Уолси поспешил заверить Генриха в своей преданности делу о разводе. «Я призываю Бога в свидетели,– торжественно поклялся он,– что нет ничего, чего бы я желал сильнее, чем достижения успеха в означенном деле»²⁹. 2 или 3 июля кардинал покинул Йорк-плейс верхом в сопровождении Томаса Мора, Джона Кларка, Фрэнсиса Брайана и большой свиты придворных и слуг. В составе огромной процессии, растянувшейся на три четверти мили, он направился в Дувр. Тем временем в его голове уже зрел дерзкий план³⁰. Во-первых, он намеревался расширить сферу действия Вестминстерского соглашения, создав на его основе полноценный военный альянс против Карла. Вторая цель, которую он пока держал в тайне, заключалась в том, чтобы объединить кардиналов из папских владений в Авиньоне, привлечь на свою сторону как можно больше сторонников и возглавить католическую церковь, воспользовавшись тем, что папу Климента все еще держали в плену. Тогда во главе церкви будут два папы: один номинальный – Климент, находившийся в Риме на положении пленника, и фактический в лице Уолси в Авиньоне. При таком раскладе у кардинала будут законные основания противостоять Карлу и добиваться согласия на развод Генриха³¹.

11 июля Уолси отплыл из Дувра во Францию. 18 августа был подписан Амьенский мирный договор³². В официальных источниках, освещавших это событие, среди иллюстраций обращают на себя внимание два миниатюрных портрета Генриха и Франциска в коронах и со скипетрами и гербами в руках. Франциск дал клятву изгнать Карла из Италии и принудить его к переговорам о мире, если Генрих поможет ему в этом и разделит с ним военные расходы. По условиям договора принцесса Мария должна была выйти замуж за герцога Орлеанского, а в случае, если война коснется Нидерландов, английские купцы могли торговать на территории Франции на тех же выгодных для них условиях, какими они пользовались во фламандских «ярмарочных» городах. В подтверждение вечной дружбы монархи по традиции обменялись знаками рыцарского отличия: Генрих был удостоен ордена Святого Михаила, а Франциск – ордена Подвязки³³. Что касается матримониальных планов Генриха, то Уолси упомянул их в беседе с Франциском, «предварив их столь туманными и неясными объяснениями, что тот не понял истинных целей и намерений Его Величества». На то у Уолси были веские причины: он сам их не знал³⁴.

Позже, находясь в Компьене, Уолси при содействии трех кардиналов и папского нунция составил документ, предназначавшийся для папы: в нем говорилось об их намерении заниматься делами церкви, пока папа не может осуществлять свои обязанности³⁵. Неудивительно, что этот план потерпел фиаско, ибо итальянские кардиналы наотрез отказались избрать Уолси наместником папы. Кардиналу ничего не оставалось, как вернуться в Англию³⁶.

Уолси прибыл из Франции в конце сентября. К тому времени ситуация уже стремительно развивалась без его участия, что всерьез угрожало его положению. Первый сигнал он получил от сэра Уильяма Фицуильяма, который все знал о преимуществах двойной игры. В письме к Уолси из Больё от 31 июля он сообщает ему о том, что «Его Величество король держит здесь большой, требующий немалых расходов дом, в котором в настоящее время проживают герцог Норфолк с супругой, а также герцог Саффолк, маркиз Эксетер, графы Оксфорд, Эссекс и Ратленд, виконты Фицуолтер[67] и Рочфорд». Генрих «находится в веселом расположении духа и добром здравии». Он «ежедневно проводит время на охоте и всегда ужинает в личных покоях». «Все это время с ним ужинают герцог Норфолк и герцог Саффолк, маркиз Эксетер и лорд Рочфорд»³⁷.

