‹1892›
ИЗ ЦИКЛА «МЕЛОДИИ»
* * *
Ночь была и тиха и темна.
Я стояла, о друг мой, с тобою.
На тебя я глядела с тоскою.
Ночь была и тиха и темна…
Ветер замер печально в саду.
Пел ты песню, я молча сидела,
Песня в сердце тихонько звенела,
Ветер замер печально в саду…
Вдалеке полыхнула зарница.
Что-то дрогнуло в сердце моем!
Словно острым пронзило ножом.
Вдалеке полыхнула зарница…
* * *
Этой песни не пойте, не надо,
Не терзайте мне сердце, друзья!
Тихо дремлет печаль в моем сердце,
Не тревожьте ее забытья.
Не узнать вам, о чем я мечтаю,
Молчалива, бледна, в тишине.
Так же горестно, так же глубоко
Эта песня рыдает во мне.
* * *
Горит мое сердце – горячая искра
Печали зажглась, опалила меня.
Так что ж я не плачу, так что же слезами
Залить не спешу ее злого огня?
Душа моя плачет в тоске неизбывной,
Но слезы не льются потоком живым.
До глаз не доходят горючие слезы.
Печаль осушает их зноем своим.
Хотела бы выйти я в чистое поле,
К земле припадая, прижаться бы к ней
И так зарыдать, чтоб услышали звезды,
Чтоб мир ужаснулся печали моей.
* * *
Вновь весна, и вновь надежды
В бедном сердце оживают,
Снова зыбкие мечтанья
Сны о счастье навевают.
О весна! Мечты-подруги!
Сны, что вечно живы!
Я люблю вас, хоть и знаю,
Как мне неверны вы!…
* * *
Гляжу я на ясные звезды,
И смутно в душе у меня,
Смеются бесстрастные звезды,
Немыми лучами маня.
Вы, звезды, бесстрастные звезды,
Не те вы сегодня, не те,
Что сладкую лили отраву,
Моей отвечая мечте.
* * *
Стояла я и слушала весну.
О, как она мне много говорила,
То пела песню звонкую одну,
То мне тихонько-тихо ворожила.
Она мне напевала про любовь,
Про молодость, про радость и печали,
Она мне все перепевала вновь,
Что мне мечты давно уж рассказали.
* * *
Я песнею стать бы хотела
В тот миг, что сияет светло,
Чтоб вольная песня взлетела,
Чтоб эхо ее разнесло.
Под самые звезды бы взвиться
Напевам звенящим моим,
На волны бы им опуститься
И слиться с простором морским.
Пускай бы звенели мечтанья
И счастья заветные сны –
Яснее, чем звезд трепетанье,
Звучнее, чем рокот волны.
* * *
Эта тихая ночь-чаровница
Покрывалом спокойным, широким
Распростерлась над сонным селом.
В небесах просыпалась зарница,
Будто в озере тихом, глубоком
Лебедь всплескивал белым крылом.
С каждым всплеском тех крыл лебединых
Сердце билось, в тоске сиротело,
Замирало в тяжелой борьбе.
Истомил меня злой поединок,
И мне песню пропеть захотелось –
Лебединую песню себе.
* * *
В ненастную тучу кручина моя собралась.
Огнями-зарницами грусть моя в ней разгулялась,
Ударила молнией в сердце,
И крупным дождем полились мои слезы.
Промчалась та непогодь-буря грозой надо мною,
Но все ж не сломила меня и к земле не пригнула.
Я гордо чело подняла.
И взором, омытым слезами, теперь я взглянула яснее,
И в сердце моем зазвучали победные песни.
Весенняя сила в душе заиграла,
Ее не сломили морозы суровой зимы,
Ее не пригнуло туманом тяжелым к земле,
Ее не разбила весны перелетная буря.
Пускай собираются новые грозные тучи,
Пускай угрожает мне огненным, острым оружьем,-
Я выйду одна против бури
И встану – померяем силу!
‹1893-1894›
«НЕВОЛЬНИЧЬИ ПЕСНИ»
МАТЬ-НЕВОЛЬНИЦА
Был ясный и веселый день весенний,
К нам в комнату, в распахнутые окна,
Врывался шум потоков говорливых,
Что вниз бежали улицей нагорной,
И ветерок влетал, и, как ребенок,
Бросал он на пол со стола бумаги.
А вслед за ним влетала стая звуков,
Та песня города, что всем знакома,
Но в ней уже иные были ноты,
Весенние… Они звучали не для нас,
И не было веселья в нашем сердце,
А та весна, что за окном смеялась,
Нам принесла нерадостные слухи
И новости тюремные: в неволе
Сидит один, а тот сошел с ума,
А тот недавно вышел, но,- больной
Душой и телом,- был он арестован
Как раз в расцвете сил, надежд, мечтаний;
Над нами тоже тучей грозовою
Нависли темные угрозы власти.
Такой была для нас в тот год весна.
Сидели мы вдвоем и говорили;
Я с грустью слушала рассказ своей подруги
И бахрому рассеянно сплетала
На скатерти (подруге эту скатерть
В остроге мать когда-то вышивала).
Рассказ тот был отрывистым и тихим,
А голос от печали приглушенным;
Он скоро оборвался, как струна.
Все стихло в комнате, лишь было слышно,
Как в ней играл малыш моей подруги
И маленьким похлестывал кнутом,
На стуле сидя,- трогаясь в дорогу.
Я, глядя на него, тогда сказала:
«Ну, что же делать?
Не печальтесь, друг мой,
Что, может, мы свободы не увидим,
Зато ребенок ваш ее увидит.
Что скажешь мне ты, маленький философ?»
Ребенок на меня взглянул разумно
И ясно любопытными глазами,
А мать его сказала торопливо:
«Молчите, пусть он этого не знает.
Мне помнится, еще ребенком часто
Я слышала от матери покойной:
«Как вырастешь, свободной будешь, дочка».
Она так весело и твердо говорила,
Что я поверила тогда в судьбу иную,
И верила, пока не подросла…
Так говорят и моему ребенку…
Иди играй, мой маленький, иди же!»
Ребенок вновь к игре своей вернулся,
Подруга села шить, а я – за книжку,
Наш разговор на этом был окончен…
