Но это он сейчас стоял перед толпой и вызвался говорить, и сказать надо было также громко, уверенно, с горящим взором, как это делали церковники — и даже ещё громче, увереннее и ярче.

— Эй, что ты предлагаешь?

— Ты вообще кто?

Толпа отозвалась криками. Кай по глазам, по яростным лицам видел — вот они, измученные отчаявшиеся люди, которые уже так устали терпеть, что были готовы поднять головы. Надо лишь показать им, как это сделать.

Только действительно, как?

— Как-нибудь! Жги! — крикнул Кирион и ухмыльнулся. Уже без недовольства, без злобы — с задором.

— Кто я? — воскликнул Кай. — Да хрен какой-то, которого вы можете не слушать.

Толпа отозвалась смешками. Да, слова всё-таки находились. Подобранные в Канаве, услышанные от нищих и работяг — знакомые большинству лицийцев. Близкие даже ему. Но были и другие слова. Высокомерные, громкие — что аж до тошноты. Но он знал их тоже, ведь и Ре-Эст был его частью.

— Но если послушаете, я не скажу, я покажу, что делает Совет.

Кай скинул пальто и быстро расстегнул жилет.

— Ээ… — послышалось в толпе.

Ухмыляясь, он снял рубашку и остался в одних штанах. Обе руки, живот, грудь покрывал чёрный узор, похожий на сеточку вен. Он обошёл сердце стороной, но ненадолго. До конца оставался всего пятьдесят минут, но пока он не кончился, надо было идти или говорить.

— Знаете, что это? Я умру меньше, чем через час, — Кай посмотрел на отца. Краска у того мгновенно ушла с лица, руки затряслись. — Инквизиторы натравили на меня лакку — ту тварь, которой у нас пугают детей. Точнее не на меня. На моего брата. Я прикрыл его, и укусили меня, мне теперь умирать. Почему? Да черт возьми, мой брат — Рейн Л-Арджан, король Кирии. И если вы думаете, что его похитили Дети Аша, то вы клюнули на брехню Совета. Он сбежал, чтобы не играть в игры шестёрки, и за это его решили убить.

Толпа взорвалась криками. Рабочие подходили все ближе, ближе, а их голоса сливались в один. Они махали руками, орали, яростно кривили лица.

Но Кай знал, что этого мало. Люди не посочувствуют другому, даже если это их король. Люди посочувствуют только себе.

— Ну так что дальше, а? — крикнул Кай. — Король Рис хотела донести вам правду — его убили. Теперь король Рейн сбежал, чтобы не обманывать вас — его попытались убить. Может, подумаем, а что это за правда и что за ложь? — последние слова прозвучали ещё громче, с ещё большим вызовом. — Ни черта мы не нужны Совету! Налоги не отменят, а поднимут да придумают новых. Думаете, профсоюз защитит ваши права? Почему тогда зарплаты задерживают каждый месяц? Ничего не изменится, пока мы сами не скажем, что нам нужно!

Среди буйствующих голосов Кай выхватил один вопрос:

— Летом уже подавили бунт, мало что ли?

— Бунт? — прокричал он. — А что даст этот бунт? Бросите работу, помашите плакатами с написанными требованиями, а получив кивок головы от Совета, вернётесь назад, ждать, когда сделают лучше? Да не сделают же ни черта! Надо стоять, пока не дадут желаемое, и ждать его не от Совета, а от тех, кто такой же, кто знает настоящую жизнь!

Крики становились все громче, и Кай уже не справлялся: горло саднило, в голосе появилась хрипотца, но он знал, надо говорить, говорить до конца, даже если до последней минуты.

— Ну так что? Вы так и будете верить в молчаливого бога? — Кай ткнул рукой в статую Яра. — Или выберете веру в себя? Вы, у которых вся жизнь ещё есть, что вы хотите: дальше кормиться с того блюдечка с дерьмом, поданного Советом, или побороться за себя, за семью? А? Может, слова того, кто умрёт через час немного стоят, но я вам скажу: да здравствует революция!

Слова потонули в крике беснующейся толпы, а затем в церковь ворвалась гвардия. Кай увидел, как рабочий схватил с кафедры отца ящик для уплаты налога и швырнул в голову гвардейца. Замелькали кулаки и шпаги, грязные рабочие куртки перемешались с сине-серебряной формой, проклятья перебивались грозными криками.

