Вернувшись к нам, Аркадий весь кипел от ярости. Он буквально набросился на Архипова:

— Вы злоупотребляете моим гостеприимством! — прорычал он. — Эти ваши обвинения по делу Лапшина — полный абсурд! Никто не поверит словам какого-то обор...

Он осёкся на полуслове, встретившись взглядом с Сан Санычем. В глазах Сан Саныча полыхала такая леденящая ярость, что Златовласов буквально вздрогнул.

Одно это действие было убийственнее любой угрозы.

Архипов с трудом сдерживал усмешку, наблюдая за происходящим. Картина была безнадёжно ясна — Златовласов проигрывал по всем фронтам. Он откинулсяна спинку стула, его взгляд буквально сверлил Златовласова:

— У меня есть свидетели, которые видели, как Захаров напал на Михаила после праздника. Причём напал подло, впятером против двух.

Аркадий попытался было возразить, но Архипов продолжил:

— А что касается Лапшина — под этим заявлением могу подписаться лично я.

— У вас нет никаких доказательств, — выдавил Златовласов, но голос его прозвучал неубедительно.

Архипов усмехнулся — холодно и расчётливо:

— В мире аристократов доказательства — это последнее, о чём кто-либо задумывается. Достаточно просто пустить слух о происшествии с Лапшиным, и эффект будет сокрушительным.

Аркадий буквально съёжился под его взглядом. На несколько мгновений в воздухе повисла абсолютная тишина.

— Боюсь представить, — тихо, но с нажимом продолжил Архипов. — в какую лютую ярость придёт весь род Лапшиных, когда узнают обстоятельства. Они могут даже объявить… кровную войну.

Последние слова прозвучали почти шёпотом, но эффект был сравним с ударом обнажённой шпаги. Аркадий Златовласов буквально осунулся, глядя куда-то поверх нас, погружаясь в лихорадочные размышления.

Сан Саныч и я наблюдали за этой словесной дуэлью, не проронив ни звука. Каждое слово Архипова было отточено, как клинок, и бил безошибочно в самое уязвимое место.

Из всей этой ситуации я сделал вывод: у меня на данный момент нет никакого веса, чтобы самостоятельно решить вопрос такого масштаба, что меня подстёгивает.

Аркадий молча встал и без всяких слов удалился в дом. Мы то и дело наблюдали его фигуру, хаотично шастующего по дому.

Грохот разбивающейся посуды внезапно разорвал тишину особняка. Крики Аркадия, отражаясь от мраморных стен, превращались в неразборчивое эхо, наполненное яростью и отчаянием. Полицейский, ещё минуту назад беседовавший со Златовласовым у парадного входа, теперь поспешно спускался по ступеням, нервно поправляя форму. Его лицо покрылось красными пятнами от едва сдерживаемого возмущения.

Массивные двери распахнулись – на пороге появился Аркадий. Его обычно безупречно уложенные волосы растрепались, а в руках он судорожно сжимал увесистый конверт. Каждое его движение выдавало бушующую внутри бурю эмоций. Подойдя к столу, он с такой силой швырнул конверт, что тяжёлая дубовая столешница отозвалась глухим стоном. В его потемневших глазах всё ещё тлели угольки ярости – деталь, от которой не ускользнула от моего внимательного взгляда.

Дмитрий Петрович, откинувшись в кресле, излучал спокойствие потомственного аристократа. Чуть приподнятый уголок его губ говорил о плохо скрываемом удовлетворении происходящим.

– Я победил вас не жульничеством, Аркадий Романович, а тактическим преимуществом, – произнёс я размеренно, поднимая конверт и глядя прямо в его побелевшее от гнева лицо. – Хотя такие люди, как вы, не умеют проигрывать, каким бы честным ни был бой.

Сан Саныч поднялся из-за стола с неторопливой грацией хищника. Стража, стоявшая по периметру, синхронно напряглась – их руки машинально потянулись к оружию, хотя в глазах читался плохо скрываемый страх. Виктор Петров встретился взглядом с отцом, и они обменялись едва заметными кивками, понимая друг друга без слов.

Отец медленно поднял руку, и его предостерегающий жест словно изменил саму атмосферу. Волна холодной магической энергии растеклась, заставляя присутствующих невольно поёживаться. Это безмолвное предупреждение говорило больше любых угроз.

