Водитель был без сознания. Его ноги почти полностью придавило машиной – вытащить парня без использования магии не было никакой возможности. Кузнецов мог простейшим заклятием отбросить внедорожник в сторону, но не рискнул этого делать. Обозначать своё присутствие всплеском магической активности не хотелось. Состояние водителя нельзя было назвать критическим – он был жив, дышал, избежал кровопотери, а что бы там ни случилось с ногами – военные лекари в госпитале исправили бы это без особых проблем.

Майор через разбитое окно пролез в салон машины, добрался до бардачка и достал оттуда аптечку. Вернулся к водителю, сделал парню укол обезболивающего и влил ему в рот магическое снадобье для восстановления сил. После этого Кузнецов снова попытался дозвониться до дежурного по заставе, и опять ничего не вышло. Майор закидал ветками машину и водителя, благо с поваленных деревьев их было легко наломать, после чего отправился в сторону ближайшей трассы. До неё было примерно десять километров, если идти на северо‑восток.

Отойдя от машины примерно на полкилометра, Кузнецов наткнулся на просеку и очень удивился, потому что ещё вчера её здесь не было, И ошибиться майор никак не мог. Просека судя по её направлению вела прямо к границе, и не обнаружить её во время ежедневного объезда участка было просто нереально. Значит, её сделали недавно, возможно, пока Кузнецов лежал без сознания, и без магии здесь явно не обошлось – следов какой‑либо техники не наблюдалось, а просека идеально ровно пролегала сквозь довольно густой лес.

Пока майор гадал, кто мог это сделать, с востока послышался шум. Кузнецов отошёл от просеки метров на пятьдесят и спрятался в густых зарослях орешника. Шум приближался. Через минуту майор разглядел, как на просеке появились непонятные субъекты, которые очень быстро двигались к границе. Когда они приблизились, оказалось что их около пятидесяти – семидесяти. И они бежали.

А когда группа подбежала максимально близко, майор смог разглядеть, что костяк её составляли парни и девушки примерно шестнадцати‑семнадцати лет. Они все были одеты в незнакомую майору одинаковую униформу и бежали плотной группой, боясь рассредоточиться. Сопровождали их около десяти мужчин с автоматами, тоже одетые в униформу, но другую.

Группа пробежала мимо Кузнецова и так же по просеке проследовала к границе. Буквально через минуту их уже не было слышно. Пытаясь понять, что же он увидел, майор ещё раз попробовал дозвониться до дежурного по заставе. Снова ничего не получилось – связь была заблокирована. Кузнецов решил двигаться дальше, держась на таком же расстоянии от просеки, чтобы в случае чего не пропустить другую возможную группу.

И он её не пропустил. Правда, в этот раз группа бежала со стороны границы на восток и состояла из мужчин различного возраста, вооружённых всевозможным стрелковым оружием. Одеты они были кто во что горазд и внешне очень напоминали отряд польских партизан, которые частенько забредали на приграничную территорию и которых майор уже повидал достаточно.

Вооружённая группа пробежала мимо Кузнецова и тоже очень быстро скрылась из вида. Ничего не понимая и не ожидая от увиденного ничего хорошего, майор ускорил шаг, а потом и вовсе перешёл на бег.

*****

В приёмную ректора я вошёл без десяти три, поздоровался и приготовился к тому, что мне зададут вопрос о чае и кофе, но секретарь, заметив меня, сразу же сказала:

– Проходите, Вас ждут!

Она произнесла это так строго, что я невольно взглянул на часы, висевшие на стене, испугавшись, что опоздал. Но стрелки часов показывали четырнадцать пятьдесят, я успокоился, вошёл в кабинет к ректору, поздоровался и сразу же понял, почему мне не предложили напитки – в кабинете, помимо Милютиной, находились её супруг и князь Глебов. Судя по всему, предстоящий разговор не располагал к чаепитию.

– Здравствуй, Роман! – ответила на моё приветствие Анна Алексеевна. – Проходи, присаживайся!

Ректор дождалась, пока я всё это сделаю, после чего добавила:

– Разговор у нас намечается непростой.

Этого она могла и не говорить. Я догадывался, что глава столичного КФБ и сотрудник аппарата кесаря приехали не для того, чтобы спросить меня о самочувствии.

