— Это предоставь мне, — хитрая улыбка тронула её губы, заставив меня внутренне насладится победой. — Так что там с планом?

— Если справитесь, пусть приезжает послезавтра в семь утра. Остальное мы обсудим с ним.

Она хмыкнула, явно неудовлетворённая моим уклончивым ответом.

— Да, конечно. Всё никак не привыкну, — она мастерски сдерживала своё недовольство. — Спасибо за визит, прошу простить за произошедшее.

— Это моя вина, — я признал, понимая, что мои действия помешали проявить должное гостеприимство. — Хорошего вечера.

Возвращаясь домой, я размышлял о тонкостях провокации. Это искусство требует точности — один неверный ингредиент, и вся схема рассыпается как карточный домик. Оставалось надеяться, что все компоненты подобраны верно.

Дома меня встретила странная картина: Сан Саныч, погружённый в свои мысли, бродил по двору и дому, будто что-то искал, его движения были рассеянными, а взгляд — отсутствующим.

— Миш! — голос Сан Саныча прорезал вечернюю тишину мастерской. Его тяжёлый взгляд, острый, как отточенное лезвие, впился в моё лицо. — Я, может, чего-то не понимаю? Ничего не хочешь сказать?

Я молчал, не понимая, о чём идёт речь. В голове — пустота.

— Не понимаю, о чём ты. — выдавил я наконец.

Его взгляд заметался по мастерской, как будто выискивая улики. Жилистая рука машинально потянулась к затылку — жест, который я знал с детства. Так он делал всегда, когда что-то не сходилось в его расчётах.

— По моим наблюдениям у нас не хватает части угля и метла, — проговорил он, хмуря густые брови. — Может, какой воришка завёлся, иначе у меня нет объяснения этому.

Конечно, запасы! В попытках изготовить меч я извёл втрое больше материала, чем требовалось. Первые попытки вышли настолько неуклюжими, что пришлось их переделывать, вторые не дотягивали до моих собственных стандартов. К тому моменту, когда получилось что-то стоящее, я уже понимал — недостача будет заметной, но к настоящему моменту эта информация вылетела у меня из головы.

— Кузнечное мастерство — это единственный навык, которым я владею, — произнёс я в спину Сан Санычу, направлявшемуся к сараю. — Это я их израсходовал на выполнение заказа.

Он замер на полушаге, словно наткнулся на невидимую стену. Его широкие плечи окаменели.

— Ты хоть предупредил бы меня, а то я целый день себе места не нахожу, — в его голосе звучало непривычное спокойствие, от которого становилось ещё тревожнее. — Ну то, что израсходовал, это ничего страшного, но нужно же восполнить. Так что гони деньги хотя бы на это, а весь навар, так и быть, тебе.

— Со мной ещё не расплатились. — слова вышли глухими.

Его лицо потемнело, как грозовая туча. Он шагнул ко мне, сократив расстояние до длины руки.

— Тут два варианта, — каждое слово падало, как молот на наковальню. — Первый – я воспитал крысёныша в собственной семье, и тот зажал деньги даже на сырьё. И второй, я воспитал болвана, которого развели как лоха. Даже не знаю, какой из этих вариантов обидней.

За словом в карман он, как обычно, не лезет — эта черта характера Саныча была мне знакома с детства.

— Сам факт, что ты предполагаешь, будто я крысятничал, говорит о твоей собственной неуверенности, — процедил я сквозь зубы. — И нет, я не крысятничал.

— Та-а-ак, — Саныч протянул это слово с той особой интонацией, от которой у любого провинившегося ученика мороз пробегал по коже. Его глаза сузились. — Тогда ты...

— Вторым я себя тоже не считаю, — перебил я его. — Просто пока не расплатились.

— Ну и болван же ты, — звук ладони, встретившейся с его собственным лбом, эхом разнёсся. — Я, получается, просто так при встрече с Виноградовыми перед тобой распинался?!

— По твоим стопам иду, получается, — слова вырвались прежде, чем здравый смысл успел их остановить. Но разве удержишь язык за зубами?

Взгляд Саныча сверлил меня насквозь, словно раскалённое шило. В воздухе повисло ощущение надвигающейся грозы.

