– Вы издеваетесь? – устало спросил эрл, уронив лицо в ладони.

– Даже не начинала. Эрл Клод, чем вы недовольны? Помимо того, что отныне вам позавидуют монахи.

– Точно издеваетесь, – внезапно усмехнулся мужчина.

Взгляд королевского солдата преобразился. Из серых глаз исчезла растерянная паника, сменившись неприятной насмешкой, словно я здесь отныне синий чулок. Круглый человеческий зрачок вспыхнул подавленным гневом и будто слегка вытянулся. Что? Нет, наверняка показалось. Его Гвардейшество – человек. Весьма неоднозначный, ибо за считанные секунды шокированный мужчина превратился в ледышку, сложив руки на груди и задрав подбородок.

– Опрометчиво. Весьма опрометчиво, эрла Алевтина, смеяться над невольными жертвами вашего, будь он проклят, таланта.

– Тогда позволю себе похихикать над жертвой акушера-гинеколога. Ха-ха, эрл Клод, вы довольны? Визит отплатите по стандартному тарифу, всего доброго.

Кто подумал, что я двинутая стерва – тот безбожно прав. Да, мне чертовски жаль пациентов, испытавших на своей шкуре всю прелесть таланта. Но с… стафилококки золотистые, будто божий дар навязывается! Ни разу я не бегала со своим талантом по квартирам, втюхивая его одиноким старушкам, как сломанный пылесос. Всегда предупреждаю: цена огромна! Но кто слушает?

Запишусь к шаманке на мойку ауры от новых сглазов и порч.

Настроение стремительно катилось в тартарары, сбивая на пути человеколюбие. Вынув из стола блокнотик, чуть дрожащая рука нарисовала на бумаге черточку и трижды обвела кружком. Особо вредный пациент! Таких накопилось уже тринадцать – спасенных божественным даром, пришедших за милостью и получивших жизнь в обмен на привычку. Да, боги не разменивались на мелочи, играя по-крупному.

Мужчина, умиравший от сахарного диабета, добровольно отказался от пищевой невоздержанности. Сидя напротив, клялся, что навсегда завяжет с тортами и ликерами, если верну ему здоровье. Итог? Грязно полоскал моё имя по всем проспектам города, мстя за обязанность соблюдать режим.

Женщина, гибнущая из-за подпольного аборта, умоляла её спасти, пообещав взамен завязать с изменами и повиниться мужу. Боги с удовольствием приняли её предложение. А я осталась виноватой за «рухнувшую семью» и очерненное имя изменщицы, не побоявшейся нанять уличных бандитов поучить «проклятую лекарку» уму-разуму. Благо, разбойники оказались не магами и отключились после одной пощечины. Подавать в суд на подлую истеричку не стала, слишком морально вымоталась от произошедшего.

А благородный эрл, шепотом просящий у меня увеличить его «жезл мужественности», снабдив долгой работоспособностью? И смех, и грех. Я отговаривала глупца, как могла, но барон трясся от малейшего намека на отказ и щедро сыпал угрозами пополам с золотом. В тот раз медицинская чуйка сработала на все сто, денег я не взяла. Как в воду глядела! Месяц спустя эрл топал ногами и орал, что я сломала ему жизнь – ни одна женщина не соглашается быть с ним из-за болезненных ощущений. Вот он не постеснялся написать заявление на целителя, обвинив в неправомерном медицинском вмешательстве.

Нервотрепка, конечно, зато компенсация щедра: в три раза больше, чем стоило применение таланта.

– Я дам визитку своего адвоката. Свяжитесь с ним, если надумаете судиться.

– Уже не так весело? – с любезной язвительностью осведомился болван.

Эх, чтоб ты понимал, фазан накрахмаленный? Плевать мне на суды и пересуды, королевская коллегия здравоохранения не позволит запечатать божественный дар. За талант обидно. Если меня просто недолюбливают, то его боятся до визга и всё равно слетаются, как пчелы на мёд. Справедливости ради, не все пациенты проклинали меня и богов, добросовестно выполняя свою часть сделки. С этими гражданами мы оставались друзьями: они приносили вежливые букеты на День целителя и смущенно благодарили. Эрла Присцилла – магиня, получившая новую печень и переливание крови за отказ от опасной косметики – даже покаялась за тягу к свинцовым пудрам и мышьяку для бледности кожи. Винилась в привычке прятать за симпатичным лицом ужасную ненависть к себе, и только вынужденное «обнажение» физиономии позволило ей заглянуть в глубину души. И любить эрлу меньше не стали.

– Катитесь, сударь, по месту прописки. Или прямиком на рабочее место, обед давно закончен. Жаль, что вы, как и прочие, не оценили чудо исцеления, но такова человеческая натура.

– По-моему, вы не до конца понимаете, – прищурился капитан. – Я не уйду, пока вы не исправите содеянное.

Золотистые эполеты на плечах мундира гневно дрогнули, выдавая мужскую несдержанность. Печенки-селезенки, этот казанова всерьез верит в собственный бред? Да его на ближайшем заседании размажут в пух и прах: военные не имеют права отказываться от врачебной помощи, если она позволяет гвардейцу вернуться в строй – это раз. Он сам требовал исцеления талантом, и тому есть свидетель – это два. Нельзя насильно очудить пациента божественным даром – три, нужно исключительно добровольное согласие.

Пятый суд, и такой щенок в истцах. Только время зря терять. Ах, пардон перед оборотнями, не щенок, а фазан, нафаршированный важностью по самые перышки.

– Выставить силой капитана королевской гвардии мне не хватит власти и магии, – легкая ухмылка сорвалась с губ. Эрл подозрительно прищурился. – Оставайтесь. Заодно огребете на свою правовую задницу с пяток жалоб от горожан, чей прием вы сорвали. А возглавит их мой встречный иск на компенсацию материального ущерба – столько золотых не заработаю сегодня, представить жутко.

Эрл Клод выпрямился, развернув и без того широченные плечи. По лицу капитана не ясно, проняла ли его угроза или бесполезно отскочила от дорогого мундира. Но в отражении окна были заметны мои собственные глаза – бесконечно уставшие, покрасневшие от недосыпа и без единой эмоции. Глаза человека, несущего печать божественного проклятья. Объединенное королевство славилось разными чудиками, редкими гениями и незаурядными магами. Пожалуй, именно поэтому я смогла прижиться только здесь, наотрез отказавшись оставаться в удушливом мире златокрылых фениксов и на безбожно отсталой земле вервольфов. Но целительская практика в Объединенном королевстве обязана идти по тройному стажу, чтобы выйти на пенсию к сорока пяти, как самый заслуженный боец с человеческим недугом.

Или я за себя не ручаюсь, всем касторку выпишу.

– Хорошо, я уйду, – сухо кашлянул Клод, хмуря и без того мрачные брови. – Но мы еще встретимся, и, клянусь, вы уберете побочный эффект вашего таланта. Не сочтите меня неблагодарной тварью, за ноги – спасибо. Однако простить вам… это я не могу.

– В другой раз без бахил не пущу, – буркнула ему в спину. – Следующего позовите!

Рабочий вторник подходил к концу, вызывая безобразную зевоту и спонтанное раздвоение в глазах. Мне категорически противопоказано не высыпаться – чревато всплесками садизма и склонностью к таксидермии.

– А я ему и говорю… Вы меня слышите? – упитанный оборотень в расцвете лет подозрительно уставился в мои слипающиеся очи.

– Да-да, продолжайте, – в душе поднял голову вивисектор.

– Я ему и говорю, не может конина вызывать облысение хвоста! А он уперся рогом – может!

– И в результате высокоинтеллектуального спора вы сломали ему нос? – я для порядка уточнила обстоятельства травмы, кося глазом на гнусавую жертву кулинарно-медицинских дискуссий.

– Нет, – опроверг оборотень, щелкая подтяжками. От характерного «чпоньк» пациент вздрогнул. – Мы решили проверить на практике. Поставить, так сказать, эксперимент.

– И конина вам отомстила?

– Да подождите вы! – возмутился собеседник. – Торопитесь, будто на пожар. Не перебивайте старших, эрла.

Колоритная парочка ввалилась в кабинет, когда я собирала сумку. Выставить вон не позволила совесть – волчья морда одного из посетителей была залита кровью и напоминала идеал Чингисхана. То бишь «деву с лицом плоским, как поверхность Соленого озера». В ходе экстренной помощи выяснилось, что вервольфы – тесть и зять, решившие собраться в тесном мужском кругу за кружкой эля, оставив женщин порычать о своем, о девичьем. Речь зашла о нескромных проблемах оборотней «за тридцать пять»: позорном облысении хвоста и скачущем давлении во время охоты. Зять пожаловался на рацион, тесть – опроверг. Слово за слово, и двое выпивших экспериментаторов подкрались к кобыле сбоку, разумно не трогая круп. И пока молодость открывала пошире пасть на беспечную лошадку, а старость подбадривала речевками, из дома вышли они – обалдевшие хозяйки кобылы.