– У них всё хорошо, учатся, не болеют, – ответил дядя. – И как мне кажется, Андрей по тебе скучает.

Слышать это было больно и одновременно приятно. Боль доставляли всплывшие в памяти всплыли картины моего отъезда из дома, но осознавать, что хоть кто‑то в семье обо мне вспоминал, было приятно.

– А я давно тебя заметил, но не стал подходить, пока ты был не один, – сказал дядя Володя.

– Если бы подошли, ничего страшного, я познакомил бы Вас со своей девушкой, – ответил я. – У меня от неё секретов нет.

– Так уж и нет? – улыбнулся дядя.

– Ну есть, конечно, но…

– Ну вот, если есть, то пусть ещё один будет, – сказал дядя Володя, перебив меня. – Раз уж ты в столице, и судьба нас так неожиданно столкнула, давай встретимся где‑нибудь в уютной обстановке и пообщаемся. Мне есть что тебе рассказать.

– Когда? – спросил я.

– Позвони мне завтра утром, и договоримся. Я ещё три дня в столице буду.

Дядя Володя положил на стол визитную карточку, улыбнулся, быстро встал из‑за стола и ушёл. Я взял визитку, спрятал её в карман и уставился в спину уходящему родственнику. Признаться, эта встреча выбила меня из колеи. Снова нахлынули воспоминания о доме и родителях, о брате и сестре, о сказочно приятных годах моего беззаботного детства. Воспоминания о жизни, которая, казалось, была вовсе не моей, а какого‑то другого парня – доброго, наивного и всеми любимого.

Иван Иванович и Родион Степанович вошли в кабинет главы столичного департамента КФБ. Глебов подошёл к столу, поставил на него небольшой чемоданчик и достал из кармана телефон. После этого он открыл приложение с таймером и сказал:

– Час и три минуты.

– Налицо нежелание сотрудничать, – заметил Милютин усмехнувшись.

– И не говорите, Иван Иванович, – ответил руководитель администрации кесаря. – Никакой сознательности у граждан. Но мы готовы к такому варианту.

Глебов открыл чемоданчик и достал из него хрустальный сосуд объёмом около трёхсот миллилитров – почти круглый с широким горлышком и позолоченной крышкой. На две трети он был заполнен кровью. Родион Степанович отвернул крышку и поставил сосуд на стол. После этого он достал из чемоданчика пипетку и маленький флакончик с чёрной жидкостью, накапал в кровь десять капель этой жидкости и произнёс:

– И снова ждём.

Кровь в хрустальном сосуде забурлила и поменяла цвет с красного на чёрный.

– Но, надеюсь, теперь недолго, – сказал Глебов и добавил в кровь ещё пять капель.

*****

Когда Егора высадили возле железнодорожного вокзала, первое время он не мог в это поверить. Он понимал, что никто его не отпустит и за ним явно ведётся слежка, но всё равно ощущения были непривычными – после почти месяца нахождения в душных подвалах КФБ стоять в центре города и вдыхать свежий воздух. Минут пять он простоял, просто наслаждаясь относительной свободой. Потом начал думать, что ему делать.

Сотрудничать с КФБ Егор не хотел. Но и то, что от комитета просто так отделаться не получиться, он тоже понимал. Ещё Егора смутил метод, которым его пытались привлечь к сотрудничеству – слишком уж по‑доброму вели себя с ним сотрудники КФБ. Значит, им было нужно от него что‑то особенное, что под пытками или заклятиями получить невозможно. Но что именно – Егор не знал. Да и знать особо не хотел. Его главной задачей было – попытаться сбежать.

Как только Егора высадили возле вокзала, он сразу же достал из коробки телефон и деньги. Коробку тут же выбросил, а телефон не стал. Ему несколько раз сказали, что не выбрасывать телефон – единственное условие его якобы освобождения. Стоило это условие выполнить, чтобы, если не получится убежать, не отвечать за нарушение договорённостей.

Денег в коробке было достаточно – десять тысяч. Этого хватало, чтобы и перекусить, и купить билет на поезд. И ещё бы осталось. Но попытку бегства на поезде Егор не рассматривал. Он был уверен: до Москвы бы он точно не доехал. Бежать из столицы имело смысл или на машине, или пешком. И желательно ночью. Так как Егор был уверен, что все его передвижения отслеживают через телефон, то в течение оговорённого часа не стал никуда выдвигаться – решил в кафе за кружкой пива дождаться окончания часа, после чего убегать.

