Это была рискованная игра, однако Анне, правнучке леди Энн Ху, была хорошо известна история о том, как в 1464 году Елизавета Вудвилл отвергла ухаживания безнадежно влюбленного в нее Эдуарда IV и стояла на своем до тех пор, пока он не пообещал жениться на ней. Для патриархального общества это был беспримерный поступок. Такой брак по любви не сулил королю никаких династических и политических перспектив. Елизавета Вудвилл, вдова не очень знатного рыцаря, стала королевой Англии и самой значительной фигурой после короля.

Этот пример воодушевил Анну и пробудил ее амбиции. При дворе королевы Клод она могла воочию видеть, каким влиянием пользовались Луиза Савойская и Маргарита Ангулемская, то же в свое время она наблюдала и при дворе Маргариты Австрийской в Мехелене. Когда возникла перспектива отношений с Генрихом, эти женщины послужили ей примером – она увидела для себя шанс вписать свое имя в историю Англии и английской монархии. Ей нужно было правильно разыграть эту карту. Не стоит заблуждаться на ее счет, у нее не было ничего общего со сказочной Золушкой, которая встретила своего принца. Она ждала удобного случая, следила за тем, как будет меняться ход игры, и обдумывала, что она может получить от неожиданного поворота событий.

Для Анны брак с Генрихом означал нечто большее, чем просто секс и щедрые подарки, он предполагал общность ценностей и партнерство. Екатерина в первые годы своего замужества с удовольствием исполняла обязанности регента, придумав себе роль представителя интересов своего отца. Однако с появлением Уолси она отошла от дел и предпочла окунуться в круг забот, привычный для английских королев-консортов. Анну такая жизнь не устраивала. Она бы ни за что не стала терпеливо ждать, когда король соблаговолит посетить ее или когда он вздумает похвастать ее талантами в музыке, игре в шахматы или рукоделии перед иностранными дипломатами. Она намеревалась принимать послов вместе с ним, сидеть с ним рядом за столом переговоров, а может быть, даже удостаивать визитеров личной аудиенции. Если бы ей вдруг захотелось поехать с Генрихом на охоту, она бы предпочла ехать верхом рядом с ним, а не в сопровождении придворных дам и фрейлин или многочисленной компании его приятелей.

Едва ли Анна понимала тогда, полюбит ли она когда-нибудь Генриха. Во всяком случае, той романтической искры, которая присутствовала в ее отношениях с Гарри Перси, здесь не было. Однако в том мире, который ее окружал, любовь с первого взгляда не считалась необходимым условием для заключения союза, семейный опыт браков по расчету научил ее, что любовь приходит со временем. Ей в первую очередь была необходима уверенность в нем. К этому времени она уже разгадала главную особенность его характера: чтобы достичь своей цели, нужно было держать под контролем то, чего он более всего желал. Только в этом случае он будет желать ее еще больше. Она была не против обмениваться с ним письмами и символическими знаками любви, однако даже когда ей выделили личные покои в его дворцах, она отказывалась спать с ним. Она понимала, как важно выбрать правильный момент, чтобы уступить ему. Анне было необходимо почувствовать уверенность в том, что его намерения серьезны и он не оставит ее после одной или двух ночей, проведенных вместе.

Не успели завершиться праздничные турниры, как Генрих осознал, что вступил на неизведанную территорию: его счастье, душевный покой, его будущее теперь были во власти женщины, которая играла им как хотела. Она то разжигала его страсть, то охлаждала ее, заставляя его мучиться сомнениями, пока она не будет окончательно уверена в нем. Мы можем так подробно говорить обо всех тонкостях душевных переживаний Генриха в тот период благодаря редкой удаче, которая иногда выпадает историкам. Чудесным образом обнаруженные документальные источники позволяют нам стать непосредственными свидетелями этого бурного этапа личной жизни Генриха. Семнадцать писем, хранящиеся в библиотеке Ватикана,– уникальный эпистолярий, одно из самых удивительных сокровищ, когда-либо созданных королями².