Кай отскочил в сторону, хватая одежду, и вытянул из кармана пальто часы. Сорок минут. Два его повода, чтобы решиться сказать всё это, уже не услышат, какие ещё у него слова были — те, что он припас только для них.

Сорок минут до конца. Хотелось верить, что это начало революции. Что в последний час он одолел то, что «сидело в нём», и дал всем обещанный шанс.

Адайн лежала на кровати, прикрыв глаза. Боль ушла, но вместе с ней — все ощущения. Точно ниже запястий ладоней не было вовсе. Девушка приоткрыла глаза и поднесла к лицу руки, обработанные помощницей Ц-Рама. Пальцы обматывали повязки, но даже с ними они казались совсем тонкими — на них почти не осталось кожи, а кое-где и мяса. От них пахло маслом чайного дерева — это был тёплый запах с лёгкой горчинкой.

— Вот и всё, — помощница улыбнулась и встала. — Я помогу доктору Ц-Раму, потом он придёт и скажет, как ухаживать за руками.

— Сколько времени понадобится для заживления? — спросила Ката.

Они с парнем-инквизитором стояли у стены и смотрели на Адайн одинаковыми жалостливыми взглядами.

— Всего несколько дней. Вы же знаете, как работают мази доктора Ц-Рама, — девушка многозначительно улыбнулась.

На самом деле, как они работали, не знал никто, да и не хотел знать — слишком уж много кошмарного болтали про Ц-Рама.

Помощница шмыгнула из комнаты, подхватив чемоданчик с мазями, бинтами и щипцами. Адайн приподнялась на подушках.

— Где Кай? — спросила она сразу.

Ката и инквизитор опять переглянулись. Это переглядывание не понравилось Адайн, она ещё сильнее заерзала, стараясь выпрямиться в кровати, но не касаться ничего руками, и настойчиво повторила:

— Где Кай?

— Ты что-нибудь видела? — осторожно спросила Ката.

Адайн мигом разъярилась:

— Нет, что с Каем, говори!

Парень подал голос:

— Он закрыл Рейна, чтобы того не укусил лакка.

— Что это значит?

— Яд лакки смертелен. У того, кого укусили, есть всего шесть часов.

Адайн уставилась на парня. Чертов инквизитор, что, она должна ему верить?

Ката тем же осторожным голосом поддержала его:

— Это правда, я видела.

Адайн перевела взгляд на Кайсу. Ей не было страшно. Да хрен всем, а не шесть часов. Они придумают что-нибудь.

— Девочка моя, — послышался заботливый голос демона. — Не бойся.

Ха, да она и не боялась! Что, этот ублюдок не выбирался из ситуаций посложнее? Или она не вытаскивала его из такого дерьма, что другим было бы страшно услышать? Нет уж. Пусть катится к чертям каждый, кто ещё скажет про шесть часов.

— Адайн, — тихо произнесла Ката и сделала шаг к ней. Та подскочила на кровати и яростно спросила:

— Так где Кай?

— Я не знаю. Он привёл доктора и сразу ушёл.

Адайн помнила: она на секунду вынырнула из боли, увидела его растрепанные светлые волосы, печальную улыбку — и сразу вернулась назад. Он был здесь. Он пришёл к ней. И решил уйти.

Чертов ублюдок. Не дорос ещё сбегать от неё. Она его даже из-под земли достанет, всегда так было.

Адайн медленно поставила на пол сначала одну ногу, затем другую и скомандовала Кате:

— Помоги мне переодеться. Я иду за Каем.

Голос закружилась, но девушка постаралась выпрямиться, чтобы никто не заметил её состояния.

— Ты же не знаешь, где он!

Инквизитор поддержал ее:

— Противоядия нет, так хоть ты побереги себя!

Адайн тряхнула головой, откидывая волосы назад, и прошлепала босыми пятками по холодному деревянному полу. Руки безвольно висели вдоль тела.

Она уставилась на парня и тихо проговорила:

— Даже если ты решил переметнуться, тебе это не поможет. Молись, чтобы мои руки не зажили, иначе я убью тебя, инквизитор.

Адайн перевела взгляд на Кату и отчеканила:

— Помоги мне переодеться.

— Мы поможем найти Кая, — ответила Ката и посмотрела на инквизитора. Тот быстро кивнул и вышел за дверь.

Пока Ката помогала с одеждой, Адайн всё глядела и глядела на свои руки. Бесполезные куски мяса.