Архипов, повернулся к Златовласову:

– Прошу прощения за доставленные неудобства, – его слова сочились ядовитой учтивостью. – Надеюсь, мы достигли полного взаимопонимания.

Но Сан Саныч ещё не закончил. В его глазах искрилась плохо сдерживаемая ярость – мысль о том, что кто-то посмел действовать грязными методами, требовала немедленного ответа. Он размеренным шагом направился к древней каменной статуе, окружённой четырьмя декоративными колоннами. Его пальцы сомкнулись вокруг одной из опор, и камень отозвался протяжным стоном.

Время словно застыло. Все взгляды были прикованы к этой демонстрации силы. По поверхности колонны побежала паутина трещин, и через мгновение она разлетелась веером острых осколков, осыпаясь к ногам отца. Статуя, потеряв одну опору из четырёх, сохранила равновесие, накренившись под небольшим углом.

– Это, – Саныч медленно стряхнул каменную пыль с рук, его голос звучал обманчиво мягко, – компенсация за нанесённый ущерб. И помните, Аркадий Романович, в следующий раз я могу оказаться не столь... дипломатичным.

Воцарившаяся тишина, казалась осязаемой. Златовласов застыл статуей, его лицо приобрело пепельный оттенок. В этот момент он осознал, что только что стал свидетелем лишь малой части той силы, с которой ему не стоит вступать в противостояние.

Направляясь к ожидавшей нас карете по вымощенной гранитом дорожке, отец тяжело опустил руку мне на плечо. Его пальцы едва заметно подрагивали – последствия недавнего всплеска магической силы всё ещё давали о себе знать.

– Помнишь, я предупреждал тебя об этих аристократах? – в его голосе смешались усталость и плохо скрываемое раздражение. Морщины на его лице стали глубже, словно последние события состарили его на несколько лет. – Улыбаются тебе в лицо, пока ты им нужен, а как только подворачивается удобный случай – нож в спину. Точно как я говорил про Виноградова Владимира.

Дмитрий Петрович, шагавший впереди своей характерной лёгкой походкой, внезапно остановился. Когда он обернулся с картинным возмущением на холёном лице:

– Послушай, Саша, я, между прочим, тоже аристократ! – его тонкие губы изогнулись в полуулыбке, а в глазах заплясали озорные искры, делавшие его похожим на проказливого мальчишку, а не на умудрённого опытом царедворца. – Не стоит всех нас записывать в предателей.

Саныч машинально потёр виски, где серебрилась ранняя седина:

– Дима, ты же прекрасно понимаешь, что я не про это. Тебя это не касается.

– Владимир – всего лишь винтик в системе, – произнёс я с расчётливым спокойствием, тщательно подбирая каждое слово, – Он никогда не обещал мне покровительства, – я сделал паузу, позволяя словам повиснуть в воздухе. – Хотя... я не собираюсь забывать ему этого.

Когда мы уже оказались в карете, Архипов, прищурившись, окинул меня внимательным взглядом. Его тонкие губы тронула понимающая улыбка – улыбка человека, разгадавшего сложную головоломку:

– Знаешь, в тебе есть то, чего нет у твоего отца, – он бросил лукавый взгляд на Сан Саныча, который тут же насторожился, как медведь, учуявший опасность. – Там, где Александр действует напролом, как медведь в посудной лавке, ты проявляешь удивительную рассудительность и хладнокровие. Такого самообладания у твоего отца нет от слова совсем.

Он на несколько секунд замолчал. Его взгляд затуманился, словно он погрузился в далёкие воспоминания. Внезапно его лицо озарилось, будто он нашёл недостающий фрагмент головоломки:

– А-а-а, – протянул он с искрящейся иронией. – это у тебя точно от матери. Она всегда умела держать себя в руках, даже когда твой отец крушил всё вокруг.

При упоминании матери моё тело отреагировало предательски остро – по коже пробежала волна леденящих мурашек, а руки начали мелко подрагивать. Я поспешно сцепил их за спиной, пытаясь скрыть эту непрошеную реакцию, но зрачки расширились помимо воли, выдавая внутреннее смятение. От цепких взглядов моих спутников не укрылось это мимолётное проявление слабости.