Удивителен сам факт, что они собственноручно написаны Генрихом – монархом, который открыто признавался в том, что писать – это «утомительное и требующее больших усилий» занятие. Не менее удивительна и история о том, как сохранились эти письма, девять из которых написаны по-французски, а восемь – по-английски. Их не изъяли у Анны, как обычно поступали с бумагами тех, кого подозревали в государственной измене; Генрих не пытался их вернуть, когда его страсть к Анне превратилась в ненависть, столь жестокую, что он хотел любым способом избавиться от нее. Совершенно очевидно, что Анна предпочитала держать их при себе, а это значит, что они исчезли незадолго до ее ареста. Обычно – и эта версия довольно убедительна – их исчезновение объясняют тем, что они были похищены из потайного ящика в шкафу Анны кем-то из сторонников Екатерины и тайно переправлены за границу в качестве улик в бракоразводном процессе Генриха. В 1797 году, когда войска Наполеона Бонапарта вторглись в Италию, пятнадцать писем, хранившихся на тот момент в Риме, были вместе с другими документами конфискованы в качестве трофеев и вывезены в Париж, где их изучали, расшифровывали и переписывали французские ученые. Они оставались во Франции до тех пор, пока император не потерпел поражение при Ватерлоо, после чего они снова вернулись в Ватикан³.

В письмах Генрих с предельной откровенностью поверяет Анне самые сокровенные чувства. Он называет ее «моя дорогая», «драгоценная возлюбленная», «единственная женщина, которую я ценю превыше всего» и уверяет, что длительная разлука с ней «невыносима». Используя привычные метафоры куртуазной литературы, он называет ее «своей госпожой», а себя «верным слугой» и осторожно журит ее за то, что она не пишет ему, как обещала: «Вам не доставило удовольствия вспомнить обещание, которое Вы дали мне во время нашей прошлой встречи, и поведать мне добрые вести». С нескрываемой гордостью он говорит о том, что пишет письма собственноручно, а не надиктовывает их – в этой переписке он сам себе секретарь. Почти все его письма заканчиваются заверениями в том, что они «написаны рукой, которая, надеюсь, в скором времени станет вашей» или «рукой секретаря, который всем сердцем, телом и помыслами остается Вашим верным и самым преданным слугой»⁴.

Как известно, ни одна из жен или многочисленных любовниц не имела над ним такой власти, как Анна, никому он так безоговорочно не подчинялся. Он по-детски наивно делится своими острыми переживаниями, страхами, что его чувство может остаться безответным, он постоянно ищет подтверждения любви и поддержки. Это была любовь безрассудная и всепоглощающая. Он не сдерживал своих чувств. В письмах, в которых он говорит, что страдает от разлуки с ней, иногда чувствуется искренняя печаль, а иногда проступает образ совсем другого Генриха, который настаивает на своем и не терпит возражений и вопросов, который ждет и требует повиновения, и в нетерпении которого ясно слышится угроза.

При внимательном изучении этой эпистолярной находки читатели сталкиваются с двумя проблемами: не сохранилось ни одного письма Анны к королю (впрочем, вполне возможно, что пропали и некоторые его письма к ней) и ни в одном из писем не проставлена дата, поэтому разные переписчики и историки датируют их по-разному. Впрочем, мы можем многое узнать о ее манере писать и о ее отношении к письмам Генриха из его ответов – все это помогает нам лучше представить ее личность и понять секрет ее обаяния. В некоторых письмах есть указания или отсылки на известные события того времени, что позволяет более уверенно ориентироваться по месту и времени⁵.

Нет необходимости особенно напрягать воображение, чтобы представить, как отреагировала Анна на романтические ухаживания Генриха. Первое из сохранившихся писем указывает на то, что она вместе с матерью уехала в Кент, чтобы обдумать сказанные им слова; скорее всего, она в это время находилась в Хивере, но возможно, и в Пенсхерсте⁶. В письме, написанном по-французски, на языке любовной литературы, Генрих умоляет ее вернуться. Он прибегает к метафорам из астрономии, чтобы показать, как сильна его верность, и поделиться страхами по поводу непостоянства его возлюбленной. «Чем длиннее дни,– пишет он,– чем дальше [то есть выше] солнце в небе, но тем сильнее его жар; так и с нашей любовью, ибо в разлуке она сохраняет свой пыл, по крайней мере с моей стороны, смею надеяться, что и с Вашей тоже». Чтобы «упрочить надежду» на то, что ее чувства к нему неизменны, пока он не может быть рядом с ней, он посылает ей «свой портрет, оправленный в браслет и украшенный знаками [эмблемой и девизом]», хорошо ей известными. Генрих надеется, что, если Анна согласится носить подаренное украшение, это будет означать, что она помнит его и не скрывает свою привязанность к нему⁷.