Балаган разом закончился. Гости приосанились, нацепили на лица спокойные улыбки и снова стали теми достойными кирами, похожими на клуб высших. Хотелось плеваться от всего этого.

— Ну что вы, — отозвался Рейн. — Если интересно, спрашивайте. Я ведь король, мне не привыкать выступать. А сколько ещё выступлений впереди! Я охотно расскажу обо всём, что со мной произошло.

— Так кто предлагает голосовать «за» революцию или «против»? — холодно спросила Эста и обвела присутствующих решительным взглядом. — Хотите, чтобы и ваших демонов уничтожили? Вы готовы дальше терпеть то, что творит Совет? Терпеть, что делают с нами, что будут делать с нашими детьми?

Адайн не сдержалась:

— А что будут делать с нашими детьми?

Эста уже открыла рот для ответа, но девушка с ещё большей яростью продолжила:

— Похищать их, чтобы потом требовать выкуп? Нет же, это ведь ваша затея. А может, станут этих детей пускать на свои собрания, чтобы гордиться, что воспитывают будущих революционеров? Нет, это тоже ваша затея. Знаю! Наверное, Совет будет давать беспризорникам по монетке, чтобы мнить себя великими добродетелями, и решит, этого достаточно. Да, Совет так сделает. И не только он.

— Адайн, не смей так говорить! — строго воскликнула Кассия.

— С чего этого? — девушка вскочила. — Если кто и смеет меня воспитывать, так это моя мать. Но, кажется, ей не до того.

Эста тем же холодным голосом ответила:

— Сядь. Если думаешь кого-то удивить словами о том, что ты — моя дочь, попробуй. Но у нас здесь собрание, от которого зависит судьба целого королевства, а не вечер семейных разборок. Так скажи мне, что для тебя важнее: революция или отношения?

«Фанатичка!» — Адайн вцепилась одной рукой в складку платья, стараясь сдержать этот возглас.

Да, «мать» не растила её, и они были совсем незнакомы. Да, Адайн повела себя, как самая последняя дура, когда, услышав о матери, забыла все уроки Канавы и сразу начала мечтать. Но ведь ей просто хотелось перестать быть одинокой бродяжкой с Восьмой, иметь семью и дом, как у всех. И единственный человек, который был всем этим, умер, а мать и отец думали совсем о другом.

— Конечно же революция, — процедила Адайн, садясь.

— Я знала, что ты мыслишь, как я, — Эста улыбнулась.

Адайн кивнула, но кивок был о другом. Она действительно думала также: с уверенностью, решимостью и преданностью. Обе были фанатичками, да. Только вот оказались по разные стороны. Но Адайн чувствовала себя готовой помериться этим фанатизмом, даже если бросить вызов нужно собственной матери.

И дело вовсе не в вере. В людях. Мать и отец стоили друг друга, и ни тому, ни другому больше не было места в жизни.

Нелан заговорил:

— Революция делается для живых, поэтому будем помнить обо всём, что для нас важно, и стараться ради этого. А пока, киры, давайте выскажем своё мнение.

И снова все послушали Э-Стерма. Он был главой радикалов, но вёл себя, как настоящий лидер Детей Аша, и за ним следовали. Адайн с уважением посмотрела на мужчину. Нелан никогда не вызывал у неё симпатии, и лишь рассказы Каты убеждали в том, что он заслуживал этого, но сейчас она искренне была готова согласиться с подругой.

Один за другим Дети Аша высказывались насчёт революции. Когда от большинства прозвучало решительное «да», они начали обсуждать план, но с каждым словом и Адайн, и Рейн становились всё более хмурыми.

Либералка Мина Б-Неман воодушевленно рассуждала:

— …И тогда-то наш король выступит перед Народным Советом с обличительной речью против Совета. Он распустит его и объявит выборы. Если мы займём хотя бы треть мест…

— Ха, — сказал Рейн и замолчал.

Все уставились на него.

План имел право на существование, он был даже хорош по-своёму. Но в нём не нашлось места тому, чего хотел Крысиный совет — только собственные амбиции Детей Аша.

— Ты что-то хочешь сказать? — раздражённо спросила Эста.