Сидя в кафе, Егор придумывал варианты побега из столицы, один сложнее другого, но по тем или иным причинам, все их отвергал. Не было среди них ни одного, который казался бы железным. Когда оговорённый час подошёл к концу, Егор подозвал официанта и сказал ему:

– Я сейчас отлучусь минут на двадцать, может, тридцать. Со стола ничего не убирайте. Счёт не закрывайте. И через двадцать минут холодную кружку пива сразу несите. Договорились?

– Я не могу не закрыть счёт, если Вы собираетесь покинуть ресторан, – возразил официант.

Егор положил на стол три тысячи рублей, что более чем в два раза перекрыло весь его заказ. Официант взял деньги и сказал:

– Счёт не закрывать, через двадцать минут кружку холодного пива. Какого изволите пива?

– Такого же, как в первый раз.

– Будет сделано! Ровно через двадцать минут, – объявил официант и удалился.

Егор достал телефон, поставил его на беззвучный режим и положил на стол. Незаметно накрыл его салфеткой. Оговорённый час прошёл, больше носить с собой гаджет не имело смысла. И если в нём был установлен жучок, то в интересах Егора было дать сотрудникам КФБ повод думать, что их бывший пленник ещё в кафе. После этого он направился в сторону туалета, но в последний момент сменил направление и пошёл на кухню.

Собрав на себе недоумённые взгляды работников кухни, Егор нашёл служебный выход и покинул кафе через него. Оказавшись на улице, он быстро прикинул, в какую сторону лучше бежать и уже практически сорвался с места, как ему резко стало плохо. У беглеца закружилась голова, и во всём теле появилось необычное ощущение – стало очень жарко, и жар этот исходил откуда‑то изнутри. Причём это был не такой жар, что бывает, когда просто поднимается температура – Егору казалось, что его что‑то выжигает изнутри, будто у него закипела кровь.

И всё это сопровождалось невиданной силы зудом. Чесалось так, что хотелось содрать с себя кожу. Не в силах терпеть Егор начал чесать левую руку, посмотрел на неё и ужаснулся – рука покрылась чёрными пятнами. И правая тоже. Егор разорвал на груди рубашку – грудь тоже была в жутких чёрных пятнах. И всё это горело и чесалось. А голова кружилась всё сильнее и сильнее.

– Сволочи! – в сердцах крикнул Егор и направился назад к служебному входу.

К ужасу беглеца, снаружи дверь открывалась магнитным ключом. Егор несколько раз ударил по ней кулаком, но никто не пришёл и не открыл. А самочувствие всё ухудшалось – сил стоять на ногах уже почти не было, а жар, казалось, сейчас прожжёт кожу и начнёт выходить наружу фонтанами кипящей крови. Егор побежал вокруг здания, чтобы зайти с главного входа. Точнее, хотел побежать – сил, уже даже чтобы идти, не было, и каждый шаг отдавался жгучей болью.

Испытывая ужасные мучения, Егор всё же доплёлся до главного входа, испугал выходящую из дверей парочку и вошёл в кафе. Он увидел своё отражение в большом зеркале, расположенном в холле, и ужаснулся. Лицо, шея, руки – всё было покрыто чёрными пятнами с красным отливом. Мест, где бы кожа была обычного цвета, уже не осталось.

С трудом поднимая ноги, Егор направился к своему столику. Навстречу ему побежали администратор и два официанта. В том числе и тот, что его обслуживал.

– Что с Вами? – воскликнул администратор. – На вас наложили заклятие? Я сейчас вызову скорую помощь.

– Нет! – крикнул Егор.

Этот крик дался ему высокий ценой – казалось, что с воздухом из лёгких вырвался поток раскалённого металла.

Егор добрался до стола, сбросил на пол салфетку и взял телефон. Держать его было больно – почерневшие пальцы болели от каждого прикосновения. Горе‑беглец посмотрел на записанный номер, тут же ввёл его и стал ожидать ответа. Гудки шли один за другим, но вызываемый абонент трубку не брал. Егору показалось, что он сейчас потеряет сознание – боль стала настолько невыносимой, что терпеть её он уже не мог.