— Верное решение, юноша! — он подался вперёд, готовый делиться знаниями. — Существует две классификации: бои между магически одарёнными и без дара.

— О! Вот это действительно интересно. — я подался вперёд, демонстрируя полную вовлечённость.

— Про бои без дара и говорить нечего, — он небрежно махнул рукой, явно теряя интерес к этой части темы. — Ничего примечательного.

— А что насчёт магически одарённых? — я намеренно добавил нотки восхищения в голос.

— Одарённые делятся на два вида, — его глаза заблестели, выдавая страсть к теме.

— Всего два? — я специально перебил его, наблюдая за реакцией.

По его лицу пробежала тень раздражения, но он сдержался:

— Да, но какие! — в его голосе прозвучали торжественные нотки.

— И какие же? — я продолжал невинно провоцировать его.

— В первом классе сражаются воины с одинаковым магическим даром. Называется «Равные», — он говорил с воодушевлением, жестикулируя всё активнее.

— Вот это да-а-а! — я изобразил неприкрытый восторг юности. — А второй класс?

— Я бы уже давно рассказал, если бы ты меня постоянно не прерывал! — Владимир наконец не выдержал, его голос громом прокатился по помещению.

Я мгновенно сник, опустив плечи и нахмурив брови:

— Простите... Мне просто очень интересно. Буду молчать и слушать.

Его лицо смягчилось — он явно не ожидал такой реакции:

— Нет-нет, это я погорячился. Прости старика.

— Так что там с магами? — я осторожно вернул разговор в прежнее русло.

— Ах да, — Владимир оживился, как ребёнок, готовый поделиться любимой игрушкой. — Обладающие магической силой могут участвовать в классе абсолют.

— А это ещё что? — я изобразил наивное любопытство, хотя внутри уже посмеивался над тем, куда заведёт этот разговор.

Владимир расправил плечи, приняв позу просвещённого наставника. Его рыжая борода едва заметно подрагивала от важности момента. — Это когда они бьются в независимости, какая у них магия, — подытожил он с видом человека, открывающего великую истину. Гордость за свои познания буквально сочилась из каждого его жеста, хоть и не представляла особой ценности среди знающих.

— А в классе абсолют хоть раз бились воины без дара? — я невинно похлопал глазами, закидывая удочку.

Владимир застыл на полушаге, словно наткнулся на невидимую стену. Его лицо приняло то особенное выражение, которое бывает у человека, внезапно обнаружившего, что его любимая теория имеет существенный изъян.

— Как бы так сказать... — он начал смеяться, и его смех напоминал раскаты грома в весенний день. — Это самоубийственная тема.

— Вы в этом деле мастер, — я позволил себе лёгкую усмешку. — Вам лучше знать.

— В этом ты прав! — Владимир просиял, как начищенный медный таз, явно пропустив мимо ушей скрытую иронию. Его самодовольство можно было черпать ложкой.

Мы дошли до задней двери, ведущей во двор. То, что открылось моему взору, заставило забыть обо всём остальном. Владимир превратил задний двор в настоящий тренировочный комплекс: мишени для стрельбы из лука и арбалета тянулись вдоль дальней стены, массивные тренажёры для физического развития располагались под навесом, а замысловатая полоса препятствий змеилась по всей территории.

— Владимир, я впечатлён, — мой восторг был искренним. — Это действительно высший класс.

Словно по сигналу появился Пётр. Его появление было столь же внезапным, сколь и показательным — прямая осанка, гордо поднятая голова. Рыжие кудрявые волосы в сочетании с россыпью веснушек на бледном лице и худощавым телосложением создавали странный контраст с его попытками выглядеть величественно. Даже безупречные аристократические манеры не могли скрыть глубокого безразличия ко всему происходящему в его глазах.

Я перевёл взгляд на Владимира, чувствуя тяжесть предстоящих слов:

— Владимир, мне искренне жаль, — мой голос стал серьёзным. — Вы вложили душу в создание этих условий для сына.

— К чему это сожаление? — его взгляд стал острым, как лезвие.

— Проблема вашего сына лежит в другой плоскости, и боюсь, моя правда вам не понравится.

