Анна осталась равнодушной к подарку короля. Она избрала довольно опасную тактику, полагая, что, если отвечать молчанием на его письма и страстные мольбы, это позволит ей добиться своего. И она не ошиблась. Вскоре он действительно снова начинает умолять ее «ответить на его последнее письмо» и «прислать добрые вести о себе». Пожелав стать ее «верным слугой», он просит подсказать, что он может сделать для ее благополучия. Наконец, он идет на более дерзкий шаг. «Чтобы Вы чаще вспоминали обо мне,– пишет он,– я посылаю Вам с гонцом оленя, убитого мной накануне вечером, в надежде на то, что, вкушая его мясо, Вы вспомните об охотнике»⁸.

Известно, что Анна имела изысканный вкус в еде, который она приобрела во Франции, где ей довелось отведать разнообразных мясных деликатесов, но современникам было понятно, что этот подарок Генриха говорил о том, что он ведет любовную охоту и преследует совсем другую добычу⁹.

Письмо короля было написано, как отмечает он сам, «рукой Вашего слуги, который часто сожалеет о том, что рядом с ним сейчас не Вы, а Ваш брат»¹⁰. Другими словами, Джордж Болейн входил в ближний круг тех, кто сопровождал короля в этой охотничьей поездке, из чего можно предположить, что Болейны действовали в трех направлениях. Анна с матерью находилась в Кенте, старший Болейн курсировал между Кентом и Лондоном, где узнавал последние новости, а брат Анны докладывал о настроениях Генриха. Возможно, по этой причине ответы Анны на письма страдающего от любви короля были столь продуманными. Ее семья уже доказала, что умеет вести дела и выступать единым фронтом в вопросах политики.

Упоминание Джорджа важно и по другой причине. Зимой 1525/26 года Уолси издал ряд распоряжений о реформировании королевского двора, так называемые Элтемские ордонансы, с целью сократить штат и ограничить влияние ближайшего окружения Генриха¹¹. Он устранил Уильяма Комптона и назначил его помощником придворного казначея. Сэр Уильям Кингстон, уже занимавший пост констебля Тауэра, получил повышение и стал капитаном Королевской гвардии. Генри Норрис сменил Комптона в должности камергера стула и хранителя личного кошелька, а Брайан и Кэрью снова были отстранены. А вот попытка Уолси удалить «молодого Болейна» (речь, разумеется, о Джордже) не удалась. Поначалу в качестве компенсации он стал получать «20 фунтов ежегодно сверх 80 фунтов жалованья, которое было прежде положено ему и его жене, а кроме этого он был назначен одним из виночерпиев, дабы прислуживать за столом, когда король обедал вне дома»¹². Однако, как следует из письма Генриха, Джордж быстро вернулся в число приближенных – и это первое предвестие того, что кардинал постепенно начинал утрачивать свое влияние.

Впрочем, далеко не все и не всегда шло в соответствии с планами Болейнов. В двух следующих письмах, написанных по-французски, просьбы Генриха становятся более настойчивыми. Он хочет знать, как она относится к нему, ибо ему причиняет «невыносимое страдание» неясность относительно того, как расценивать ее ответы – «в его пользу» или нет,– поскольку ему кажется, что она склонна менять свое мнение от письма к письму. Как человек, который «вот уже год, как сражен стрелой любви», он хочет ясности. Если ее любовь больше, чем «обыкновенная симпатия», и она готова отдаться ему «телом и душой», как «должно послушной возлюбленной и подруге», тогда она будет «его единственной госпожой» и он будет любить только ее¹³.

Тон второго письма перестает быть умоляющим и становится более требовательным. Генрих недвусмысленно дает Анне понять, что не получил от нее заверений, которых так жаждал, и что далее так продолжаться не может. На фоне дошедших до Генриха слухов тон письма становится мрачным: «Мне сообщили, что настроение, в котором я Вас оставил, переменилось и что Вы не вернетесь ко двору ни с мадам, Вашей матушкой, ни как бы то ни было иначе, и, если эти сведения верны, я крайне изумлен». Фраза «я крайне изумлен» – традиционная форма выражения недовольства, которая часто встречается в деловой переписке Генриха. Так он обращался к тем, кто осмеливался ослушаться короля или возразить ему. Увидев эти слова, Анна тут же почувствовала опасность.

Не его вина, что Анна «держит его на расстоянии», считает Генрих, поскольку он никогда не «ставил ее в двусмысленное положение», и поэтому ему кажется, что это «слишком малая награда за ту огромную любовь», которую он испытывает к ней. Он искренне удивлен тем, что она не страдает так, как страдает он. Далее следует ультиматум: она должна подчиниться – иначе он прекратит добиваться ее любви, как бы тяжело и горько ему ни было. «Подумайте как следует, моя госпожа,– предостерегает он,– как огорчительно для меня Ваше отсутствие, хотя я надеюсь, что оно не по Вашей воле; но если я пойму, что Вы сами пожелали этого, мне останется только сожалеть о постигшей меня горькой участи и уповать на время, способное излечить меня от безрассудного увлечения». Вне всякого сомнения, в его словах звучит плохо скрываемая угроза¹⁴.

Прочтя эти строки, Анна поняла, что момент настал: пора принять решение. И наконец она отвечает согласием. По ее словам, она все взвесила и желает вернуться. Хотя ее письмо не сохранилось, о его содержании можно судить по краткому ответу Генриха. Должно быть, она написала, что, если он хочет повидать ее, он вправе это сделать, она же покорно примет его, «как подобает слуге». Теперь он будет «господином», а она «слугой» – так все и обстояло в реальной жизни вопреки романтическим заблуждениям Генриха. Хотя поначалу он и выразил некоторое несогласие с таким распределением ролей, затем все же согласился, якобы подчиняясь ее воле¹⁵.

Письмо Генриха заканчивается криптограммой. Символы, в которых зашифрована загадка, отчетливо видны на рукописном оригинале, хранящемся в библиотеке Ватикана, однако правильно расшифровать их буквенные соответствия удалось только одному ученому, и то частично. По его версии, надпись выглядит так: v.n.A.I.de A.o.na.v.e.r¹⁶. Наиболее убедительным представляется предположение о том, что с помощью этих букв обыгрывается имя Анны, при этом некоторые буквы обозначают латинское слово Anno, которое часто сокращают до A^o, что значит «в году» – это служит напоминанием о том, что Генрих пытался завоевать сердце Анны в течение года. Слова «один год» можно также прочитать по-французски – un an (на латыни букве u соответствует v). Однако что может означать r – последняя буква в криптограмме – остается загадкой¹⁷.

18 октября 1526 года Генрих вернулся в Гринвичский дворец и остался там до Рождества. Эдвард Холл отмечает, что рождественские праздники снова прошли с большим размахом: «с обилием яств, пирами, маскарадами, костюмированными балами и банкетами». В канун Нового года король устроил «череду турниров», продлившихся до 3 января, после чего он отправился во дворец Брайдуэлл, чтобы переодеться для следующего маскарада. Гребцы доставили его на королевской барке к дому Уолси в Йорк-плейс, где на ужин собрался весь высший свет. После трапезы «гости в масках танцевали и весело проводили время, а когда вдоволь натанцевались, дамы сбросили маски, и все их узнали»¹⁸.

Анна была в числе гостей праздника, судя по решительному поступку, предпринятому ею за два дня до этого, в первый день Нового года. В Европе было принято дарить друг другу подарки не 25 декабря, а на Новый год. Она познакомилась с этим обычаем еще при дворе королевы Клод. Во Франции подарки, которые преподносили на Новый год, так и назывались – «новогодние дары» или «добрые начинания» (фр. étrennes). Обычно они выставлялись напоказ в шкафах-витринах в приемном зале как свидетельство высокого авторитета правителя. При дворе Генриха подарки для короля и королевы выставлялись отдельно на специальных подмостках и подставках, изготовлением которых занимались дворцовые плотники в период с конца ноября до начала декабря¹⁹.