно не гавкающих, её учили бояться.

— Подожди, сейчас уйдёт…

Съестного ничего в сумке нет. Зверюга скалит зубы, переступает тощими лапами. Надо строго на неё посмотреть или наоборот нельзя так делать? Со всяческим зверьём Ира всегда неплохо ладила…

— Уходи давай, — приказала она. На миг представился Чернов, выгоняющий из кабинета какого-нибудь незадачливого просителя. — Нету у нас ничего. Мимо пройдём — и всё, понятно тебе?

— Ирка, — Сафонова предупреждающе сжала ей локоть. — Пошли назад…

Собака боднула воздух лобастой башкой, заворчала и вдруг отошла с дороги. Анька проводила зверюгу озадаченным взглядом и облегчённо вздохнула. Подавив искушение последовать её примеру, Ира поправила на плече ремень сумки. Всего-навсего собака, а ощущение, будто с нежитью какой-нибудь поцапалась.

— Будем считать, что она была не слишком голодная, — бодро заявила Ира. — Потопали, темно уже совсем…

— Точно, — признала Сафонова. Она ещё с полминуты оглядывалась через плечо туда, где скрылась в сумерках бродячая собака. — Боюсь я их. В детстве один раз чуть не покусали, ну и…

— Все чего-то боятся, — философски заметила Ира. Интересно, а чего боится Верховский?.. Перестанет она когда-нибудь по любому поводу вспоминать работу?

— Вон там фонари горят, пойдём туда, — решила Анька. — Может, правда папе набрать?

Звонить она, однако, не стала. Зато опять вспомнила про Славика, правда, на сей раз в серьёзном ключе. Наподдав носком лаковой туфли грязную воду в очередной луже, подруга наморщила лоб и выдала:

— Думаешь, правда Свириденко к ведьме ходил? Или я всё-таки как-то сняла слепой заговор?

— Не знаю. Не хочу про это думать, — огрызнулась Ира. — Какая разница, в конце концов? Чар на нём нет, я Зарецкому верю…

— Кому-у-у веришь? — вскинулась Анька. Ира тут же прикусила язык, но слова уже вылетели. — Ты ж его терпеть не можешь!

— Ты зато можешь…

Сафонова разинула было рот, но крайне кстати по дороге попалась автобусная остановка, на которой прятались от темноты припозднившиеся путешественники. Ира мельком глянула на расписание: следующий подходящий рейс только через пятнадцать минут, за это время можно дотопать до дома. Анька насилу вытерпела, пока остановка скроется за спиной, и торжествующе прошипела: