— Миша, — шеф деликатно взял Старова за плечо; Мишка понял намёк и отступил на несколько шагов в сторону. — Наша задача — наблюдать. Вмешиваемся только в крайнем случае. Если поймём, что это по нашему делу, ясно?

Старов кивнул. Что ж тут непонятного?

— Артефакты сними, — небрежно напомнил Верховский.

Мишка торопливо расстегнул защитную цепочку и сунул в карман, уверившись, что в ткани нет коварных дырок. Серебро стремительно остыло и теперь отрезвляюще холодило кожу сквозь тонкий хлопок. Пользуясь заминкой, пока Викентьев строил временных подчинённых, Старов запихнул чемоданчик со снадобьями в сумку и перетянул её ремень так, чтобы ноша не мешала на бегу. Шеф, в свою очередь, не спеша избавился от запонок и снял с пальца обручальное кольцо. Верховский начинал когда-то в таком вот отряде безопасности и, говорят, был в своём деле весьма неплох. Из оперативников редко вырастают стоящие кабинетные кадры; шеф оказался исключением… или нет?

До объекта, сколько позволяли регламенты, ехали на автомобилях, затем быстро, но без суеты, шли через лесок, бдительно озираясь по сторонам. Одному из туляков стало плохо; хлынувшая носом кровь яркими пятнами легла на камуфляжную куртку, парень сложился пополам и жалобно захрипел. Мишка дёрнулся было ему помочь, но наткнулся, как на стальную стену, на предупреждающий взгляд шефа. Безопасники не дураки, знают, куда ехали. По команде сержанта кряжистый оперативник подставил сослуживцу плечо и проворно поволок назад, к машинам.

Начали болеть виски. Мишка, уже однажды испытавший под бдительным присмотром Верховского всю причитающуюся случаю гамму эмоций, прекрасно знал, откуда трясучка, но поделать с ней ничего не мог. Не он один: у разлома всем становилось паршиво. Сержант резко нагнулся; Старов приготовился было лезть за аптечкой, однако оперативник, бледный, но невредимый, поднял что-то с земли и протянул Викентьеву. Тот взял рукой в перчатке, внимательно рассмотрел.

— Пара-беллум[1], — сказал он с расстановкой и продемонстрировал находку контролёрам. В обтянутых чёрной тканью пальцах остро блеснула золотым боком стреляная гильза. — Свеженькая, Александр Михайлович. Посмотрите?

— Я вижу, — проронил Верховский. Он обежал внимательным взглядом округу и указал на морщинистый древесный ствол: — А вот и пострадавший. Похоже, стрелок практиковался.

И правда, примерно в двух метрах от земли среди складок коры тускло поблёскивал металл. Нашли место стрелять…

— Неумёха, — прокомментировал Викентьев, приблизившись к дереву. — У меня новобранцы и то лучше справляются.

— Точность не так важна, когда патронов много, — насмешливо хмыкнул шеф.

Викентьев обернулся, растянул в улыбке узкие губы.

— Или когда в резерве магия.

Шеф не удостоил его ответом.

Шли, замедляя шаг, пока животный страх не парализовал окончательно большую часть отряда. Мишка дрожал, как осиновый лист; Викентьева тоже потряхивало, один Верховский казался почти невозмутимым — если не считать синюшной бледности. Не склонный к навязчивым движениям шеф то и дело оправлял лишённые запонок рукава и болезненно кривил рот.

— След дальше идёт, — сообщил сержант, тыча пальцем в куцую лесную подстилку.

Мишка через силу сосредоточился и сообразил, о чём речь: чахлая, задушенная сплошной тенью от широких листьев трава везде была вытоптана, будто здесь целый взвод прогулялся. И этот след действительно уходил вперёд, туда, куда смотреть-то страшно, не то что двигаться… Шеф бросил на Старова значительный взгляд. Какая может быть выгода? Кому? Кто может знать?..

Безопасники рыскали вдоль невидимой границы битый час, вдоволь налюбовались на загубленную траву и поломанные кое-где кусты и ничего путного не нашли. Мишка по-настоящему счастлив был вернуться к машинам; пострадавший оперативник уже оклемался и выглядел не в пример бодрее вернувшихся от разлома коллег. Шелестели индивидуальные медицинские пакеты, безопасники глотали капсулы с укрепляющими зельями. Мишка не стал следовать их примеру; он с недавних пор не доверял колдовским снадобьям.

