Надев в лодочном сарае коньки, все отправились в путь под сверкающим сиянием звездного неба. Взявшись за руки, они образовали длинную шеренгу, скользящую по льду. Их согласованные ритмичные движения невольно сливались с экстазом ночи. Луна, похожая на большой фонарь, висевший высоко в небесах над ними, отбрасывала свой свет на замерзшие воды. На юге приветливо поблескивали инеем крыши деревни. На востоке горы объединились в хребет, который, возможно, был ступенькой в обитель богов. Впереди расстилалось дивное пространство льда, темное и светящееся, похожее на отполированный мрамор, гладкое, как агат, уходящее все дальше и дальше, к заливу.

Едва переводя дух, Кэтрин мчалась вместе со всеми. Часто дома она каталась на коньках по крошечным лондонским прудам, в мрачный туман или в опасную оттепель. Но никогда она не знала такого великолепного простора, такого чудного воздуха, такого девственного льда. Ее сердце воспарило. Звон коньков звучал музыкой в ушах. Ветер, хлеставший ее по щекам и развевавший концы шарфа, почище шампанского гнал кровь по венам.

Наконец в пяти милях от берега они добрались до острова, небольшого круглого холма с высохшими елями и ивняком, и там через несколько минут вспыхнул заранее приготовленный костер. Когда пламя, сверкая, взметнулось вверх, собравшиеся окружили костер, отвинтили крышки термосов и стали передавать из рук в руки порции кофе и горячего молока. Бетти Лу, как сокровище из земли, достала из своей муфты на котиковом меху пакет с имбирным печеньем. Затем Энди Данн, продавец в деревенской лавке, снял с плеча аккордеон и тихонько нажал на клавиши. Он исполнял старые знакомые мелодии – нежно и мечтательно: «Река Суони», «Теплая вечеринка у тети Дины», «Дядя Нед» – прелестные незатейливые, поднимающиеся к небесам, к звездам. Все даже не заметили, как начали петь.

Кэтрин обвела взглядом круг счастливых поющих лиц, освещенных пламенем костра, и во второй раз за этот день слезы неподдельного волнения навернулись ей на глаза. Какая жалость, что Нэнси не поехала с ними! В этом круге было молчаливое признание взаимной любви, того общего братства, которое объединяет всех людей на земле.

А затем все подхватили слова самой прекрасной песни на свете под названием «Хуанита». Кэтрин ничего не могла с собой поделать. Ее душа больше не принадлежала ей, а стала одним целым с душами этих людей. Кэтрин тоже начала подпевать.

Внезапно посмотрев на Мэддена, она поймала его взгляд. Весь этот день – точнее, с момента своего приезда – она почти не видела его. Но сейчас что-то непонятное и почти пугающее в его глазах застало ее врасплох. Он смотрел на нее как-то необычно, словно сквозь дымку, или будто видел впервые в жизни.

Когда песня закончилась, наступила долгая тишина, затем, словно почувствовав, что больше петь не следует, все пустились в разговоры. И тут же Кэтрин ощутила прикосновение Мэддена к своему локтю.

– Было мило с вашей стороны присоединиться к нашей компании, – произнес он каким-то странным сдавленным голосом.

– Почему бы и нет? – чуть нарочито засмеялась она. – Даже если я не могу попасть ни в одну ноту.

– Это не важно, – ответил он. – Главное, что вы пели.

Когда все снова взялись за руки, чтобы двинуться в обратный путь, Мэдден остался рядом с ней. Его рука в перчатке из грубой шерсти слегка сжимала ее руку. Пока возвращались к берегу, он в основном молчал, а уже возле дома украдкой бросил на нее взгляд и затем пожелал ей спокойной ночи тем же сдавленным голосом.

Но сам он не сразу лег спать. Оставив гостей, он вышел в сад, где луна отбрасывала среди яблонь странные искаженные тени. Мгновение он стоял, словно сбитый с толку. Рассеянно, неловко он попытался зажечь свою трубку, но она погасла, и он, не обращая на это внимания, стиснул ее зубами. Потом в занавешенном окне Кэтрин внезапно вспыхнул свет. Казалось, что при этом и на Мэддена снизошло озарение. Он молча уставился на окно, затем, повернувшись, прижался лбом к холодной коре узловатой ветки. Его лицо, освещенное бледным светом, было таким же искаженным, как тени фруктового сада.

