— Я мало понимаю в астрономии, — призналась Ира, разглядывая крохотную серебряную искорку, блёклую среди других, крупных и ярких. — Хотя некоторые ведьмы гадают по звёздам. Ну, знаешь, по дню рождения…

— Это ерунда, — категорично отрезал Ярослав. — И гадания вообще-то не поощряются.

— Да, я в курсе, — быстро сказала Ира, отводя взгляд. Знает или нет?.. Какое ему сейчас дело до их с Олькой невинных шалостей! Хотя с Зарецкого станется припомнить потом, когда всё уляжется, и впаять незадачливым ведьмам административный штраф. — Но ведь вы тоже по звёздам следите за всякими там… циклами активности…

— Именно что следим, — Ярослав лениво протянул руку к костру; тонкие язычки пламени, повинуясь движению его пальцев, затанцевали в прозрачном воздухе. — Как по часам. Замеряем большие и сложные промежутки времени, потому что это удобно — только и всего.

— Это можно назвать судьбой, — задумчиво сказала Ира, любуясь игрой пламени. — Разве нет? Если вы точно знаете, что в такое-то время случится то-то и то-то…

— Нет никакой судьбы, — Зарецкий упрямо покачал головой. — Есть закономерности, случайности… и выбор. Глупо от него отказываться.

— Иногда его нет, — Ира поёжилась, вспомнив колкие светлые глаза Георгия Ивановича. — Вот хоть клятвы…

— А что клятвы? — Ярослав пожал плечами. Иру пугало порой, как просто он относится к вещам чудовищно важным или даже страшным. — Всегда можно решить, соблюдать их, нарушить или не давать вовсе. Вопрос в цене.

Её подмывало спросить, был ли выбор у него, но вопрос этот казался слишком уж личным. Всё равно не ответит. Порывшись на ощупь в сумке, Ира нашла одну из двух фляг, наполненных сегодня днём из лесного родника, и протянула спутнику. Воды было много; Ярослав не стал отказываться.

— Как тебе спится? — вдруг спросил он, возвращая ей флягу. — Кошмары не мучают?

— Н-нет, — соврала Ира, прежде чем успела подумать, зачем. — А что?

— Очень распространённый симптом. Головная боль, озноб, плохие сны, подавленное состояние… — Зарецкий вздохнул. — Тени очень паршиво действуют на нервную систему. Это проходит, но не быстро. Если вдруг приснится какая-нибудь ерунда, лучше не молчи, хорошо?

Ира пристыжённо кивнула. Признаваться теперь во лжи как-то глупо; она просто скажет в следующий раз, вот и всё.

С приватностью в лесу было проще. В полях, чтобы сменить пропахшую потом рубашку или ещё за какой надобностью, приходилось порядочно отходить от костра. С другой стороны, по пути назад можно было не спешить и урвать пару лишних минут одиночества. В обществе Зарецкого не расслабишься; всё время страшно сделать что-нибудь не так, а просто поболтать по душам, как с Максом, — это точно не про него. Макс… Странно, наверное, что Ира только сейчас впервые за последние дни о нём вспомнила. Даже совестно. Хотя чего уж тут стыдиться, после таких-то потрясений… Он, наверное, даже поверит не сразу, когда она всё ему расскажет. Счастливец.

Прохладное дуновение хлестнуло её по щеке. Ночной мрак слегка побледнел перед глазами; Ира, струхнув, отпрянула, но почти сразу успокоилась. Характерный белёсый дымок означал всего лишь присутствие слабенького, неоформившегося призрака. Таких полно повсюду, в Москве надзор их постоянно вылавливает, а контроль если и обращает внимание, то разве что со скуки. Старов, азартный спорщик, как-то предлагал Зарецкому на них поохотиться; Ярослав тогда ответил ему в обычной своей манере — кажется, спросил, не кончились ли в детском парке билеты на аттракционы пострашнее…

— Ирина, — прошелестело в ушах. Бесстрастный голос исходил, вне всяких сомнений, от зависшего в ночном воздухе серебристого облачка. — Вы повели себя неразумно. Следуйте за посланцем. Одна. Мы будем ждать вас сутки, затем примем подобающие меры. Залогом вашего благоразумия послужат жизнь и здоровье вашей сестры.

