Приезд А.Ф. Керенского, бывшего тогда военным министром, в дивизию круто изменил жизнь Леонида. Как активный участник срыва митинга, на котором должен был выступить Керенский, он был арестован. Ему грозила смертная казнь. Но дело ограничилось тем, что его направили в штрафной полк.
Разложение в армии нарастало. Штрафники стали разбегаться по домам. Линицкому как несовершеннолетнему удалось оформить отпуск, и в октябре 1917 года он приехал домой. Экстерном окончил гимназию.
Во время оккупации немцами Украины Линицкий участвовал в набегах на немецкие посты, вел со своими сверстниками подрывную работу против оккупантов. В одной из операций был ранен.
После выздоровления поступил на естественное отделение физико-математического факультета Харьковского университета. Окончив первый курс, возвратился в Ахтырку на каникулы, но не доехал, а присоединился к одной из частей Красной Армии и отправился на фронт. Участвовал в боях, когда Красная Армия отступала к Курску под натиском превосходящих сил белых. В августе 1919 года был снова ранен. Кроме того, открылась старая рана. Медицинская комиссия, признав его негодным к воинской службе, уволила из армии.
В августе 1920 года, подлечившись, Леонид снова направился добровольцем на фронт. Там его зачислили в разведотдел 13-й армии и он начал проходить подготовку для заброски в тыл противника. Однажды по делам службы юноша был направлен в штаб одной из дивизий. Но когда прибыл на место, там шел ожесточенный бой с прорвавшимися белыми. Линицкий подобрал у убитого винтовку и присоединился к группе красноармейцев, которая занимала оборону на окраине населенного пункта. Во время боя Леонид получил тяжелое ранение. Красноармейцы пытались спрятать его в плавнях, но не успели.
Что случилось дальше, Леонид Леонидович написал в автобиографии: «5/18 сентября я уже был в руках белых, которые первым делом раскроили мне прикладом череп и снова бросили лежать на месте. Затем они меня все же подобрали и отправили со своими ранеными в Севастополь, а оттуда на пароходе в Константинополь, причем они уже сами толком не знали, кто я и что». В карманах у него никаких документов не было. По существовавшим тогда установкам сотрудники разведотделов, предназначавшиеся к заброске в тыл противника, имели соответствующий документ, который заделывался в каблук сапога или маскировался в одежде. Такой документ был спрятан в каблуке сапога и у Леонида. По окровавленной разорванной одежде тяжелораненого и по другим признакам распознать в нем красного лазутчика было невозможно, и он сошел за своего.
Так, вместе с госпиталями, на судах, с остановками в Константинополе, Галлиполи его довезли до Югославии. «Переброска в стан противника состоялась, — думал разведчик. — Ну, а кому я теперь нужен — война закончилась». Задачи, которые ставились разведотделом 13-й армии, естественным образом отпали. Появилась мысль пробираться домой. После госпиталя Линицкий, ослабевший и измученный, начал думать о том, как зарабатывать на жизнь. От воинских формирований белых старался держаться в стороне, хотя там и обеспечивали питанием и одеждой. Существовала опасность разоблачения. В разговорах с солдатами и офицерами вопросы «где служил?», «кто командир?» и т. д. были обычными, и это могло привести к провалу. Поэтому Линицкий решил поступить на стройку. Приняли его чернорабочим, затем перешел на фабрику, где, как позднее писал Леонид Леонидович, он получил настоящую рабочую закалку. Здесь же, на фабрике, познакомился со своей будущей женой Екатериной Федоровной, которая стала ему верной помощницей на протяжении всей дальнейшей жизни.
Все это время Линицкий думал об установлении связи со своими. Однако возможности для этого не представлялось. Он решил установить контакт с прогрессивными югославскими организациями. В 1927 году организовал забастовку рабочих на фабрике, в ходе которой звучали призывы к поддержке СССР. За это его уволили с работы.
Леониду Леонидовичу удалось поступить на медицинский факультет Белградского университета, который он окончил в 1931 году. Работал в разных медицинских учреждениях, потом занялся частной практикой.
