Последнее усилие – и Энн смирила гордость. Конечно, сейчас было не время для глупых колебаний. Она поспешно переоделась, вышла из больницы через боковые ворота и быстро зашагала в направлении Уимпол-стрит.

Роберт Прескотт стоял в своей приемной, довольно рассеянно глядя в окно. Ему повезло с назначением в клинику Святого Мартина, и уже сейчас его консультационная практика обещала разрастись сверх всякой меры. Его доклад в Обществе Листера получил одобрение. Имелись у него в Лондоне и друзья – важные, влиятельные друзья, главным из которых был Джон Лоу, близкий друг по еще кембриджским годам.

Именно Лоу ввел Прескотта в свой собственный клуб «Арлингтон». И эта же самая светлая душа намекала, что в связи с определенными шагами, которые парламент намеревается сделать в сфере национального здравоохранения, клиника, подобная предложенной Прескоттом, может, если ее разумно спонсировать, стать основным сюжетом предвыборной платформы правительства.

То есть у Прескотта были как бы все основания поздравить самого себя. И все же выражение его лица, когда он стоял и наблюдал, как воробьи прыгают по двору, не было ни счастливым, ни довольным. Скорее это было выражение человека, который длительное время невольно занимался самообманом. Он боролся с этим все последние месяцы, но теперь без тени сомнения понял, почему жизнь и обещание успеха утратили для него свой привычный вкус.

Прескотт со вздохом отвернулся от окна и начал нехотя складывать бумаги на своем столе. Едва он закончил с ними, как раздался стук в дверь и в комнату вошла его секретарша, теперь одетая для улицы.

– В дверь только что звонили, сэр. Какая-то медсестра. Ей не было назначено; но когда я сказала ей, что уже слишком поздно, она сказала, что вы ее знаете и могли бы ее принять. Ее зовут Ли.

Выражение лица Прескотта не изменилось. Он довольно долго оставался в прежней позе, замерев, как будто осознавая тот факт, что судьба пошла навстречу его желанию. Затем он сказал не совсем своим голосом:

– Попросите ее войти.

В следующий момент стремительно вошла Энн – движения нервные, лицо бледнее обычного. Но если она и опасалась враждебного приема, то ее страхи быстро развеялись. Прескотт вышел навстречу и спокойно пожал ей руку. Когда она села, он вернулся на свое место за столом и изучающе посмотрел на нее.

– Я чувствовал, что мы должны встретиться снова, – приветливо сказал он наконец. – Право, я начал чувствовать, что вас заждался.

Энн покраснела и опустила глаза. Под его спокойным взглядом ее охватила ужасная слабость. Но она справилась с этим состоянием и собралась. Подняла голову и твердо встретилась с ним взглядом:

– Мне очень не по себе, доктор Прескотт. Надеюсь, я вам не навязываюсь. Дело в том, что я пришла попросить вас о помощи.

– Что ж, – он ободряюще улыбнулся, – готов вас выслушать.

– Это такая долгая история. Я не хочу испытывать ваше терпение. Но, боюсь, мне придется поведать вам все с самого начала.

Собравшись с духом, Энн начала рассказывать максимально кратко всю историю инцидента в Шерефорде, не называя имен, просто объяснив, как она взяла на себя вину и как в настоящий момент это может плачевно для нее кончиться.

Он слушал ее молча, ни на секунду не отрывая глаз от ее лица. И когда она замолчала, мягко сказал:

– Вы, должно быть, очень любили эту медсестру, если так защищали ее. Кем она была? Ну, признайтесь! Сейчас не время для никому не нужных самопожертвований. Она была вашей сестрой?

– Да, – вынуждена была ответить Энн.

Она не могла обмануть его. И в самом деле, его проницательность предвосхитила ее ответ.

– Должен сказать, – размышлял Прескотт после паузы, – вы совершили очень смелый, очень благородный поступок. И все же я не могу отделаться от мысли, что он был ошибкой. Если бы ваша сестра приняла наказание, это могло бы послужить для нее самым полезным уроком, превратить из нерадивой медсестры в нечто замечательное. А так… Скажите, она все еще в Шерефорде?

– Нет, она в Лондоне.