– Во время поединка на тебя было наложено очень сильное заклятие, – сразу же приступил к делу Милютин. – Но ни служба безопасности академии, ни кто‑либо из преподавателей и одарённых гостей этого не заметили. Значит, работал очень сильный маг, что исключает даже предположение о том, что это мог самостоятельно организовать Олег Левашов ради победы в поединке. И мы сомневаемся, что его отец мог пойти на такое, так как это бросает в первую очередь тень на Олега, а значит, на весь род. Таким образом, у нас даже нет предположений, кто мог это организовать и главное, с какой целью. Скажи, Роман, у тебя есть враги?

– Таких могущественных точно нет, – ответил я. – Либо я чего‑то не знаю.

– Ну а, может, ты замечал что‑либо подозрительное в последнее время? – спросил Глебов.

– Если не считать попытки меня убить, самое подозрительное, что я заметил – это то, что меня кто‑то записал на турнир, а потом я попал в одну пару с Левашовым. И мне кажется, подстроить нужный результат жеребьёвки намного труднее, чем провести сильного мага на арену, – сказал я. – Но, возможно, я ошибаюсь.

– Ты не ошибаешься, – поддержала меня Анна Алексеевна. – Мы уже все головы себе поломали, пытаясь понять, как это всё было организовано. Записать кого‑либо на турнир – дело несложное. Достаточно просто подать заявку. Мы, конечно, провели внутреннее расследование, но толку от него было мало. Любой студент мог просто принести и положить на стол секретарю две заявки вместо одной, а секретарь этого просто могла не заметить. Но вот трюк с жеребьёвкой оказался для нас задачкой, которую мы никак не можем разгадать.

– Та ещё задачка, – поддержал супругу Милютин. – Мы отсмотрели видеозапись жеребьёвки. Пётр вытягивал все бумажки с именами, не задумываясь – первые попавшиеся. И ваши с Левашовым имена он вытянул так же – ни на долю секунды не замешкавшись, и это практически исключает версию, что он искал среди кучи бумаг помеченные. После жеребьёвки все бумажки сохранились, и мы сразу же отдали их нашим экспертам. На них сейчас ищут следы каких‑либо меток, но проблема в том, что Пётр не одарённый. Он не мог почувствовать магические метки. И при этом он не смотрел в барабан.

– Но, несмотря на то что мы пока не можем разгадать, как был подстроен нужный результат жеребьёвки, сомнений в том, что кто‑то хотел тебя убить, у нас нет, – сказал Глебов. – Ты уж извини за прямоту, но лучше, если ты будешь знать все грозящие тебе опасности и оценивать риски, чем пребывать в неведении.

– Спасибо, но я уже и сам догадался, что меня кто‑то хочет убить, – ответил я с некоторой раздражительностью.

Мне показалось, что меня усиленно запугивают, хотя никакой необходимости в этом не было – мне и так было страшно.

– Хочет убить или хотел? – спросил Глебов и, поймав мой недоуменный взгляд, пояснил: – Это важно! Попытка твоего убийства могла преследовать две цели: собственно уничтожение тебя или дискредитация Левашова и всего его рода. Для тебя предпочтительнее второе. В таком случае есть шанс, что тебя оставят в покое. Но чтобы разобраться в этом деле, мы и хотим выяснить, есть ли у тебя враги?

– Или у твоей семьи? – добавил Милютин.

– У меня точно нет таких врагов, – ответил я. – А к моей бывшей семье я уже не имею никакого отношения. Вы ведь знаете, откуда я приехал.

Мне не понравился перевод разговора на мою семью, и я приготовился в очередной раз объяснять, что не буду раскрывать тайну своего происхождения, но, как выяснилось, переживал я напрасно – эту тему обсуждать никто не собирался.

– Ну, если врагов нет, то будем надеяться, что тебя просто хотели использовать в игре против Левашовых и теперь от тебя отстанут. Но в любом случае тебе следует сейчас быть максимально осторожным. Я бы, вообще, рекомендовал тебе куда‑нибудь уехать на некоторое время. Прямо сегодня. Но как я понял, ехать тебе некуда.