— Надеюсь, с ними все в порядке. — Я вроде бы заранее знала, что так, скорее всего, и случится, но все равно почувствовала, как внутри что-то сжалось. Слух неприятно резанул чужой голос, отчего я едва не подпрыгнула. Хорошая маскировка, даже звук изменяет. Разве что чувствую себя как на ходулях из-за более высокого роста.

— Взрывов, криков и суеты не видно. Аварийных огней тоже, — констатировал Нейтан, спрыгивая с седла. И едва-едва слышно продолжил: — Идемте, леди. И помните: снимать маскировку пока нельзя. Желательно дождаться, пока «вы» официально приедете… но если такого не случится в ближайший час, то готовьтесь раскрыть свое присутствие. Пока же воспользуемся моим правом входить в это здание в любое время.

— Угу, — кивнула я. — Понял, не дурак. Дурак бы не понял. — Последнюю фразу я сказала чуть громче, привыкая к собственному тембру. Серый квадрат непонимающе на меня покосился, но ничего говорить не стал.

В здание суда мы вошли с какого-то черного хода. Причем даже там стояли внушительного вида стражники, которые буквально облапали нас с Нейтаном с ног до головы. Пришлось сдать на хранение мечи, вытащить кинжалы. А еще с нас чуть не сняли броню — и это едва не разрушило всю мою маскировку. Но лорд Сергрэйв неплохо проехался охранникам по ушам, в том числе надавив своим героическим статусом. Так что нагрудники нам оставили, но, боже, сколько моих нервных клеток погибло за эти минуты, даже представлять страшно.

— Недоработали, — прошептала я, буквально падая на скамейку в комнате ожидания.

— За нас взялись с крайней серьезностью. — Нейтан сел ко мне вплотную и прикрыл глаза, едва произнося слова вслух. — Предлагаю усилить бдительность и не снимать маскировки вплоть до слов «Встать, суд идет». Белый маг прикроет перевоплощение. В идеале вообще было бы ограничиться лишь представителем, но боюсь, тогда собравшаяся знать не простит подобного пренебрежения.

— Знать? — устало уточнила я.

— Ну, мы же сами настояли на открытом слушании. А так как оспаривание приказа императора не то, что происходит часто… скорее, вообще практически не происходит, то посмотреть на сие действие соберется весь высший свет. Человек двести слушателей точно будет.

Минуты ожидания тянулись томительно долго. Я вся изнервничалась. Суд неизвестно где ходит, Алексина не ведут, Элоди, Роэль и мой брат пропали… а мы тут сидим, и даже нет возможности разузнать, что происходит.

Наконец, в дальнем конце зала случилось оживление, и на глазах у всех присутствующих место у левой стены, там, где должен был сидеть подсудимый, начало обрастать железной решеткой, словно лианами.

Вот гады, это они строили клетку для моего мужа. Он ведь сдался, пообещал ничего не предпринимать. А его все равно боятся. Тоже мне, император сейчас у власти. Сыновья без присмотра бегают по стране, черт-те чем занимаются. А он потом такой — почему заговор?!

Да потому. Детей воспитывать надо, а не «сунул хрен пойми каким нянькам и успокоился».

Алексин появился в клетке, как только она доросла до потолка и слилась с ним. Открылась дверь прямо внутри этой решетчатой конструкции, и мой муж вышел из тьмы, громыхая цепями, словно паровоз в гололед. Мамочки, сколько же железа они на него навешали, гадюки!

Зачем?! Чтобы не улетел, что ли? Клетка же и так до потолка!

Алексин смотрел в пол, очень внимательно, будто боялся наступить на жучка и раздавить его. Но в какой-то момент поднял голову и окинул взглядом зал. В глазах его было полное безразличие, серое и мертвое.

Которое на долю мгновения полыхнуло неведомым, когда мой муж увидел лорда Сергрэйва. Или меня рядом с ним?

— Встать, суд идет!

Какие же они тут медленные. Терпения не хватает выждать все необходимые церемониальные процедуры. Прежде судьи в зал пожаловала императорская семья — сам его величество с супругой. А Роэля не пригласили?

Может, и к лучшему, потому что и этих двоих объявляли, ждали, рассаживали и приветствовали почти полчаса. Я отчаянно боролась с желанием дать коронованным особам пинка, чтобы двигались шустрее. Понимала всю абсурдность этого желания, всеми силами растила в себе почтительное уважение хотя бы к титулам… Напрасно.

