От ее слов Сэйзед ощутил озноб. Обстановка в Лютадели была напряженной: город по-настоящему почувствовал, что находится в состоянии войны. Если с благословения Ассамблеи какая-то одна армия войдет, другая наверняка кинется на штурм. Стены Лютадели окрасятся багровым, когда наконец-то закончится осада.
И Сэйзед боялся, что конец уже совсем-совсем близко.
– Ты права, – сказал он, возвращаясь к заметкам на столе. – Мы должны продолжать работу. Должны узнать все, что сможем, о мире до Вознесения, чтобы ты поняла подоплеку событий.
Террисийка кивнула с решимостью фаталиста. Это задание нельзя было выполнить в оставшееся у них время. Расшифровка значений в скопированном тексте, сравнение с дневником и соотнесение с реалиями эпохи было научным предприятием, которое требовало неустанной работы на протяжении многих лет.
У хранителей накопилось достаточно много знаний – в данном случае слишком много. Они собирали и передавали записи, истории, мифы и легенды на протяжении веков. Иному хранителю требовались годы для того, чтобы воспроизвести собранные сведения новому посвященному.
К счастью, к информации прилагались индексы и аннотации. Сверх того, шли заметки и персональные указатели, которые делал каждый хранитель. Правда, они лишь помогали понять, как много на самом деле сведений содержится в метапамяти. Сам Сэйзед всю жизнь читал, запоминал и индексировал религии. Каждую ночь перед сном он прочитывал отрывок какой-нибудь записи или истории. Наверное, он был самым крупным специалистом по религиям до Вознесения, но даже он чувствовал себя так, словно знал совсем мало.
Проблему усугубляла ненадежность информации. Бо́льшая ее часть происходила из устных источников – рассказов простых людей, которые изо всех сил старались вспомнить, какими были когда-то их жизни или как жили родители их родителей. Орден хранителей основали только в конце второго века царствования Вседержителя. К тому времени многие религии в своей неискаженной форме уже были уничтожены.
Сэйзед закрыл глаза, вытащил из медной метапамяти еще один индекс и начал его изучать. Времени и впрямь оставалось немного, но он и Тиндвил, как истинные хранители, привыкли начинать дела, заканчивать которые придется кому-то другому.
Эленд Венчер, бывший король Центрального доминиона, стоял на балконе своей крепости, оглядывая огромный город Лютадель. Несмотря на то что первый снег еще не выпал, здорово похолодало. Эленд застегнулся на все пуговицы, но накидка не защищала лицо. Щеки мерзли, плащ хлопал на ветру. Над городом зловещей тенью собирался дым из печных труб, постепенно таявший в пепельно-красном небе.
Впрочем, дым шел не из каждой трубы. Многие дома пустовали: в городе осталась лишь малая часть населения. Однако Эленд знал, что многие из таких домов обитаемы. В них продолжали жить люди, и они замерзали.
«Я должен был сделать для них больше, – думал он, открывая глаза навстречу пронизывающему холодному ветру. – Должен был раздобыть больше угля. Должен был обеспечить им все необходимое».
Унизительно, даже тягостно, но приходилось признавать, что Вседержитель справлялся лучше. Оставаясь бессердечным тираном, Вседержитель, по крайней мере, не давал значительной части населения умереть от голода или холода. Держал в боевой готовности армии и сдерживал преступность.
На северо-востоке ждала армия колоссов. Они не прислали гонцов в город, но их боялись больше, чем войск Сетта или Страффа. Холод не отпугнет колоссов: несмотря на отсутствие одежды, они явно не обращали внимания на перемену погоды. Эта последняя армия представлялась самой опасной, самой непредсказуемой, и с ней невозможно было договориться. Колоссы не торгуются.
«А ведь мы почти о них не думали. Столько было дел, столько тревог…»
Все меньше и меньше походило на то, что колоссы собирались напасть на Сетта или Страффа. Видимо, Джастес контролировал их достаточно хорошо, чтобы подождать и захватить Лютадель.
– Мой господин, пожалуйста, вернитесь. Это нехороший ветер. Нет нужды убивать себя, подхватив простуду.