Сердце пропустило удар. Призрак говорил голосом её пленителя. Ира как наяву увидела суровое, будто из камня высеченное лицо, гриву тёмных с проседью волос, льдисто-серые внимательные глаза. Человек, называвший себя Георгием Ивановичем, глядел на неё в упор и повторял медленно, очень терпеливо, очень доходчиво:

— Следуйте за посланцем. Одна…

Он знает, что ей помогли. Знает, что у него есть опасный враг. Ему не нужны трудности — ему нужен послушный курьер…

— Залогом вашего благоразумия… послужат жизнь и здоровье вашей сестры.

Как они добрались до Оли?.. Да какая разница! Она у них в руках, может, даже где-то здесь… Ничего не понимает и знает только, что её убьют, если не явится её непутёвая сестра… Или не знает даже этого. В запястьях проснулась позабытая было боль; шрамы, оставленные верёвками, не исцелились, они вообще никуда не делись — только ушли под кожу…

— Вы повели себя неразумно…

— Куда? — спросила она, нетвёрдо шагая вперёд. — Куда идти?

Призрак, не смолкая, вытянулся в воздухе, заскользил меж тяжёлых исполинских зонтиков, увенчанных мелкими белыми соцветиями. Он спешил, он не собирался её ждать! Хрустнул под ногой ломкий стебель, колючий лист уцепился за подол и тут же отстал. Так некстати разболелись икры, а ведь в запасе всего сутки…

Сердитая золотая искра чиркнула в прохладном воздухе. Ира поняла, что это такое, за миг до того, как серая дымка схватилась бледным огнём.

— Сутки… — коснулось слуха, а в следующий миг призрак перестал существовать. Вместе с надеждой.

— Что ты… — выдохнула Ира, теряя слова. — Они… Я должна… Оля…

Зарецкий смерил её равнодушным взглядом.

— В этом нет смысла.

В ночи будто разом не стало воздуха. Ира отшатнулась, неверяще глядя в издевательски спокойное лицо. По-настоящему ненавистное.

— Это для тебя… нет смысла, — с трудом выговорила она, до боли стискивая кулаки. — Для тебя! Тебе на всех плевать, потому что у тебя нет никого… Никого и ничего, кроме работы твоей проклятой… А у меня есть, слышишь ты? У меня сестра есть! А через сутки не будет! Из-за тебя!

Ринулась навстречу ночная прохлада. Внезапная, резкая боль обожгла запястья. Совсем рядом — бесстрастное, словно окаменевшее лицо. Непроницаемая тьма в глазах. О нет, он не даст просто так до себя добраться…

— В этих угрозах нет смысла, — медленно и раздельно, словно для умалишённой, повторяет монотонный голос. — Это блеф. Уловка.

— Откуда ты…

Она болезненно рванулась, пытаясь не то высвободиться, не то дотянуться до своего мучителя. Ударить, сделать больно, выжать из него хоть какое-нибудь человеческое чувство. Тщетно.

— Призраки умеют подражать голосам, — скучным тоном институтского лектора проговорил Зарецкий. — Будь всё взаправду, тебе дали бы услышать сестру.

Ира замерла, ошеломлённая этой мыслью. Слишком неочевидной всего пару мгновений назад, странно простой теперь. Призрак раз за разом повторял слова того, кто его послал, с точностью диктофона. Что ему стоило изобразить умоляющий, захлёбывающийся рыданиями Олин голос?

— Можешь убедиться, если хочешь, — Зарецкий отпустил наконец её руки, утратившие разом всю злую силу. — Ты ведь умеешь делать «водяное зеркало»? Если не ошибаюсь, это девятая категория…

Вода — из не растраченного за день запаса, вместо тарелки — аккуратно свёрнутый и утопленный в рыхлую почву лист лопуха. Это тоже предложил Зарецкий; Ира бы не додумалась, даже если бы обрывочные мысли не кружили в голове беспорядочным вихрем. По счастью, для колдовства не нужно кристальной сосредоточенности; она, наоборот, только мешает…

Круглое Олино личико проступило на поверхности воды. Сестра улыбается — и, кажется, искренне. Незнакомая уютная кухонька, кружка с чаем в загорелых ладонях. Рядом возник Макс — неторопливо, будто в замедленной съёмке; он не выглядит счастливым, но и напуганным — тоже. Ира жадно вглядывалась в сестрино лицо, пока вся вода не сбежала из ненадёжной посудины в землю, нагретую жаром костра; ледяной узел в груди понемногу сошёл на нет. На смену ему явился жгучий стыд.

— Ну? — неприветливо буркнул Зарецкий, поймав на себе её растерянный взгляд. Он не пытался смотреть в «зеркало», подчёркнуто тактично устроившись по другую сторону костра.