Генрих созвал военный совет без участия Уолси. Больё располагало к тому, чтобы мешать дело с бездельем. К тому времени поместье превратилось в дворец-усадьбу. Генрих купил старый замок Нью-холл у отца Анны и потратил 17 000 фунтов (свыше 17 миллионов фунтов на современные деньги) на его обустройство. Площадь замка была значительно расширена, и теперь с новыми роскошными жилыми помещениями, галереей, домом привратника, конюшнями, служебными помещениями, часовней, теннисными кортами и водопроводом он представлял собой одну из немногих королевских резиденций, способных вместить весь двор, насчитывавший порядка 600 человек³⁸. Генрих прибыл в Больё несколькими днями ранее из Хансдона в Хартфордшире. Это поместье менее чем в 30 милях от Больё король уже перестроил под «королевский дворец», а потом отдал Анне. Екатерина сопровождала супруга. Несмотря на слухи о том, что Генрих желал уехать без нее, на самом деле он ее «дождался», и они «отправились в путь вместе». Впрочем, Анна тоже не осталась без внимания. Через два дня после того, как королевская чета приехала в Больё, Корнелиус Хейс доставил Анне по приказу Генриха кольцо с изумрудом, а через некоторое время ей был преподнесен рубин³⁹.

Казалось, Норфолк, Саффолк, Эксетер и Рочфорд, та самая четверка приближенных Генриха, которые каждый вечер ужинали с ним в его личных покоях, проявляли солидарность в вопросе развода. На самом же деле эта солидарность была не крепче бумаги. Виконт Рочфорд, отец Анны, поддерживал свою младшую дочь. Норфолк, ее дядя, предпочитал действовать по указке короля. Невысокого роста, худощавый, черноволосый, с узким лицом, он был из той породы людей, на которых нельзя положиться. Про него говорили, что он «разговаривает одинаково любезно и с друзьями, и с врагами»⁴⁰. Его жена Элизабет Стаффорд, дольше всех служившая Екатерине, однозначно поддерживала королеву и вскоре начала тайно передавать ей письма из Рима, спрятанные в ящиках с апельсинами. Ее преданность заметно укрепилась после того, как в 1527 году ее муж завел любовницу, Элизабет (или Бесс) Холланд, в гардеробе которой было много французских нарядов и которая предпочла встать на сторону Анны. В один прекрасный день герцогу достанется от острого язычка язвительной племянницы. Но он знал, что надо терпеть, впрочем, он знал и другое: если отношение Генриха к Анне изменится, он охотно поддержит его в этом⁴¹.

Чарльз Брэндон, герцог Саффолк, стоял перед дилеммой. Он был обязан своей карьерой Генриху, при этом был должен Уолси внушительную сумму. Как человек светский, он мог понять увлечение Генриха, однако он был женат на сестре короля, и ему приходилось подыгрывать ей. Герцогиня Саффолк была главной фрейлиной Екатерины и провела с ней большую часть своей жизни. Дочь короля, сестра короля, королева Франции (пусть и на короткое время), она не могла благожелательно относиться к тем, кто посягал на место Екатерины. Она считала Болейнов карьеристами (фр. arrivistes) и терпеть не могла Анну, возможно из-за того, что подозревала, что та наслушалась при французском дворе грязных сплетен о ее фривольных шалостях с герцогом Саффолком после смерти короля Людовика XII⁴².

Генри Куртене, маркиз Эксетер тоже втайне поддерживал королеву, как и его жена Гертруда Блаунт, одна из первых придворных дам Екатерины и ее ближайшая подруга. Через некоторое время она навлечет на себя гнев короля тем, что будет тайно передавать послам императора Карла важные сведения, добытые у мужа, за что король по просьбе Анны на время отстранит ее от двора. Впрочем, сейчас им с мужем пришлось затаить свое недовольство и помалкивать⁴³.

Единственное, что действительно объединяло этих людей,– ненависть к Уолси, сыну мясника, который столько лет ими командовал. До недавнего времени их возмущала не столько его политика, сколько то, как он монополизировал власть. Однако со времени подписания Амьенского мира общее настроение изменилось: Норфолк, Саффолк, Эксетер и многие другие были убежденными франкофобами, и у каждого из них были свои сомнения по поводу англо-французского союза, не позволявшие им разделять энтузиазм короля. Общественное мнение было на их стороне. Условия Амьенского договора, которые Уолси публично огласил жителям Лондона, вызвали массовые волнения. Как только он, желая досадить Карлу, запретил старейшей компании купцов-авантюристов продавать сукно в «ярмарочных» городах, а велел им вместо этого торговать в Кале, экспорт упал. Как только стало известно, что принцесса Мария обручена с герцогом Орлеанским, на улицах стали появляться листовки с предостережениями в адрес Уолси о том, «что ему не следует навязывать королю свою волю и советовать выдать дочь замуж за француза, а если он и дальше будет упорствовать, то окажется врагом не только короля, но и всего королевства»⁴⁴.