Улыбка медленно стекла с его лица, словно вода. Мышцы шеи напряглись, выдавая внутреннее напряжение. Краем глаза я заметил Олесю, которая всё это время молча наблюдала за нами. Она прикрыла глаза рукой и массировала виски, явно предчувствуя надвигающуюся бурю.

— В своей жизни я ценю лишь тех, кто говорит правду в глаза, — его голос стал низким и угрожающим.

Я глубоко вздохнул, собираясь с мыслями:

— Мог бы сказать, что вы сами просили, но не стану уходить от ответственности, — я выдержал паузу, глядя ему прямо в глаза. — Главная проблема — ваша гиперопека. Все эти усилия, вся эта забота... Он просто не может их оценить, потому что никогда не знал другой жизни. И именно поэтому так отчаянно сопротивляется.

— И что ты хочешь этим сказать? — нижняя губа Владимира начала предательски подрагивать, а пальцы с побелевшими костяшками сжались в кулаки.

Олеся замерла, не сводя глаз с мужа. В её взгляде читалась смесь тревоги и надежды — она давно пыталась донести до него эту же мысль, но её слова разбивались о стену упрямства. Каждый её вздох выдавал годы несказанных слов и непринятых советов.

Пётр стоял, сдвинув брови, его плечи едва заметно подрагивали от напряжения. В глазах юноши промелькнуло что-то похожее на благодарность — наконец-то кто-то озвучил то, о чём она не единожды намекала.

— Хочу сказать, что вы и есть его проблема, — мой голос звучал ровно, словно я зачитывал прогноз погоды. — Лучшее, что вы можете сделать — отпустить его. Дайте ему возможность самому разобраться в жизни. Всё необходимое вы в него уже вложили.

По лицу Владимира пробежала судорога. Каждое моё слово било по его самолюбию, по его представлению о том, каким должен быть заботливый отец.

— Всё сказал? — эти слова прозвучали как приговор, каждый слог был пропитан едва сдерживаемой яростью.

— Всё! — я намеренно повысил голос. — И мне пора.

— Да будь уж так любезен. — процедил он сквозь стиснутые зубы. Гостеприимный хозяин дома исчез, уступив место оскорблённому отцу.

Едва дверь захлопнулась за моей спиной, как грохот удара по столу сотряс воздух. Звон разбивающегося фарфора — прощальная песня чайного сервиза — эхом разнёсся по двору.

— Довольна? Этого ты хотела? — голос Владимира, намеренно тихий, был страшнее любого крика. — Мало мне одного, считающего меня обузой, так теперь второй взялся меня учить.

Тишина, последовавшая за его словами, была оглушительной. Даже птицы, казалось, замолчали, чувствуя накал страстей.

У выхода меня встретил Захар, его лицо светилось злорадной ухмылкой.

— Не такой уж ты и крутой, как казалось поначалу. — в его голосе сквозило плохо скрываемое удовольствие.

— Это мы ещё посмотрим.

Его брови сошлись на переносице — моя уверенность явно выбивалась из его картины мира.

— Оптимист, значит, — он усмехнулся, но в глазах мелькнула тень беспокойства. — Жизнь-то она другая.

Я проигнорировал его слова, сохраняя безмятежное выражение лица. Всё шло по плану — чтобы с кем-то подружиться, иногда нужно с кем-то поссориться.

— Миш! Подожди! — звонкий голос Олеси разрезал воздух. Она спешила ко мне, её стройные ноги мелькали в складках роскошного синего платья. На её лице читалось беспокойство, смешанное с любопытством.

Я обернулся, встретив её взволнованный взгляд улыбкой.

— Ты это с самого начала планировал? — её проницательные глаза изучали моё лицо. В них читалось понимание, присущее умной женщине, способной разглядеть все тонкости мужских игр. — Что дальше?

— Жить своей жизнью, как и прежде.

Её удивлённый возглас прозвучал почти как смешок.

— Ты же пришёл не просто позлить его? У тебя есть план? — в её голосе проскользнула нотка упрёка.

— План есть всегда. Всё зависит от решения вашего мужа, — я встретил её взгляд с той же интенсивностью. — Я не стану навязываться, если он не захочет меня видеть.