Однако мысль о том, что надо искать способ связаться со своими, не покидала Линицкого. Позднее он вспоминал: «Не раз делал попытки связаться с товарищами в Москве и засылал всякие хитроумные письма. Наконец это удалось, и я начал работать в нашей славной разведке».
Так в начале 30-х годов Леонид Линицкий включился в разведывательную работу с нелегальных позиций по линии ИНО. В те годы ряд белоэмигрантских и националистических организаций проводили широкую работу по засылке в СССР боевиков для проведения диверсий на транспорте и промышленных предприятиях, террористических актов против руководящих работников. Это наносило большой ущерб стране, и поэтому остро стояла задача разоблачения и нейтрализации их деятельности.
В инструкциях Центра подчеркивалось: «Задача заключается в том, чтобы парализовать все активные действия боевиков путем тщательной «разработки» и выявления их активности и связей на территории Союза… надо сконцентрировать свое внимание на террористически настроенных элементах эмиграции, агентурно выявлять их намерения и связи. Эта работа очень кропотливая, может, с самого начала малоэффективная, но необходимая. Других путей нет».
К этому времени Леонид Леонидович занимал в обществе солидное положение. Врач, имевший частную практику, считался в Югославии уважаемым человеком. Ему был открыт доступ в высшее общество, он был знаком с белыми генералами и офицерами, высшими чиновниками государственного аппарата страны, сотрудниками иностранных посольств.
Начав разведывательную работу в одиночку, Линицкий в дальнейшем создал работоспособную резидентуру, которая полностью контролировала деятельность основных белоэмигрантских организаций в Югославии, регулярно получала информацию из Парижа, где находился центр этих организаций.
Проникновение в руководящие круги белой эмиграции в Югославии происходило умело, без спешки. Большую роль сыграла профессия Леонида Леонидовича, которого часто приглашали в дома руководителей эмигрантских организаций.
В сообщениях Центру Линицкий писал: «Сегодня меня вызывал в Союз инвалидов ген. Скворцов по делу. К слову, я уже около полутора месяцев состою врачом Всеюгославского союза русских военных инвалидов и особо врачом Белградского отделения этого союза».
В личном деле Линицкого сохранились приглашения Национально-трудового союза нового поколения и некоторых других организаций, в которых сообщается: «Имеем честь пригласить Вас на собрание…» и т. д.
Постепенно Леониду Леонидовичу удалось проникнуть в наиболее опасные для СССР организации и учреждения, занимавшиеся секретной работой. Получаемые им данные о засылке в СССР боевых групп и отдельных террористов позволили нанести серьезный удар по этим организациям в Югославии, а на некоторых направлениях полностью парализовать их деятельность. Так прекратила свое существование организация «Дружина», которая занималась засылкой боевиков через территорию Румынии. Она действовала в тесном контакте с румынской разведкой и находилась под особым покровительством представителя РОВС в Румынии генерала Геруа.
Поскольку переброшенные в СССР террористы арестовывались и предавались суду, о чем сообщалось в прессе, желающих испытать свою судьбу на поприще вооруженной борьбы с Совдепией становилось все меньше и меньше. Поэтому некоторые организации, видя бесперспективность этого дела, стали отходить от террористической деятельности.
Сотрудники резидентуры использовали различные способы для получения данных о перебрасываемых террористах. Тесть Линицкого Дракин был внедрен в местную фашистскую организацию, которая финансировалась немцами Дрепером и Янсоном, имевшими связь с Гитлером. Дракину удалось получить фотографии, биографические сведения на террористов и агентов из числа эмигрантов, которые готовились для переброски в СССР.
Руководство ИНО нередко отмечало успешную работу Леонида Леонидовича. В личном деле имеются такие записи: «За удачно проведенную операцию прошу распоряжения наградить т. Линицкого»; «Материал довольно интересный. По существу прежних заданий имеется ответ на большинство из них». Сохранились и другие свидетельства высокой оценки деятельности резидентуры и ее руководителя.
