— Не так быстро. У меня есть свои условия.

О, так демоница вздумала торговаться!

— Ты не в том положении, чтобы диктовать правила, — процедил Юн Шэнь.

— Уверен? — хищная улыбка не сходила с лица Ху Иньлин. — Я могу ничего тебе не сказать или, наоборот, обмануть, наплести чуши, и вы просто зря потратите время. Как скоро сюда вернутся заклинатели? Мне терять нечего, а вот тебе... Скажу, что ты пытался меня освободить. Посмотрим, как быстро ты и твой дружок смените меня в этой клетке.

— И чего ты хочешь?

— Убей меня.

Юн Шэнь ожидал любого запроса — что хули-цзин потребует освободить ее, сорвать печать с демонических сил, помочь с побегом... Но этот ответ оставил его в полном замешательстве.

— Поганые заклинатели не даруют мне такой роскоши, — пустилась в объяснения Ху Иньлин. — Даже если меня приговорят к казни, они инсценируют ее, а на деле спрячут меня где-нибудь в отдаленном месте, где будет удобно изучить мое тело. Думаешь, не знаю? Демоническая кровь, органы — ценнейшие ингредиенты для снадобий, а сколько техник, заклинаний и печатей можно будет на мне испытать... Вы, святоши, только и умеете, что лживо петь о всепрощении и недеянии, на деле же в вашей сущности не меньше тьмы, — голос ее скрежетал, и каждое слово сочилось ядом и глубокой ненавистью. — Однажды меня уже пытались поймать. Тогда я была юна и слаба. Только милость моей госпожи помогла мне избежать такой участи, но от судьбы не уйдешь, да? И все же я хочу попытаться.

Слова Ху Иньлин не были лишены смысла. Заклинатели действительно промышляли поимкой демонов не столько ради истребления и восстановления справедливости, сколько ради исследования. Об этом не принято было говорить открыто или обсуждать. Юн Шэнь, право, и не задумывался никогда, что это могло значить для демонов. В конце концов, какая разница? Не пристало жалеть созданий тьмы, сотканных из грязи и порока. Они несут зло и несчастья и должны быть истреблены — таков путь света. А если есть возможность изничтожить их с большей эффективностью, то этим нужно непременно воспользоваться.

Единственное, что могло обеспечить Ху Иньлин смерть и освободить от всего этого, — Небесные печати, которыми владел Юн Шэнь.

И все же желание умереть у настолько сильного демона было странным. Подставить, обмануть, перевернуть всю ситуацию, но только бы выйти сухими из воды и продолжать жить — такова их привычная сущность. Они были тщеславны, жадны, завистливы, слыли воплощением всех этих темных чувств, слившихся воедино, и именно это рождало безумную тягу к жизни. Просто так подставиться под то, что могло стереть существование... В это трудно поверить, но были ли еще какие-то варианты?

— Когда ты напала... ты ведь ждала, что тебя поразит Небесная печать, как в иллюзии, — медленно проговорил Юн Шэнь, обличая мысли в слова. — И во время пыток ты звала вовсе не Хэ Циюя.

— Ну ты же не захотел со мной знакомиться, когда была возможность. Имени так и не назвал. Как тебя еще величать? — смешливо ответила Ху Иньлин. — Это единственный выход.

— А как же побег?

Эти слова вызвали у Ху Иньлин приступ тихого смеха, перемежающегося уродливым клокотанием, доносившимся из ее горла — вернее, из того, что от него осталось.

— Мне некуда бежать. Не к кому. Моя госпожа, которой я обязалась служить, та, за которой я клялась следовать и чьи приказы беспрекословно выполняла, — мертва, — горько выплюнула она. — Когда я вышла к заклинателям, то пыталась отвлечь их, перетянуть внимание на себя, чтобы она могла сбежать... Я хотела ее защитить. Как глупо, только сейчас это понимаю. Надо было наплевать на них и бежать к ней сразу. Не оставлять ее.

Юн Шэнь ловил каждое слово Ху Иньлин и не смел ее прервать.

Неужели она говорила о Чэнь Ляомин?

Демонам нельзя верить, особенно лисам. Они и правда могут с легкостью обвести вокруг пальца даже самого проницательного собеседника, но отчего-то... может, из-за обреченности в голосе Ху Иньлин и ее стремления умереть Юн Шэнь был уверен, что сейчас она не лгала.

