В архивных документах фигурируют также данные об оказании помощи его матери. В резолюции одного из руководителей разведки указывается: «Обращаю Ваше внимание на приложенную Линиц-ким выдержку из письма его матери. Старуха сокращена и находится в безвыходном положении. Ясно, что такого рода письма сплошь и рядом диссонируют с нашими обещаниями. Линицкий не в панике, но убедительно просит нас помочь старухе.
Прошу со своей стороны «нажать» на Харьков, чтобы ее восстановили на службе. Пока же необходимо срочно переслать ей 500 рублей».
Помимо получения информации обычным путем резидентура провела несколько острых мероприятий по добыванию особо ценных документальных материалов. Речь идет о проведении негласных выемок документов из сейфов некоторых руководителей РОВС и НТСНП. В сейфах этих лиц хранились особо важные материалы, нередко касавшиеся контактов с разведслужбами западных стран, планы предстоящих операций на территории СССР и некоторые другие важные документы.
После ареста членов резидентуры для расследования обстоятельств дела руководство РОВС создало свою специальную следственную комиссию во главе с бывшим царским сенатором Трегубовым (официальное следствие велось сербской тайной полицией). В заключении следственной комиссии, составленном в 1937 году, приводятся данные о том, как разведчик постепенно проник в руководящие органы белой эмиграции и каким образом он добывал секретную информацию. Эти данные соответствуют действительному положению дел, и поэтому их небезынтересно привести здесь.
«Основная задача Линицкого, — отмечалось в докладе, — заключалась в сборе сведений о IV отделе РОВС, в особенности о его секретной работе, и надо отдать ему справедливость, он планомерно приступает к осуществлению этой задачи. 3 мая 1933 г. он заполняет опросный лист для зачисления в члены Белградского отделения гал-липолийцев; 26 июля того же года заполняет второй такой же лист. Ни в одном из этих листов подписей поручителей или указания на их личности не имеется. Если даже признать, что он поступил в галлиполийское общество с 3 мая, то 17 мая, то есть через две недели, он уже упоминается в протоколе заседания правления, 21 июня того же 1933 г. кооптируется в состав правления, 3 января 1934 г. становится действительным членом правления, в каковой должности состоял вплоть до дня ареста».
И далее: «Одновременно с быстрым продвижением в местный галлиполийский центр Линицкий сначала вступает в образованную подполковником Козубским группу по изучению СССР и для «разработки» тем заходит к ротмистру Комаровскому в канцелярию IV отдела, а после того, как Комаровский отказался от делаемых им у галлиполийцев докладов, Линицкий его заменяет и под предлогом сбора для этих докладов сведений начинает чаще посещать Комаровского и даже брать у него материалы к себе на дом.
В ноябре 1934 года на Линицкого возлагается исполнение обязанностей секретаря правления белградского отделения галлиполий-цев, которые он нес до 10 декабря того же года. Однако, очевидно, выгодное положение секретаря, не только дающее возможность знать всю (даже конфиденциальную) переписку общества, но и позволяющее открыто знакомиться со многими бумагами и в канцелярии IV отдела, побудило Линицкого и после сдачи должности секретаря продолжать именовать себя таковым, вследствие чего не только многие офицеры, но даже и военный агент полковник Базаревич считали его секретарем. Базаревич собственноручно написал, что доктор Лини цкий последние 7–8 месяцев перед арестом работал во второй комнате канцелярии «как секретарь белградского отделения общества галлиполийцев». Таким образом, этот большевистский агент сумел создать себе в белградском центре РОВС исключительное положение».
Одним из источников Линицкого был заместитель начальника IV отдела РОВС ротмистр Комаровский. Комаровский во многих случаях знал о переброске боевиков в СССР и делился этой информацией с Линицким, а иногда давал ему секретные поручения агентурного характера.
Центр рекомендовал Линицкому на судебном процессе не связывать свою деятельность с советской разведкой, а выступать под флагом самостоятельной политической организации, борющейся против террористической деятельности отдельных руководителей белой эмиграции. Нужно было наметить такую линию защиты подсудимых, чтобы подчеркнуть, что они действовали из любви к Родине, ни одним своим действием не нанесли вреда Югославии, а информацию о террористической деятельности отдельных белогвардейских групп пытались довести до сведения своего государства и мировой общественности. Важно было также в ходе судебного процесса разоблачить истинную роль РОВС и НТСНП, показать, какой вред они наносили Югославии своей террористической деятельностью. Такая линия должна была показать общественности Югославии, что руководители белоэмигрантских организаций используют территорию их страны в провокационных целях.
Руководители РОВС и НТСНП стремились по-своему влиять на ход следствия. Им важно было обвинить Линицкого и его группу в шпионской деятельности и прикрыть свою террористическую деятельность, успокоить белоэмигрантскую общественность. Представив дело так, что группа Линицкого работала против Сербии, собирала шпионские данные об этой стране, они надеялись отвести удар от себя.
На процессе Линицкому было предъявлено обвинение в том, что он собирал сведения о стратегических железных дорогах, которые строятся в Югославии, о поставке военных материалов из Германии, в фотографировании моста, в получении данных о численности русских офицеров, находящихся на службе в югославской армии, в копировании секретных актов Югославии.
Во время следствия с арестованными обращались крайне жестоко. Их избивали, пытали, стараясь получить сведения, которые бы подтверждали причастность группы к шпионской деятельности. Леонид Леонидович старался при любой возможности морально поддерживать своих товарищей, во всем брал вину на себя, при очных ставках давал понять, какой линии они должны придерживаться на допросах.
Арестованные члены группы четко следовали линии, которую проводил резидент, и в своих показаниях подтверждали, что работали против РОВС и НТСНГТ по идейным соображениям, что никаких противозаконных действий против Югославии не совершали. Это соответствовало действительности, и следствие, как ни старалось, не смогло инкриминировать им шпионаж.
Наряду с этим Линицкий провел еще одну акцию, которая во многом смешала карты устроителей процесса. Во время следствия и на процессе он назвал в числе членов своей организации нескольких наиболее одиозных белоэмигрантских деятелей, от которых он получал информацию (так и было в действительности, но за одним исключением — они не знали, что имеют дело с советским разведчиком). Настоящим руководителем организации он назвал ротмистра Комаровского, подозревавшегося в связях с английской и польской разведками.
Такой поворот событий резко изменил обстановку. Руководители РОВС начали проводить свои расследования, чем серьезно взбудоражили белоэмигрантские организации не только в Югославии, но и в других странах Европы.
Информация о террористической деятельности РОВС и НТСНП докатилась и до Лиги Наций. В прессе появились отклики, в которых говорилось о необходимости привлечь к суду и противную сторону, то есть белые террористические организации.
Создавшаяся обстановка осложнила положение обвинения. Материалы следствия были направлены не в суд, а в Министерство юстиции, затем в Министерство иностранных дел, а после этого их рассматривал Совет Министров. В результате было принято решение о передаче материалов в суд только на 4 человек, в числе которых оказался и ротмистр Комаровский. Суд признал виновными Линиц-кого и его помощника только в совершении кражи документов из сейфа и проведении пропаганды, наносящей вред Югославии.
Леонид Леонидович был приговорен к 2 годам 8 месяцам каторжных работ, заместитель получил 1 год тюремного заключения, Дра-кин — 6 месяцев, ротмистр Комаровский был оправдан, но ему было предложено покинуть страну.