Эленд оглянулся. Верный капитан Дему вместе с другим телохранителем дежурили в его кабинете. После покушения Хэм настоял, чтобы Эленда сопровождала охрана. Он не спорил, хотя знал, что опасаться больше нечего. Вряд ли Страфф снова отправит убийц, раз Эленд больше не король.
«Такой усердный, – думал он, разглядывая лицо Дему. – Почему он кажется мне таким молодым? Мы же почти одного возраста».
Вернувшись в кабинет, Эленд скинул плащ. В прежнем костюме он чувствовал себя немного неловко. Жилет слишком тугой – упражнения с мечом постепенно меняли его фигуру, – а камзол слишком свободный.
– Дему, когда в следующий раз собираются верующие в Выжившего?
– Сегодня вечером, мой господин.
Эленд невольно поежился: ночь обещала быть холодной.
– Мой господин, вы все еще хотите прийти?
– Разумеется. Я ведь дал слово, что присоединюсь к вам.
– Но это было до того, как вы проиграли голосование, мой господин.
– Это к делу не относится, – возразил Эленд. – Я присоединяюсь к вашему движению, потому что оно важно для скаа, Дему, и я хочу понять, чего хотят мои… чего хотят люди. Я обещал вам верность – вы ее получите.
Дему немного смутился, но больше ничего не сказал. Эленд посмотрел на свой стол, подумывая немного поработать, но в таком холоде было сложно сосредоточиться. Вместо этого он распахнул дверь и вышел в коридор – охранники двинулись следом.
Эленд заставил себя не поворачивать к комнатам Вин. Ей нужно было отдохнуть, и оттого, что он каждые полчаса станет сюда заглядывать, лучше ей не станет. Повернув в противоположную сторону, Эленд побрел по коридору.
Отдаленная часть крепости Венчер представляла собой сложный и тесный каменный лабиринт. Однако Эленд здесь вырос и чувствовал себя в темных коридорах, как дома. Прекрасное место для молодого человека, которому все равно, если его вдруг не найдут. Теперь он использовал их по другой причине: коридоры оказались отличным местом для длительных прогулок. Не выбирая определенного направления, можно было просто идти, избавляясь под звук собственных шагов от рухнувших надежд.
«Я не могу решить проблемы города, – говорил себе Эленд. – Я должен позволить это сделать Пенроду – он тот, кто нужен людям».
Его жизнь обещала стать легче. Можно было сосредоточиться на собственном выживании, не говоря уже о том, что появилось время на восстановление отношений с Вин. Она в последнее время казалась какой-то другой. Эленд пытался убедить себя, что все дело в ее ранении, но чувствовал, что проблема лежит глубже. Она по-другому на него смотрела, по-другому реагировала на его чувства. И против собственной воли Эленд видел причину перемен лишь в одном.
Он больше не король.
Вин вовсе не была поверхностной, но даже ее любовь и преданность небезграничны. Невозможно, пусть и бессознательно, не отреагировать на его колоссальную неудачу. Как она сражалась! Вин казалась не просто бойцом и не просто алломантом, а скорее силой, подобной грому или ветру. То, как она убила последнего громилу, разбив ему голову собственной головой…
«Разве может она любить такого, как я? – думал Эленд. – Я не в состоянии даже трон удержать. И собственноручно написал закон, по которому меня свергли».
Со вздохом он продолжил мерить шагами коридор. Нужно бороться, нужно попытаться убедить Вин, что он ее достоин. Только не покажется ли он еще более никчемным? Как исправить ошибки, если не понимаешь, где именно ошибся? Уверен, будто сделал все возможное, но этого оказалось недостаточно…
Эленд остановился на перекрестке двух коридоров. Когда-то, чтобы прийти в себя, ему стоило лишь погрузиться в книгу. Теперь это не помогало. Он был напряжен. И даже немного… похож на Вин.
«Может быть, я должен у нее поучиться? Что бы, оказавшись в моем положении, сделала Вин?»
Уж она точно не стала бы бродить по переходам крепости, погруженная в раздумья и жалость к себе. Эленд нахмурился, бросил взгляд в глубину коридора, освещенного мигающими масляными лампами, из которых горела лишь половина. Потом вдруг сорвался с места, походка его стала решительной.