Пытаясь проскочить мимо, не поднимая головы, я слишком поздно заметила странность. Когда до спасительных сумерек оставалось два шага, снег под ногами засветился синим, поймав отблески чужого фонаря.
– Ты, – на плечо опустилась тяжелая ладонь. – Ты целитель. Почему молчишь, когда тебя зовут?!
На лбу у меня написано, что ли? Редкая непруха. Хотя кого я обманываю, пьяным дуракам не нужен повод докопаться до прохожих. Да и не целитель я, а дипломированный врач.
– Сударь, – неохотно повернувшись к психу, я утомленно закатила глаза. – Что вам нужно?
И замолчала. В левой руке докучливого мужчины не было никакого фонаря!
Так-так-так, Алевтина, либо тебе пора садиться на серьезные колёса и катиться на них к восстановлению психического здоровья, либо… Что «либо» додумать не получилось. Сжав моё плечо до болезненного оханья, сумасшедший рывком подтянул меня к себе и скинул светящуюся пустоту под ноги. Стетоскоп мне в печень!
Закрутившийся синий снег из простой позёмки превращался в настоящий водоворот, облепляя сапоги и поднимаясь выше к коленям.
– Ты лекарь? Целитель? – словно для порядка уточнил мужик, продолжая стальными тисками удерживать меня рядом.
– Я врач! – от боли на глаза навернулись слёзы. – Отпустите меня немедленно!
– Людей исцеляешь? – не отставал придурок, напряженно всматриваясь в снежный вихрь, уже достигший бедер.
– Да! – двинуть локтем куда-нибудь под ребро не получилось. Цинично усмехнувшись, психанутый козёл перехватил меня за шкирку, как котёнка, и швырнул на обледенелый тротуар. Сволочь!
«Коленки в месиво», – подумалось мне, но удара не последовало. Наоборот, закрыв глаза от слепящего злого снега, я почувствовала ощущение полета и накатившую тошноту. Премудрый Парацельс, куда там падать-то ниже земли?!
Бум! Ой, мама!
– Скотина, – от боли в ногах разом вышибло вежливость. Как и умные мысли, что агрессоров лучше не провоцировать. – Ты что творишь, болезненный?
Заражает меня сумасшествием, наверное. Иначе как объяснить, что вместо ледяного асфальта под ладонями возник мягкий черный ковёр? И мокрый тяжелый буран пропал, сменившись тишиной и едва слышными подвываниями из… угла?
– Углы на улице, – каша из живота перебралась в голову. – Всё, мозг, твоя остановочка. Что происходит?
Мгновенно взопревшая спина в дубленке натолкнула на забавную и крайне дурацкую мысль – я в помещении. Каким резус-конфликтом прямиком с улицы я оказалась в, кажется, спальне – сведений нет. Пока. Но псих, принесший меня сюда, однозначно задолжал ответ.
– Где ты, придурок? Покажись, чтобы я могла тебя задушить, – зарычав не хуже своего обидчика, я рывком села на попу, вскинув голову.
И тут же получила смачную пощечину.
– Заткнись, – равнодушно донеслось сквозь вспыхнувшее в голове марево. Кха-кха… – Встала и взялась за дело.
– Какое ещё дело?! – мокрый металлический вкус на губах вселил страх.
Господи, да что происходит? Кто тут воет? Что им от меня надо?
– Глаза продери, безмозглая простушка, – судорожный подзатыльник вспыхнул новой болью. Чья-то ладонь снова схватила за ворот дубленки, вынудив меня захрипеть и вскочить на ноги, чтобы не задохнуться. – Ну, пошла!
От мощного толчка ноги сами понесли меня к огромной кровати, накрытой роскошным балдахином. Почти упав на ложе и в последний момент затормозив саму себя руками о прикроватный столбик, я резким движением стерла с ресниц налипший и растаявший снег. Из-за чего переполох?
На кровати лежал ребенок. Дошкольник, максимум – первоклассник, мальчик под тяжелым пуховым одеялом редко вздыхал, с хрипами вздымая худую, почти впалую грудь. Один взгляд, и стало ясно: мальчишку явно забрали из хосписа, онкоцентра или туберкулезника провести последние дни жизни дома. Блестящие в лихорадке глаза под вспухшими посиневшими веками незряче глядели перед собой, проигнорировав появление нового человека.