— Центральная? — спросил Викентьев в телефон, устраиваясь на пассажирском сидении. — К объекту Ясень — постоянное наблюдение, не дальше пяти километров от точки. Протокол че-эс-три, отчитываться лично мне.

— Мы тоже хотели бы рассчитывать на оповещения, — заметил Верховский, созерцая схваченную запонкой манжету. Казалось, ничто в мире не интересует его больше.

Викентьев холодно улыбнулся.

— Да, Алексадр Михайлович, разумеется. Вы можете рассчитывать.

Мишке совсем не понравился его тон.

[1] Para bellum — готовься к войне (лат.)

LVII. Лицом к лицу

Князь прибыл утром во главе отряда в пару дюжин воинов. Блестело на солнце золотое шитьё на багряной ткани, хлопали на ветру знамёна с оскаленными медвежьими мордами. Мастерства художникам не хватало, и от своей схематичности герб казался ещё более жутким. Кони ступали неторопливо; казалось, всадники плывут в золотистом облаке пыли. Встречать их высыпали почти все, кто остался дома в разгар полевой страды. Старая знахарка Забава, сморщенная, как печёное яблоко, комкала в узловатых пальцах передник и прятала взгляд.

Ярослав без труда отыскал Иру в немногочисленной толпе зевак и молча встал рядом. Стало спокойнее. Он знает, что делать, а не знает — так придумает. Цветана, любопытно крутившая носом по сторонам, отвлеклась от созерцания добрых молодцев и принялась строить глазки Зарецкому; она ещё не осознала, что это занятие бесполезное.

— Мне молчать? — одними губами, так, чтобы не слышала старостина дочь, произнесла Ира и получила в ответ едва заметный кивок.

Вот и хорошо. Это несложно. Русоволосая и светлоглазая, в скромном здешнем наряде она полностью сливается с местными; Цветану в ярко-алом платье и с цветными лентами в длинной косе заметить куда проще. Нет причин волноваться. Нет причин волноваться…

— Здрав будь, княже, — Младан отвесил почётному гостю поясной поклон и не разгибал спину, пока тот не рявкнул что-то одобрительное. — Али заскучал по нас?

— Как не заскучать, — усмехнулся князь. Ира из-под ресниц его оглядела: не очень высокий, уже в возрасте, но по-молодому жилистый и подтянутый. Правитель-воин. — Боги мне Ильгоду вверили, чтоб я о людях её радел, как о детях своих. Стало быть, все вы мне одно что родичи.

Это он не просто так сказал. Обозначил своё верховенство, выразил дружелюбие. Ира нахмурилась: прежде в её привычки не входил поиск подспудных смыслов в чужих словах.

— Пожалуй к столу, не побрезгуй, — предложил староста, радушным жестом указывая на свой дом.

— И рад бы, да не успею, — князь удручённо покачал головой. Это, похоже, было вопиющим нарушением этикета: деревенские глухо зароптали, дружинники подобрались. Привычно так, без удивления. — Мы, друже, по такому делу: нету ли здесь у тебя сквернавцев, нечистого бога славящих? Ведьм, колдунов али похуже кого? Говори как есть, передо мною и богами.

Ира пугливо отшатнулась, налетев на Зарецкого; его ладонь предупреждающе сжала её плечо. Как глупо! Хорошо ещё, что деревенские тоже заволновались, заозирались, размашисто выписывая в солнечном свете замысловатые знаки. Цветана стоит спокойная и деловито рыщет взглядом по лицам дружинников. Знает, что родной отец её не выдаст. А вот пришлых?..

— Нету никого, — твёрдо сказал Младан и тоже очертил в воздухе священный знак. — Откуда ж им взяться? Ить честно живём, всем миром к богову месту ходим, а крамольцев по всей Ильгоде повывели давным-давно.

Деревенские хранили молчание; должно быть, привыкли в таких делах полагаться на старосту. Ира поймала на себе несколько простодушных взглядов; ещё больше народу смотрело ей за спину. Это ничего не значит, они все сейчас вертят головами и хмурятся друг на друга…

— То-то и оно, что, выходит, не всех, — доверительно сообщил князь, цепко оглядывая растерянные лица. — Смотрите тут в оба, пришлых без разбору не привечайте. Прознаю, что укрывал кто — голову с плеч.