— Да ты ещё и хамить мне вздумал? — его рука метнулась молнией, отвешивая звонкий подзатыльник. — Хотел было простить твою тупость, но теперь отработаешь.

«Подумаешь, отработка», — мелькнуло в голове. В конце концов, на ошибках учатся, хотя в моём случае это больше похоже на целенаправленное обучение.

— Как скажешь, — выдохнул я с нарочитой небрежностью. — Что в этот раз?

Моё показное безразличие стало последней каплей. Саныч расплылся в улыбке, не предвещавшей ничего хорошего.

— Я хочу сидеть в новом сортире с видом на лес, а то устал в дверь старушки пялиться, — он величественным жестом указал на заросший бурьяном участок. — Это в качестве наказания, а отработку никто не отменял.

Глядя на его довольное лицо, я только головой покачал. Что за черти нашёптывают ему эти странные методы воспитания? Хотя чего уж там — сам виноват. Мог бы отделаться простой воспитательной беседой, если бы придержал язык за зубами. Говорят, люди учатся на ошибках, но это не мой случай.

Весь следующий день я копал выгребную яму, лопату за лопатой выгребая землю. Пот заливал глаза, руки гудели от напряжения. С каждым взмахом лопаты во мне росла глухая злость — не на Сан Саныча, а на самого себя. Память услужливо подбрасывала картины из прошлого: гильдия убийц, где я был и мусорщиком, и уборщиком, и мальчиком для битья. Злость превращалась в ярость, придавая силы уставшим мышцам.

Когда солнце скрылось за горизонтом, я стоял по шею в яме, которую выкопал. Живот подводило от голода — за весь день только позавтракал. Решил оставить остаток работы на завтра.

— Я стол накрыл, пора ужинать. — позвал я Сан Саныча.

Его не было дома целый день — обходил заведения в поисках заказов. Судя по хмурому лицу, поиски не задались. Неудивительно — репутацию пропить легче, чем восстановить.

— У меня с этими поисками желудок прилип к позвоночнику. Ещё и по нужде сходить некуда, — он метался по комнате как запертый зверь. — Я быстренько метнусь в уборную и за стол.

Пока раскладывал приборы, решил прилечь. Усталость навалилась как свинцовый плащ — отключился мгновенно. Очнулся минут через двадцать: еда остыла, а Сан Саныча всё нет. Вышел во двор, начал звать — в ответ только давящая тишина. Странно, он был слишком голоден, чтобы куда-то уйти.

И тут ночную тишину разорвал его стон — тяжёлый, мучительный. Мурашки побежали по спине, сердце пропустило удар. С ним что-то случилось!

Раздался приглушённый голос из темноты:

— Кто выключил свет? — эхом отразились слова Сан Саныча где-то в глубине, его обычно властный тон сейчас звучал растерянно.

— А ты где? — я едва сдерживал рвущийся наружу смех, прикусив губу.

Из ямы доносилось какое-то невнятное копошение и приглушённые ругательства. Сан Саныч, всегда такой собранный и величественный, сейчас напоминал неуклюжего медведя, пытающегося выбраться из берлоги. Моё самообладание трещало по швам.

В кромешной тьме показались два белоснежных глаза, в которых читалось такое искреннее недоумение, что я едва не расхохотался в голос. Сан Саныч медленно осознавал ситуацию, его пальцы нервно постукивали по земляной стене.

— Это всё твоих рук дела? — прохрипел он, и в его голосе звучала еле сдерживаемая ярость.

— Конечно, моих. Ты же сам сказал, что хочешь восседать на белом троне с видом на лес и указал на это место. — я развёл руками с деланной невинностью.

Сан Саныч сжал кулаки так, что побелели костяшки. Он явно мечтал преподать мне урок, но факт оставался фактом — яма появилась по его собственному распоряжению. Я видел, как он борется с собой, как привычная маска хладнокровия трещит под напором эмоций.

Протянув ему лестницу, я наблюдал, как он поднимается, медленно и методично, словно просчитывая каждое движение. В его глазах читалась сложная смесь раздражения и невольного уважения к моей дерзости.

— Ну вот и что с тобой делать, — выбравшись, он смерил меня тяжёлым взглядом, отряхиваясь от земли. — Я даю поручение тебе в наказание, а последствия всегда сказываются на мне.