— О да, — Рейн сцепил кончики пальцев и поднёс к подбородку. — Сначала я спрошу: где место для меня? Вот там, где кто-то начинает тявкать по вашей команде, это оно, да? А затем я скажу: пошли к черту. Мне больше не нужен поводок на шее, — Рейн встал. — Это моя революция. Это вы мне будете помогать, а не я вам. Сейчас мне нужны слухи, ясно? Не хотите, боитесь не справиться — плевать, сам всё смогу. Не нравятся мои слова — что ж, вставайте в очередь за Советом, прицел я уже наставил.

Рейн повернулся к Адайн:

— Идём, нам пора.

Девушка поднялась и довольно улыбнулась Детям Аша:

— Хорош же, а? Лучше вам выбрать нас.

Рейн протянул ей руку, и Адайн подхватила его под локоть. Под молчание и тяжёлые взгляды они вышли из комнаты плечом к плечу. Когда дверь за ними закрылась, Адайн, не сдержав дрожи, отскочила от Рейна.

Тот же рост, что у Кая. Даже руку положил также: не подпускал слишком близко, но всё равно держал крепко, уверенно. На секунду она поверила, что снова стоит с Каем бок о бок.

Выйдя из дома, девушка остановилась напротив друга и с горечью произнесла:

— Я столько лет верила Детям Аша! Не слушала ни Кая, ни Вира, всё тайком бегала к ним. Думала, что они действительно за народ. Да, они не такие, как Совет, это две разные стороны, но стороны одной монеты, которую достали из кучи дерьма.

Рейн поддержал её:

— Что Совет, что Дети Аша видят во мне цирковую собачку. Скажи одну команду — встанет на задние лапки, скажи другую — залает. Они думают, что знают все команды, а перед ними выдрессированный пёс, но это не так, совсем не так.

— Ну так что мы с ними сделаем? — Адайн лукаво улыбнулась. — Ну же!

Рейн ухмыльнулся:

— Если обе стороны ведут себя, как дерьмо, надо стать третьей стороной и взять лопату побольше, — уже более серьёзным голосом он продолжил. — Я не могу не действовать. Я бы хоть сейчас переубивал всех, но вы правы. Кирии нужен не просто убийца, а защитник. Я ещё король, и я покажу им настоящую революцию.

Рейн возвышался над Адайн, стоя с прямой спиной, решительным взглядом, крепко сжатыми кулаками, и на миг ей сделалось не по себе. Он сможет повести народ за собой, его будут слушать, и он защитит всех, Рейн неслучайно стал королём. А вот она просто бродяжка с Восьмой. Ей уже нет места в Канаве, но и нет среди высших. И сейчас она была готова сражаться из-за мести, из-за революции, а что потом?

— Мы подумаем об этом после победы, — твёрдо сказала Кайса.

Адайн кивнула. Да, пока надо подумать о деле. Если уж она согласилась быть фанатичкой, то пусть этот фанатизм будет посвящен верному делу, а не только мести.

— Ты ещё можешь отказаться, — сказал Нелан уже во второй раз.

Ката положила гребень на стол и медленно повернулась к нему.

— Ты тоже можешь.

— Разве? — улыбнувшись, мужчина подошёл к ней.

Ката покосилась на их отражение в зеркале над столом: казалось, люди не могли быть более непохожими, чем они.

— Да. Только ты всё равно так не сделаешь. И я тоже.

Найти Вира не составило труда. Он точно совсем не боялся, что они придут за ним. Внутри, несмотря ни на что, всё равно возникал неприятный холод, стоило подумать о том, чтобы снова увидеть его. Но Ката знала, что это самое неправильное чувство на свете. Надо прийти и всё-таки дотронуться до Витторио, но не как мечтала раньше, а для первого и последнего удара.

Больше всего Ката не хотела сражаться, однако она твёрдо решила, что если для предотвращения новой войны ей нужно выйти на битву, она это сделает.

— Но что дальше? — спросила Ката и как можно более твёрдым взглядом посмотрела на Нелана. — Ведь выборов будет недостаточно, так? Все так и продолжат плести интриги, пытаясь вырвать себе кусочек получше. Мы можем убрать Совет, но не изменим людей так просто.

Этот разговор они начинали уже не первый раз, но так и не смогли закончить его. Ката боялась сказать, что она не хочет, не может больше переживать. Ей нужен покой — и не тот мнимый, который установится после революции, а настоящий, когда не нужно бояться за себя и близких. Когда твёрдо знаешь, что новый день для них настанет.