– Диагноз? – горло все еще болело, и под пальцами вспухла кожа.
– Это ты мне скажи, – криво оскалился псих, скидывая пальто на пол и подходя сзади. – Чем он болеет?
– Я? – от негодования пропал голос. – Откуда мне знать, чем болеет ваш ребенок?
Зато чем болеешь ты, ясно с первого взгляда. Наглус психопатус! Распространенное заболевание, передаваемое по наследству через очень большие деньги. А в том, что долговязый придурок в странных шмотках не бедствует, сомневаться не приходится: огромное помещение в стиле барокко с тяжелой изысканной мебелью, картинами в золоченых рамках и гигантским панорамным окном, закругленным наверху в стиле исторического замка, стоили баснословно. Вряд ли мужчина чуть старше меня способен заработать на такое сам, будучи неуравновешенной драчливой сволочью.
– Дуру-то не включай, – неприятно улыбнулся бандит, сжимая кулаки. – Даю десять минут или вырву твой поганый язык с корнем, чтобы не врала аристократу.
Мобильник! Срочно вызвать полицию, спасателей, кого угодно, чтобы вытащили меня из лап этого психа! Только… Что значит «нет связи»?!
За широкой кроватью послышалась возня, и из глубокого кресла приподнялась женщина. Заплаканное лицо контрастировало с длинным бархатным платьем, уворованным не иначе как из театра. Или у них вечеринка в стиле Высокого Средневековья? Только очень уж затравленное выражение на лице грустной дамы.
Неужели он и её украл посреди бела дня, заставив вырядиться в костюм Анны Болейн? Нет, бред. Но дама явно пытается что-то сказать, только из-за сиплого лепета не разобрать ни слова. Полугортанные звуки складываются в причудливые подвывания, будто китаянка пытается выучить польский.
– А, точно, – хмыкнули сзади.
Твою мать! От удара по голове меня швырнуло на пол, а посыпавшиеся из глаз искры мгновенно просветили ситуацию – да меня же похитили чертовы садисты! И ребенка наверняка украли они же, а он внезапно заболел, и… И скорую помощь наверняка боятся вызвать, чтобы не привлекать внимания!
– Мой нос, – из приоткрывшегося рта хлынула кровь, запачкав ковёр. – Вы сломали мне нос…
– Так исцели его, – прошипели сверху, коротко пиная меня в бок.
Дубленка смягчила удар по ребрам, сделав его скорее унизительным, чем болезненным. Великий Авиценна, мне что, убьют здесь? Нет-нет, я не хочу умирать по прихоти долбанутых мажоров! Там же ещё ребенок… Его нужно вытащить из лап общественно-опасного психопата.
– Вставай! – истеричный женский оклик бухнул по голове набатом. – Вставай сейчас же, иномирная стерва!
– Да отстаньте вы от меня, – прогундосила я, кое-как приподымаясь на локтях. – Что вам надо?! Я просто врач, а не чудотворец! Обратитесь в больницу, я-то чем могу помочь?
– Встала и вылечила моего сына, – приказал мужчина, приподымая меня как тряпичную куклу над полом. – Бегом!
С шибанутыми опасными психами лучше не спорить. Дрожа от ужаса и ожидания новой боли, я приблизилась к постели и несмело тронула ребенка за руку. Холодная, как мрамор, белая ладошка безвольно покоилась на одеяле. Но стоило коснуться этой маленькой холодной ручки, как моя собственная ладонь внезапно потеплела. Настоящий каминный жар прокатился от локтя к пальцам, и вспышка из золотых блесток мелькнула в точке соприкосновения.
– У него метастазы в головном мозге, – неизвестно откуда взявшееся знание крепло с каждой секундой. – Вторичное поражение мозга на фоне развитого рака легкого.
Господи, откуда я это сказала? Но чем дольше держу пацана за руку, тем отчетливее понимаю, что жить ему осталось от силы неделю при самом благоприятном исходе. Увы, на такой стадии даже химиотерапевт бессилен, и облучать пацана сейчас – лишь мучить перед неизбежностью.
– Сожалею… господин аристократ, – чем патологоанатом не шутит, когда акушеры работают, – медицина бессильна.