Лорд Сергрэйв все это время держал меня за руку. И «отсасывал» магию. Иначе, опасаюсь, их величества таки заполучили бы магического пенделя. Нечаянно!

— Алексин Шайнис Янкастер обвиняется в государственной измене и приговаривается…

— Остановитесь! — это выдал, вставая, здоровенный дядька с зычным голосом и в шапочке поверенного. Погодите, мэтр Блюминштайн — вот этот громила? А его стариком вроде обзывали. — От имени леди Янкастер, урожденной О’Райли, признанной супруги Алексина Шайниса Янкастера, заявляю протест!

— Отклоняю, — едко ухмыльнулся судья. — Для этого необходимо присутствие самой леди, чтобы она подтвердила ваши слова. Что-то я не вижу в зале леди Софии Янкастер, урожденной О’Райли.

— Ваш выход, — шепнул мне серый квадрат, чуть скрывая за собственной широкой фигурой, чтобы никто не обратил внимания на внезапную трансформацию его «ученика».

А я выдохнула, мысленно еще раз помолилась всем богам и резким движением сорвала с себя кулон с иллюзией.

— И это является грубейшим нарушением законов империи! — выкрикнула я уже собственным голосом, выходя вперед. — Мэтр Блюминштайн является моим официальным и законным представителем! Я сама подписывала все требуемые бумаги и доверенности! Он буквально мой голос и моя воля. Отклонить его требование в данном случае — это нарушить статьи… — тут я начала перечислять цифры, заранее заученные перед судом.

— Что ж… — Судья, удивительно худощавый и жилистый мужчина в возрасте, неуверенно покосился на представителей императорской фамилии. Проигнорировать мой аргумент он не мог, иначе даже самый глупый слушатель понял бы, что суд — фарс и никаким законам никто тут не следует. А это могло серьезно ударить по престижу империи. Не зря Роэль позаботился о том, чтобы на слушании присутствовала пара послов из соседних стран. Якобы чтобы показать им, что, преступая закон, никто не избежит наказания, даже принц.

И император, и императрица, как и большая часть зрительного зала, сейчас смотрели на меня. Я же впервые смогла подробно разглядеть первых лиц империи.

С императором, конечно, мы уже встречались. И как и в первую нашу встречу, у мужчины от гнева аж белки глаз покраснели, а ноздри раздувались так, будто он готовится взлететь на них, как на турбинах.

Я, кстати, до сих пор удивляюсь, как этот мужчина может быть отцом Алексина. Вообще не похожи. Да у него и с Роэлем было мало общих черт, разве что светлые волосы. И то оттенок совершенно не тот. Казалось, что оба сына пошли исключительно в матерей.

И эту теорию как раз подтверждала императрица — златовласая красавица с такими же, как у младшего принца, темно-вишневыми глазами. Она смотрела на меня спокойно и будто бы даже безучастно. Хотя я искренне считала, что как раз эта женщина — та, кто будет ненавидеть меня больше всего.

Хорошо маскируется, что я могу сказать. Точнее, сказать-то я хотела бы много. Громко и желательно матом. Но увы, здесь императорский суд, а не разборки на Апраксином рынке.

Пришлось держать язык за зубами и предоставить все слова команде поверенных. Под руководством мэтра Блюминштайна еще три дюжих парня справлялись достаточно бодро.

Поскольку устроить фарс с тем, что в зале будет оглашено обвинение, а за ним сразу приговор, не получилось, судебное заседание пошло своим чередом.

Прокурор, или кто он тут, зачитывал пункт обвинения, а мэтр с командой последовательно опровергали каждый факт с помощью бумаг, писем, свидетелей и, самое главное, пунктов нашего с Алексином договора.

Только тут я поняла, насколько все это было диким для патриархального мира. Стоило мэтру зачитать очередное ограничение прав мужа в пользу жены, как его величество на троне в очередной раз менялся в лице и смотрел на сына так, будто тому даже голову рубить больше нельзя — старший принц ее и так давно потерял неизвестно где. Интересно, император забыл, как мы заключали брак и он уже ругался на это, или в тот раз его величество просто увидел первый пункт договора, разгневался и не стал дальше читать?