И вот снова Нью-Йорк. Всего лишь понедельник, однако Кэтрин казалось, что с тех пор, как она три дня назад ступила на Центральный вокзал, прошла целая вечность. В окружении городской суеты весь ее визит в Грейсвилл стал далеким и неосязаемым, как прекрасный сон.

Вернулись и Нэнси с Мэдденом, поскольку на «Империале» прибыл Бертрам, и сразу же начались репетиции. Мэдден намеревался чуть позже отправиться в Кливленд, однако пока по просьбе Нэнси снова остановился в «Уолдорфе».

В последующие дни Кэтрин его не видела и мало общалась с Нэнси. Теперь Мэдден казался образцом преданности: хотя Нэнси была вынуждена проводить большую часть дня в театре, он постоянно был рядом, готовый сопровождать ее на обед, чай или ужин в эксклюзивные рестораны, выбираемые по ее прихоти. Нэнси, вернувшая себе утонченность манер, с энтузиазмом погрузилась в работу. И все же, несмотря на то что она была так занята, ей каким-то образом удавалось наслаждаться возвращением к городской жизни. Заранее все организовав, она назначила на четверг поход в ночной клуб для них троих.

Что касается Кэтрин, она не имела ни малейшего желания идти туда, но уступила прихоти Нэнси. А тем временем изо всех сил старалась заняться исключительно своим бизнесом. Ее не оставляли мысли о миниатюре, и она со все возрастающим напряжением ожидала прибытия Брандта. Эта атмосфера неуверенности, как объясняла она самой себе, действовала ей на нервы. Когда наступил четверг, ее настроение еще больше упало – она чувствовала себя взвинченной и чрезмерно напряженной. Только одно было ясно – глубоко спрятанное и непризнаваемое – ее страстное, до сердечной боли желание снова увидеть Мэддена.

Но когда она все-таки увидела его, то была поражена произошедшей в нем переменой. Казалось, что он похудел, постарел, а под глазами залегли черные тени.

Это была странная встреча. Он как будто забыл об их прошлой дружбе, о тех полных взаимного доверия днях в Лондоне и в начале круиза, о том недавнем вечере в Грейсвилле, когда они возвращались на коньках к берегу озера. Он вел себя сдержанно, почти нарочито отстраненно. Он не смотрел на нее. Его рукопожатие было холодным. Для Кэтрин это был тяжелый момент. Нэнси, погруженная в себя, ничего не замечала.

Они постояли несколько минут в вестибюле отеля. Разговор не клеился. Затем, словно стремясь разрядить ситуацию, Мэдден повел их на улицу к такси. Ночной клуб был переполнен, но им достался отличный столик, зарезервированный заранее. И снова Кэтрин, запомнившая Мэддена в темном джемпере, простого, обычного человека среди простых деревенских жителей, была сбита с толку той сухостью, с которой он добивался от официантов наилучшего обслуживания и внимания. Он казался другим, более жестким, чем раньше. Он заказал шампанское «Магнум».

Несмотря на шампанское, разговор опять не задался. К счастью, почти сразу же погасили свет, и началось первое отделение кабаре, где звездой была Дейзи Джервис. Оказавшись в луче прожектора, она подошла к микрофону в центре зала и запела свою первую песню. Известная певица на радио и в кабаре, она не была красавицей, но обладала невероятной жизненной энергией и сногсшибательной индивидуальностью.

Нэнси слушала внимательно, с критичным настроем профессионала. Но Кэтрин, хотя и уступая невольно резкому ритму песни, не могла отвести глаз от профиля Мэддена, который в данном освещении казался тоньше и изнуренней, чем раньше. Она не могла понять, что с ним произошло. Он непрерывно курил, и его беспокойные пальцы пожелтели от никотина. Она никогда не замечала этого раньше. Не было ли это свидетельством некоего скрытого стресса, который по какой-то непонятной случайности вдруг дал о себе знать? Он продолжал избегать ее взгляда. Его губы были сжаты, линия подбородка оставалась угрюмой и неподвижной.

Когда песня закончилась, Нэнси, все еще не замечая ничего необычного, потягивала шампанское и отпускала комментарии в адрес соседей. Нэнси уже узнавала большинство значимых фигур города, и ее реплики, произнесенные отчасти покровительственным тоном, превращались в сатирический монолог, который при других обстоятельствах мог бы показаться забавным. Внезапно она взмахнула рукой, узнав в дальнем углу своих знакомых из актерского состава «Дилеммы».