– Где именно?

Энн едва могла заставить себя ответить. Наконец она сказала:

– Ухаживает за больными в частном интернате – это «Ролгрейв».

– «Ролгрейв»! – Прескотт чуть не вскочил со стула. – Отвратительное место. Мы должны вытащить ее оттуда.

Снова воцарилась тишина. Прескотт, откинувшись на спинку стула, с необычайной симпатией рассматривал хрупкую фигуру и бледное, милое лицо Энн. Чуть ли не через боль он осознал, какое это счастье снова увидеть ее. Он радовался, что ему представилась возможность помочь ей.

Женщины никогда не занимали какого-то особого места в жизни Прескотта. Если бы еще несколько месяцев назад ему сказали, что он может влюбиться в медсестру, это вызвало бы у него бесконечные насмешки. Его первоначальное отношение к Энн было действительно простой инверсией этого комплекса. Он подчеркивал, что их объединяют исключительно профессиональные интересы, что все их контакты имеют чисто профессиональную основу, – и настаивал на этом просто потому, что подсознательно не доверял своим чувствам и боялся за себя. Теперь этот дурацкий защитный механизм сломался.

Нарушив долгую паузу, Прескотт позволил себе произнести вслух некоторые мысли:

– Я не нахожу слов, чтобы сказать, насколько мне приятно, что вы пришли. И я думаю, что смогу вам помочь. На самом деле, я уверен, что смогу. Мисс Мелвилл – она из моих самых старых друзей. Я обязательно увижусь с ней сегодня вечером. Мы обсудим странную тягу ее новой медсестры к пролитию чужой крови. А пока замрите и ничего не делайте. Мы с мисс Мелвилл во всем разберемся.

Пораженная такой добротой, Энн попыталась выдавить из себя слова благодарности, но он остановил ее:

– Не благодарите меня, пожалуйста. Я рад, что могу искупить этим свое дурное обращение с вами, когда мы виделись в последний раз. Я был раздражен и расстроен. К тому же наш друг Боули довольно сильно подвел меня. Мне далеко не все было понятно. Но теперь понятно. Да, теперь мне понятно.

Его несколько раз повторенные слова вызвали у Энн странное замешательство. Она встала, чувствуя, что отняла у него слишком много времени.

Прескотт тоже встал и, провожая ее до входной двери, сказал:

– Да, кстати. Интересно, не могли бы вы оказать мне одну услугу?

– Конечно, с радостью, – мгновенно выдохнула она.

– Помните тот маленький обед у меня дома после катастрофы с автобусом? Если все пойдет так, как мы ожидаем, не вознаградите ли вы меня согласием где-нибудь вместе поужинать завтра вечером?

Его приглашение было настолько неожиданным, что глаза ее расширились от удивления и она покраснела. Но как ни была она смущена, отказаться она не могла. Энн неловко пробормотала:

– Вы меня еще больше делаете должницей. Я… я более чем согласна.

– Тогда решено. Я пришлю вам записку в госпиталь.

В следующую минуту он попрощался. Идя по улице, Энн все еще чувствовала прикосновение его пальцев к своим.

На следующее утро Энн рано заступила на дежурство в «Болингброке». Войдя в палату, она, несмотря на заверения Прескотта накануне вечером, почувствовала, что ее бьет дрожь. За это время, по-видимому, ничего не произошло. Она не видела главную медсестру и не получала никаких сообщений.

Однако, хотя Энн пришла рано, медсестра Грегг была уже на месте. Бледная и подавленная, одетая гораздо опрятнее, чем прежде, медсестра Грегг ждала ее, стоя по стойке смирно у двери лаборатории.

– Доброе утро, мисс Ли, – с трепетом выдохнула она. – Я привела в порядок комнату, все пробирки и препараты. Очень надеюсь, что у вас больше не будет замечаний, мисс Ли.

И дрожащей рукой она придержала дверь открытой, чтобы Энн могла провести осмотр.

Помещение действительно было в идеальном состоянии, даже пол сиял. Несомненно, медсестра Грегг сделала все, что могла. Она и вправду получила в то утро от главной совершенно неожиданный разнос, который полностью, хотя и болезненно, изменил ее настрой.