Как отмечалось, образ тираноборца и богоборца Прометея служит для Леси Украинки воплощением непоколебимости и мужества. Еще до драматической поэмы «В катакомбах» она задумала создать образ древнегреческой мифической царевны Ифигении, в которой тоже хотела показать бунтарскую силу титана Прометея. Художественный замысел Леси Украинки остался неосуществленным, но в дошедшем до нас отрывке поэтесса немногими штрихами нарисовала облик смелой девушки, славящей гордый и мятежный дух человека, рвущего оковы тирании:

Ты, Прометей, оставил нам наследство,
Большое, незабвенное! Ту искру,
Что ты для нас похитил на Олимпе!
Огонь ее горит в моей душе,-
Он дышит буйным пламенем пожара…

В 1905 году написана и фантастическая драма «Осенняя сказка», которая является живым откликом на события революции.

В последний период творчества, совпадающий с годами реакции, наступившей после первой русской революции, Леся Украинка жила светлой верой в силы родного народа. В стихотворении «Эпилог» (1911) она высказывала горькое сожаление, что болезнь мешает ей деятельно участвовать в этой борьбе:

Ох, борцы, когда б вы знали,
Как томят в бессилье руки!
Как лежать в постели тяжко
Скорбным пасынкам недоли,
Положась на милость бури,
На чужой талант и волю.
Чем же тешиться такому?
Только думою своею…
Вы, борцы, ее примите,
Это все, что я имею.

Поражение революции произвело на Лесю Украинку тяжелое впечатление. Она писала Ольге Кобылянской в 1906 году: «…мы теперь все здесь нервничаем, у всех как-то «душа не на месте». Это был тяжелый, грозный и величественный год, сколько было в нем страшных контрастов, «подъемов и падений», буйных надежд и трагических разочарований, великих побед и не зажитых ран… И лично для меня этот год (начиная с прошлой зимы) тоже был таким – он измерил силу моего духа, знаю теперь, что могу и чего не могу…»

Страна, где была задушена свобода, представляется поэтессе мрачным, но вместе с тем грозным лесом, над которым пронеслась буря:

Не так перед бурею жутко,
Как после бури – тоска.
(«Тихую дрему вечернюю…», 1906)

В ее стихах возникают образы костра, покрывшегося золой, под которой тлеют искры. Пока еще одинокий путник не может разжечь пламя давно затушенного костра. Но скрытая искра тлеет для того, чтобы разгореться буйным пламенем, уничтожающим все отжившее («Холодной ночыо брошенный костер…», 1906). Она пишет о глубоком и темном затоне, куда не проникает луч солнца. Но придет время – и острые молнии пронзят самую глубину вод и озарят мрак ослепительным светом («За горой зарницы…», 1907).

Интимная лирика поэтессы часто приобретала черты общественной целеустремленности. Стихотворения, посвященные ее близкому другу, социал-демократу С. К. Мержинскому, долгое время покоились в рукописном фонде поэтессы и только после ее смерти увидели свет. Какая-то особая деликатность мешала поэтессе раскрыть перед читателем свои интимные переживания. Об этом она сама признавалась в письме к Ивану Франко от 13 января 1906 года по поводу его стихотворения «Из дневника»: «Я понимаю ваше чувство, что вы как бы несколько стыдитесь этих стихов, но понимаю не потому, что нахожу смысл в этой стыдливости, а только потому, что по себе знаю это чувство. Однако думаю, что наши личные мысли и чувства чего-нибудь да стоят, если нам не то страшно, не то немного стыдно выносить их на перекресток. Значит, это искреннее, острое чувство – или горячее, или до боли холодное».

Во многих лирических стихотворениях раскрывается тема настоящей, глубокой и самоотверженной любви. Обращаясь к другу, поэтесса говорит о своей преданности ему, о том, что она связана с ним общим делом. И если больной и надломленный борьбой друг представляется ей печальной, но величественной руиной, то она, как нежный и гибкий плющ, обвивает эту руину:

Им хорошо вдвоем, как нам с тобою,
Но час придет рассыпаться руине,
И плющ она укроет под собою…
Зачем он нужен здесь один, в долине?
(«Тебя, как плющ, держать в своих объятьях…»)

Разнообразию тем и сюжетов, введенных в лирику Леси Украинки, вполне соответствует и многообразие формы. Многие ее произведения даже раннего периода удивляют совершенством, легкостью, музыкальностью, гибкостью ритмов. Некоторые лирические стихотворения принимают диалогическую форму и являются как бы зародышами драматического действия.

Леся Украинка любила объединять лирические стихотворения в циклы. Часто поводом к таким объединениям служили внешние обстоятельства. Таковы путевые циклы «Крымские воспоминания», «Крымские отзвуки», «Из путевой книжки». Пребывание в Гелуане отражено в цикле «Весна в Египте». В других циклах: «Мелодии», «Ритмы», «Слезы-перлы» – собраны стихи, близкие по настроениям, вызванные определенными жизненными и общественно-политическими обстоятельствами.

Обладая способностью к перевоплощению, поэтесса легко и свободно чувствовала себя во всех веках и среди разных народов. Герои античных мифов и библейских легенд, первые христиане-неофиты, древние греки и римляне – от знати до рабов,- средневековые рыцари, монтаньяры и жирондисты французской революции, суровые пуритане северо-американской пущи…- трудно перечислить все персонажи, которые живут, мыслят и чувствуют в обширном поэтическом мире Леси Украинки. Ее лирика, выходя за субъективные формы переживаний, соприкасается со смежными жанрами баллады, лироэпической поэмы, драматического этюда. В легенде «Трагедия», в балладе «Грешница», в этюде «Ифигения в Тавриде» властно звучат лирические мотивы, и в образах рыцаря, истекающего кровью, но не побежденного, «грешницы», осмелившейся восстать против несправедливости, в Ифигении, томящейся по родине,- всюду выступают благородные и человечные черты внутреннего облика самой поэтессы. Весь свой дар перевоплощения она обратила на то, чтобы в прошлых эпохах находить драгоценные созвучия со своей современностью и извлекать из них нужные примеры для своего поколения.

В апокрифах и легендах Леся Украинка преобразила библейских героев и героинь – Саула, Давида, Рахиль, придав им новое толкование, отличное от мистико-религиозного.

Умение глубоко и самостоятельно мыслить открыло перед поэтессой возможности переистолковывать давно знакомые человечеству образы и легенды. Пушкинскому «Каменному гостю» она противопоставила «Каменного хозяина», прославленному поэтическому идеалу Данте, его Беатриче, она предпочла «бедный образ» жены Данте – Джеммы Донати, разделявшей с мужем-изгнанником горечь чужого хлеба («Забытая тень»). Над общепринятой во времена Леси Украинки лицемерной моралью христианской покорности и смирения она вознесла единственно достойную человека революционную этику борьбы и восстания против тирании. Поэтесса прославила и раба-неофита, уходящего в лагерь Спартака («В катакомбах»), и художника Ричарда Айрона, отстаивающего полную свободу творчества («В пуще»), и адвоката Мартиана из одноименной драматической поэмы, живущего и борющегося во имя всеобщего блага. Самоотречение, отказ от личного, борьба и мужество – вот качества сердца, которые прославляет Леся Украинка.

Вершиной драматургии Леси Украинки стала «драма-феерия» – «Лесная песня» (1911). Украинская песня была поистине жизненной спутницей поэтессы.