Разум ещё не успел кануть в небытие, так что поспешные звуки шагов я услышала, как и довольную усмешку.

– Пятнадцатая.

На голову накинули мешок, и стало окончательно темно.

Голова гудела, мешая сосредоточиться. Нос улавливал запах сухости, старой одежды и пыли. Я фыркнула, тут же поморщившись от резкой боли в виске и едва сдержав стон. Кажется, меня чем–то накачали: мысли были вялые, а веки раскрыть было невозможно. Поэтому я лежала, облокотившись щекой обо что–то жёсткое и пыльное и чувствуя, как постепенно проходил гул в голове. Он сменился шуршанием ткани и тихими, полными страха и отчаянья, голосами.

Так, судя по ощущениям, я не в сырой камере темницы Цербера, это что–то другое. Видимо, моя догадка была всё же верной, осталось только раскрыть глаза и осмотреться… как же, это только на словах легко. И о чём я вообще думала? Приключений на жопу не хватает?

Спустя пару минут, собравшись с силами, я всё же приоткрыла глаз, стараясь хоть что–то разглядеть за белой пеленой волос. Дёрнув рукой, которая едва шевельнулась, я с силой придвинула её к себе, осторожно смахнув волосы. Перед глазами предстало небольшое помещение с красно–лиловыми обоями, успевшими поблёкнуть, и коврами на полу. Ничего больше не было, даже окон, только лампы над головой.

Помимо меня, в комнате находилось ещё четырнадцать испуганных, пытающихся понять, что происходит, девушек. Платья у всех были грязными, лица – бледными и очень испуганными. Кто–то плакал, кто–то молился, кто–то утешал других, а кто–то просто молчал. У всех на руках, в том числе и у меня, были полоски металла. Наручники, которые, если что, ударят током.

Прикрыв глаз, я полежала ещё несколько минут, прежде чем осторожно сесть. На меня даже внимания не обратили, и прикрыв лицо волосами, я пододвинула к груди колени, делая вид испуганный девушки. На самом деле никакие чувства ещё толком не пробудились, хотя, чувствую, на подходе у меня гнев на саму себя, самобичевание и ужас от того, что я натворила. Впрочем, ничего нового.

Притянув к груди руки, я оглядела наручники, едва слышно хмыкнув. Ничего не сведущий в них вряд ли поймёт, как выбраться, а вот я тут же поняла. Наручники старые, не раз использованные, так что вскрыть их будет легко.

Соединив запястья вместе и зажав между коленей, я надавила со всей силы, чувствуя, как кожу кольнул ток, успев пропасть прежде, чем меня ударило. Ну вот и всё – теперь это обычные железяки, которые можно с лёгкостью разбить, но не сейчас.

Кожу что–то неприятно оттягивало, и подняв руку, я нащупала корку грязи на лице. Ну и грязной же я была! Наверное, это спасло меня от «узнавания» – с тех пор, как золотой Барон Айшел Ши–Тейн опубликовал видео со мной и моим вызовом Томену Нур–Малу, моё личико стало весьма… известным. Да и как пропустить такое событие, когда какая–то землянка объявляет во всеуслышание, что убьёт самого Барона?! И ладно бы у меня была заурядная внешность, так нет, пар Орика выбелил мои волосы, а благодаря Лаи на лице появились шрамы! Нет, золотую хиимку я в этом не виню, сама оставить захотела, но это уже делало меня узнаваемой.

За дверью послышались шаги, и все тут же смолкли. Я приподняла глаза, слыша, как пискнул замок на двери, и та отъехала. Внутрь вошла дородная дама с тёмно–синей, почти чёрной кожей, такими же глазами и яркими жёлтыми точками зрачков. Одета она была… хм, как бы это описать… Тучное тело с выразительной грудью обрамлял багрово–чёрный корсет, от которого вниз ниспадала полупрозрачная юбка. Голова иномирянки была лысой, но лысина скрывалась за париком. Мне она показалась почему–то знакомой.

Обведя надменным взглядом девушек, она наконец–то довольно усмехнулась, явив несколько рядов мелких жёлтых зубов. Кто–то из девушек вскрикнул и упал в обморок.

– Мне плевать, что вы, дуры, ничего не понимаете, – хриплым накуренным голосом произнесла она, властно обводя взглядом комнату. – Вас продали мне, мадам Жозели, и теперь вы мои девочки для утех.

Я закатила глаза. Мда, что мне в жизни не хватало, так это работы путаной. Кого там соблазнить надо? Только, прошу заметить, я кусаюсь и могу случайно крылышки показать, после которых вы точно на небеса отправитесь.