Ху Иньлин продолжала:

— У тебя озадаченный вид. Наверняка хочешь знать, откуда мне известно, что она мертва? — подметила она и растянула губы в жуткой улыбке. — Благодетель принес мне ее голову. Назвал это прощальным подарком от моей госпожи. Выразил сочувствие. Гнусная тварь надо мной просто глумилась. Оковы не позволяли мне шевельнуться... Он что-то с ними сделал. Я не могла и слова сказать. Просто смотрела и слушала. Но как же мне хотелось убить его в тот момент! Он так много говорил... Что понимает меня, разделяет мою боль, что ему тоже пришлось пройти через подобное. Что он терял близких ему людей, видел, как они угасают, но ничего не смог с этим сделать. Просто смотреть. Как я смотрела на нее. На то, что от нее осталось...

Ху Иньлин продолжала, перейдя на сбивчивое, едва членораздельное бормотание. Ее взгляд становился более мутным, она смотрела уже не на Юн Шэня, а будто сквозь него. Точно перед ней вновь был мучитель, пришедший издеваться не над искалеченным телом, а над душой.

Юн Шэня же беспокоило другое: убийца Чэнь Ляомин был здесь! Был в Цзицзинъюй! Он помнил слова старика Суна: Чэнь Ляомин должны были убрать за промах, и теперь она в самом деле мертва. Убийцей был однозначно тот, кто связан с демонами, тот, кто связан с... Чи-ваном. Юн Шэню до сих пор было сложно представить, что демонический царь жив. Даже мысль об этом вызывала глубокое отторжение и противоречие.

Но никто, кроме заклинателей или стражи, не имел прохода в крепость, а некий Благодетель смог пробраться к Ху Иньлин и даже пронести голову Чэнь Ляомин.

— Кто такой этот Благодетель? — Юн Шэнь резко оборвал уже ставшую бессвязной речь Ху Иньлин.

Та медленно подняла плывущий, как у пьяной, взор и оскалилась, тихо зарычав.

— Тот, кому я по ошибке доверилась, — сквозь зубы выдавила она, с трудом приходя в себя: каждое слово давалось ей с большим трудом. — И поплатилась за это.

Сути дела это не прояснило, но не успел Юн Шэнь задать еще вопрос, как Ху Иньлин продолжила говорить:

— Благодетелем его называла госпожа. Она просила относиться к нему с почтением, потому что именно благодаря ему обрела свою истинную силу. Благодаря ему она была жива до сих пор. — Ху Иньлин вновь клокочуще рассмеялась, а после зашлась кашлем. Ее голос тихо шелестел, фразы прерывались судорожными вздохами. — Говорила, что с ним мы сможем выйти из тени и властвовать в свете, нам больше не придется скрываться. Говорила что-то о том, что совершенствующиеся вновь будут стоять над смертными и что к этому нас сможет привести именно он. Меня несильно это волновало. Эти дрязги... Кто на ком стоять будет — все пустое. Я всего лишь хотела, чтобы она жила. Ее проклятие с годами становилось все хуже, она таяла в моих руках, испытывала невыносимую боль, но делала все что могла. Мужчины, женщины — я забирала чужие жизни одну за другой в обмен на одну-единственную, но этого никогда не было достаточно. А потом явился он и сказал, что сделает так, что ей больше не придется страдать. Думаешь, она стала дослушивать? Мне тоже было все равно, ради нее я... Но стоило хорошо подумать. Как ты сказал, не принимать ничью сторону, оставаться за себя. Он был слишком убедителен — мыслить ясно оказалось трудно. Особенно когда он дал нам духовные нефриты, и с ними госпожа вновь расцвела...

Ху Иньлин погрузилась в воспоминания, по всей видимости более приятные, — даже тон ее стал мягче. Но взгляд вновь помертвел.

— За любую услугу приходится платить? — прозвучал насмешливый голос.

Юн Шэнь был настолько поглощен рассказом Ху Иньлин, что и не заметил, как успел подкрасться Цао Сяошэ. Его рука тяжело опустилась ему на плечо — к счастью, в этот раз здоровое — и чуть сжала его. Он словно опирался на Юн Шэня, чтобы было проще стоять. Юн Шэнь скосил взгляд в его сторону и не смог не отметить, что теперь Цао Саошэ выглядел... получше. Сила чудодейственных пилюль? Он был все еще бледен, но уже не так измучен. Да и силы встать у него нашлись.