– Начнём с красивых, – продолжила мадам Жозели, войдя в комнату и подходя к каждой девушке. Беря её за подбородок, она запрокидывала голову, тщательно осматривая испуганное лицо и зубы. При виде некоторых она морщилась, при виде вторых едва вскидывала бровь, при виде третьих удовлетворительно хмыкнула, веля им подняться на ноги. Дойдя до меня, мадам Жозели схватила за волосы и запрокинула голову, приблизив своё обрюзгшее лицо ко мне. – Видала и красивее… ладно, тоже сгодишься. У каждого свои вкусы. Поднимайся.

Она подняла меня за волосы, заставив издать стон и облокотиться об стену. Всего осталось стоять четыре девушки, считая и меня, которых мадам Жозели пальцем поманила за собой, не обращая внимания на оставшихся. Мы послушно последовали следом. Я заставляла себя делать вид испуганной, ничего не понимающей простушки, шагая по пропахшим духами и алкоголем узким коридорам. Вскоре мы вышли к десяткам дверям. За первыми была ванная с круглыми купальнями и уже стоявшими служанками, смотрящими в пол.

– Отмойте их! Живо! Одежду выкиньте! – крикнула на них мадам Жозели. – Приоденьте и отправляйте ко мне!

Служанки, а их было так же четыре, затравленно кивнули. Они не отвели взгляда от пола, даже когда мадам Жозели ушла, мягкими, успокаивающими движениями помогая нам раздеться. Кто–то из девушек заплакал, другие начали тараторить на своём языке, но их никто не понимал, и вскоре они замолкли.

Я позволила себя раздеть и отвести в ванную с горячей, вкусно пахнущей водой. Меня отмыли от недельной грязи и сырости, не смотря в лицо, и потому не узнавая. Я таяла от нежных рук служанки, чья кожа была полупрозрачной, а глаза и вовсе двумя белыми каплями. На тыльной стороне левого запястья красовался личный номер. Меня пробрала дрожь, и я заставила себе напомнить, ради чего тут. Надо узнать планету, где мы сейчас, и связаться с Дамесом Грандерилом. Если тут ещё ловит связь.

Из купальни я вышла свежей, отмытой и чистой, завернувшись в мягкое полотенце и сплетя волосы в косу. Остальные девушки тоже успели выбраться, краснея и заворачиваясь в полотенца. Служанки тем временем открыли соседние двери, отведя нас в просторную, обшитую коврами, комнату с десятками вешалок и нарядами на них. В основном это были платья, начиная от самых откровенных и начиная теми, которые даже в моём понимании были весьма приличными.

Приставленная ко мне служанка подобрала мне небесно–голубое платье со струящимся подолом, разрезанным до бедра. Нижнее бельё было тёмно–синего оттенка, и настолько откровенное, что я не видела разницы идти с ним или без, но ради приличия всё же надела. На спине зашнуровали платье, и подвели к столику с косметикой. Служанка уверенно взяла в руки кисточку с тенями, впервые подняв на меня взгляд и… застыв. Её глаза поражённо раскрылись, впрочем, рот не отставал.

Узнала.

Я подняла руку, прижав палец к губам и улыбнувшись одними уголками. Служанка сглотнула.

– Замаскируй меня, – тихо прошептала я на родном языке иномирки, и та чуть не выронила кисточку.

Моргнув и придя в себя, служанка чуть растерянно кивнула, отложив тонкую кисточку и взяв побольше, обмокнув её в румяна. Я закрыла глаза, чувствуя, как мне, слой за слоем, наносят пудру, скрывая шрамы и делая лицо не таким узнаваемым. Спустя четверть часа на меня с зеркала смотрела та девушка, чей облик я запомнила до своей добровольной отсрочки к Нур–Малам. Правда, служанка придала лицу более здоровый цвет, глаза сверкали лазурью, а шрамы бесследно пропали. Белые волосы иномирка закрутила в лёгкие вихри, закрепив сзади заколкой в виде бабочки.

Остальных тоже привели в порядок, вот только страх из их глаз никуда не пропал, а лишь усилился.

Нас вновь вывели в коридор, и одна из служанок повела к самой дальней, резной, двери. Та раскрылась перед нами сама собой, являя шикарно убранную комнату с балдахинами, подушками, дымом под потолком и тошнотворным запахом духов. На подушках устроилась сама мадам Жозели, а рядом с ней две прелестные иномирки с наручниками. Пусть они нас и встретили с улыбками, глаза их были пустыми.